Песня цветов аконита - Дильдина Светлана - Страница 133

• Предыдущая
• 133/141
• Следующая

Вьюрок хмуро молчал, уставившись в серо-желтую пыль.

— Я нашел его. Он хотел умереть.

— Вот как?

— А вы ожидали другого?! — почти со злостью вскинул глаза. — У него тоже есть гордость!

— Или нет смелости?

— Есть! Умения не хватило.

— Я не о том. Смелости явиться ко мне.

— Явиться к вам — подвиг для такого, как он. А его не учили быть героем.

— Учили только играть героев. — Йири с едва заметной усмешкой взглянул на актера. — Возможно, он слишком увлекся красивой игрой? Или, поранив себя, рассчитывал получить прощение?

— В таком не лгут, Высокий. По крайней мере, не Айхо.

— Неужто? Умеющий предавать?

Вьюрок осмелился встать, на сей раз не дожидаясь позволения. И похож был на птицу, что защищает птенца.

— Он не предавал вас, Высокий. Он просто ошибся.

— Как трогательно! — впервые в голосе наместника прозвучали недобрые нотки. Актера словно голого бросили в снег, он заговорил сбивчиво, торопясь изложить все — пока не велели молчать.

Йири выслушал. Повел плечом:

— Где он?

— Простите мою дерзость, Высокий… я не скажу.

— Хочешь разделить его вину?

— Я и так уже…

Господин задумчиво произнес:

— Если скажешь сейчас — ты свободен. Я не стану тебя преследовать.

— Нет, — оказывается, так светло и легко бывает, когда нечего терять.

Наместник улыбнулся — удивительно мягко, по-доброму.

— Нетрудно будет его разыскать.

— Я знаю, шин… Но сделаю все, чтобы Айхо не нашли. А если найдут — не отдам.

— Что же ты сделаешь? — все так же мягко — и без насмешки.

— Уж лучше я сам… Все равно Айхо попробует вновь, если увидит вас. Сколько можно мучить его? Он создан для радости, а знал лишь игру в нее.

— Каждый получает то, для чего создан.

— Я не верю в эти слова! Почему человек, наделенный красотой и талантом, должен испытывать только боль — или смириться и стать игрушкой?!

Наместник молчал. Потом спросил:

— Значит, не отдашь его мне?

— Господин… если меня живым отпустят, не отдам!

— Что же… Спешить некуда. Пусть поразмыслит. Только знай — я сомневался. Но после твоих слов… Ты сам не понял, что сказал — и в этом твое счастье.

Лежал, облокотившись на руку — царапина на боку еще немного мешала. Смотрел на щегла в узорной клетке, скачущего, чистящего яркие перышки.

— Дай ему зерен!

— Довольно. Перекормишь, и сдохнет.

— Мы же не можем подарить ему иной радости — пусть хотя бы клюет вволю!

Старший актер засмеялся.

— Весь ты в этом. Даритель. Радости не бывает много, хоть утони в ней! Только я думаю иначе.

— Угу, — откликнулся Айхо. — А моя жизнь полнее была. Мне подаренное отдарками возвращалось.

— Такими, что лучше бы и не надо!

Айхо улегся на бок, положил голову на кулак, снизу вверх посмотрел на товарища.

— Люди… Мне их жаль. Почти все несчастны. Едят много — а все голодны, напиваются, чтобы забыться — а им только горше. Если бы я мог стать чем-то большим, просил бы Сущего — пусть сделает меня прозрачным камнем, в котором горит свет. И чтобы каждый, коснувшийся камня, становился хоть ненадолго счастливым…

— И это все, что ты способен сказать? — прищурил глаза Вьюрок.

— А что еще говорить? У меня нет волшебной силы…

— Ты соображаешь, что нам грозит, или совсем ум потерял?! — не выдержал Вьюрок.

— Не знаю. Я боюсь. Всего — и уйти, и остаться. Почему нас еще не нашли?

Вьюрок и сам боялся об этом думать. Играет, как кошка с мышью?

Вспомнил слова наместника, спросил неуверенно:

— Ты и в самом деле намеревался убить себя? Или же надеялся выжить?

Айхо серьезно вскинул глаза. Не менее серьезно сказал:

— Я не играл, Вьюрок. Но жить… хотел, конечно. Только сейчас я разве живу?

Дождь лил второй день. Вьюрок отлучился поговорить с хозяином домика, а вернулся — Айхо уже не было.

Шел очень долго и очень трудно. А его все не останавливали — вот уже и ступени дома, и коридор; поворот, и другой. На шелке змеятся золотом тканые стебли — а руки свободны. Только золотые цветы держат прочнее веревки.

На пороге не споткнулся — вошел легко и мягко, словно единственно так возможно, и простерся на полу.

— Хорошо, что пришел.

Айхо молчал и не двигался.

— Если хочешь что-то сказать — говори.

Ветер шевелил прядки волос, не схваченных лентой. О чем говорить? Разве только о другом человеке… просить за него.

— Вьюрок, он не виноват… он хотел, как лучше, — чуть шевельнулись губы.

— Все мы хотим, как лучше, Айхо. Он знает, что ты здесь?

— Нет, господин. Наверное, теперь думает, что меня забрали.

— Почему… зачем вы позволили нам уйти?

— Разве?

Йири откинулся к стене, прикрыл глаза.

— Так зачем ты пришел? Устал бояться?

— Потому что тогда сказал… это правда. — И чувствует неуместность этих слов. Будто прощение пытается вымолить.

— И что же мне делать с тобой?

— То, что должно. Только… прямо сейчас, пожалуйста, чтобы не до утра, — добавляет отчаянно и слышит негромкий, неестественный смех.

— Должно — не твое слово!

— Я принадлежу вам. Ваше — стало быть, и мое. Пусть я всего лишь кукла…

—Замолчи! Убирайся отсюда. В Окаэре можешь остаться, но чтобы в городе тебя не было через час!

Это милость или наоборот? Поднимает голову, сжавшись, словно зверек, в которого бросили камень и он ждет второго.

— А… потом?

— Как угодно. Всё.

Поднялся и отвернулся к окну.

— Если вы дарите мне жизнь, то не отнимайте ее в тот же миг… лучше умереть, чем снова — одному! — Руки вздрагивают — какое там смычок, он сейчас и подушку бы не удержал.

— Нет.

Поднялся и вышел стремительно, словно боясь еще хоть немного пробыть здесь.

Шинори понимал, почему Айхо отпустили — хоть и неприятно было, что преступник остался безнаказанным. Вор. Сколько стараний господин приложил, чтобы сделать из мальчишки хоть что-то достойное… и кому приятно, что все труды пошли прахом? Иные со злости разбивают неудачное творение. Но господин не какой-то ремесленник, не умеющий владеть собой, — он может позволить себе просто выбросить негодный материал и не печалиться о неудаче.

— Позвольте, я прослежу за тем, чтобы он покинул город?

Господин чуть наклонил голову — да.

Айхо стоял во дворе, щурясь от вечернего неяркого солнца — словно сто лет просидел в темноте, и даже неяркий свет бил теперь по глазам. Он пришел сюда умереть. И умер. Только, оказывается, смерть — это не только безжизненное тело и костер.

— Эй! — окликнул его человек со ступеней дома. — Иди на конюшню и жди там. И благодари Небо денно и нощно, что тебе повезло.

Пошел, ступая осторожно, словно канатоходец над головой толпы. Главное не ошибиться, а то упадешь.

— Позвольте сказать, — голос Ниро прозвенел за плечом. Юноша сейчас казался гораздо старше.

— Ну?

— Вы помните Найли?

Йири шел вперед, не оглядываясь. Прекрасно знал, что этот не отстанет, коли решился. Много он позволяет мальчишке… Спросил сам:

— Что же, и ты начнешь кричать и метаться, если я велю покинуть этот дом?

— Нет, господин. Хотя я привязан к вам и рад быть среди ваших слуг. Но Айхо, Найли и прочие…

— Они — куклы. Послушные сильному — или канону, какая разница.

— А вы?! — сорвалось с языка; весь напрягся, словно его ударить могли.

— И я. Доволен?

Йири искоса взглянул на юношу. Услышанное того потрясло. Но идет, брови нахмурены, голова наклонена, словно упрямый бычок — не поверил. Нет бы прощенья просить — он еще говорить собрался!

— Если — только игрушка, почему он жив, когда остальные расплачивались за меньшее?

• Предыдущая
• 133/141
• Следующая