Трамвай «Желание» - Уильямс Теннесси "Tennessee Williams" - Страница 5

СТЭНЛИ. И что?

БЛАНШ (сбрасывает халатик, надевает ситцевое платье в цветах). Где Стелла?

СТЭНЛИ. Вышла.

БЛАНШ. Можно попросить вас о небольшой услуге?

СТЭНЛИ. Интересно какой?

БЛАНШ. Застегнуть пуговицы на спине. Можете войти.

Он раздвигает портьеру, подошел, стараясь не глядеть на нее.

Как вы меня находите?

СТЭНЛИ. Что надо.

БЛАНШ. Вы очень любезны. Ну вот — пуговицы.

СТЭНЛИ. Ничего не получается.

БЛАНШ. Ах вы, мужчины, и что у вас только за пальцы — такие здоровенные, неуклюжие… Можно курнуть от вашей?

СТЭНЛИ. Закурите сами.

БЛАНШ. Да, конечно. Спасибо. А в кофре-то, похоже, порылись.

СТЭНЛИ. Да. Мы со Стеллой. Помогали вам распаковаться.

БЛАНШ. Так, так… быстро же вы управились, поработали на совесть.

СТЭНЛИ. А вы, похоже, обчистили не один модный магазин в Париже.

БЛАНШ. Ха-ха! Да, наряды — моя страсть.

СТЭНЛИ. Сколько может стоить такой вот мех?

БЛАНШ. А, этот… подношение одного поклонника.

СТЭНЛИ. Немало, видно, у него было… поклонения!

БЛАНШ. Да, в юности я кружила головы, было дело. А сейчас? Посмотрите. (С ослепительной улыбкой.) Как по-вашему, могла я слыть… неотразимой.

СТЭНЛИ. Выглядите-то вы — блеск.

БЛАНШ. Именно на комплимент я и напрашивалась, Стэнли.

СТЭНЛИ. Ерунда! Не занимаюсь.

БЛАНШ. Что — ерунда?

СТЭНЛИ. Комплименты женщинам насчет их внешности. Не встречал еще такой, что сама бы не знала, красива или нет, и нуждалась бы в подсказке; а есть и такие, что вообще полагаются только на собственное мнение, что ты им ни говори. Было время, гулял я с одной такой красоткой. И вот она мне все: «Ах, я так романтична, ах, во мне столько обаяния». А я ей: «Ну, а дальше?»

БЛАНШ. А она что?

СТЭНЛИ. Ничего. Заткнулась, как миленькая.

БЛАНШ. На том и конец роману?

СТЭНЛИ. Разговору конец — только и всего. Одни мужчины падки до всего этого голливудского сюсюканья, а другие — нет.

БЛАНШ. И вы, безусловно, принадлежите ко второй категории.

СТЭНЛИ. Верно.

БЛАНШ. Да, я представить себе не в состоянии мстительницу, которая приворожила бы вас.

СТЭНЛИ. Верно.

БЛАНШ. Вы простой, прямой, честный, хотя звезд с неба, пожалуй, и не хватаете. Чтобы привлечь вас, женщине нужно… (Неопределенный жест.)

СТЭНЛИ (с расстановкой). Положить… карты на стол.

БЛАНШ (улыбаясь). Да, да. Карты на стол… В жизни столько темнят, столько околичностей. А я люблю, когда художник пишет сильными, яркими мазками и на палитре у него только основные, самые элементарные цвета. Терпеть не могу розовато кремоватой размазни, и знать никогда не желала людей «ни то ни се». Вот почему, стоило вам вчера войти, я тут же сказала себе: «Моя сестра вышла за настоящего мужчину». Конечно, с первого взгляда больше и не скажешь…

СТЭНЛИ (рявкает). А ну, хватит в прятки играть!

БЛАНШ (зажимая уши). У-у-у-у-у!..

СТЕЛЛА (с крыльца). Стэнли! Выйди, не мешай Бланш одеваться.

БЛАНШ. Я совершенно готова, милая.

СТЕЛЛА. Ну так выходи.

СТЭНЛИ. А у нас разговор по душам.

БЛАНШ (весело). Милая, не в службу, а в дружбу. Добеги до аптеки и купи мне кока-лимонад, да чтоб колотого льда побольше. Сделаешь, дружок? Для меня?

СТЕЛЛА (нерешительно). Хорошо. (Уходит, скрываясь за углом дома).

БЛАНШ. Бедняжка подслушивала. А мне кажется, она не понимает вас так хорошо, как я… Ну, так вот, мистер Ковальский, на чем мы остановились? Да… Что ж, давайте начистоту. Я готова ответить на любые вопросы. Мне скрывать нечего. Так что вас интересует?

СТЭНЛИ. У нас, в штате Луизиана, действует небезызвестный кодекс Наполеона, согласно которому все, что принадлежит моей жене, — мое, и наоборот.

БЛАНШ. Боже, что за грозный вид — судья!

Опрыскивает себя духами, шутя направила пульверизатор в него. Он вырвал пульверизатор, швыряет на туалетный столик.

Она, запрокинув голову, смеется.

СТЭНЛИ. Не будь вы сестрой моей жены, я бы знал, с кем дело имею.

БЛАНШ. А именно?..

СТЭНЛИ. Не прикидывайтесь дурочкой. Сами знаете. Где бумаги?

БЛАНШ. Бумаги?

СТЭНЛИ. Документы. Отчетность по плантации.

БЛАНШ. Какие-то бумаги были.

СТЭНЛИ. То есть? — были да сплыли?

БЛАНШ. А может быть, и не сплыли — лежат себе где-нибудь…

СТЭНЛИ. Но, конечно, не у вас в кофре?

БЛАНШ. Все мое — в кофре.

СТЭНЛИ. Так за чем дело стало — взглянули? (Подошел к кофру, рванул крышку, открывает.)

БЛАНШ. Ради бога, что с вами? Какое мальчишество, что вам взбрело? Что я присвоила какие-то деньги и вожу вас за нос, что я могла предать сестру?.. Пустите, я сама. Так будет быстрее и проще… (Подошла, достает шкатулку.) Почти все мои бумаги в этой шкатулке. (Открыла.)

СТЭНЛИ. А там, на дне? (Указывает на связку бумаг.)

БЛАНШ. Любовные письма, пожелтевшие от древности, все от одного мальчика.

Он отбирает их.

(В голосе ее бешенство.) Отдайте!

СТЭНЛИ. Сначала посмотрим.

БЛАНШ. Вы недостойны прикоснуться к ним!

СТЭНЛИ. А, вздор. (Обрывает ленточку и просматривает бумаги.)

БЛАНШ (выхватила их, и они рассыпаются по полу). Теперь, когда они уже залапаны вашими ручищами, их только сжечь.

СТЭНЛИ (сбитый с толку). Да что они такое, черт возьми?

БЛАНШ (собирает листки с поля). Стихи одного мальчика, а самого уже нет в живых. Когда-то я очень больно задела его, вот так же, как вы сейчас хотите — меня, только где вам! Я уж не молода, теперь не ранишь. Ну, а мой муж был молод, не загрубел еще, и я… а! теперь уж все равно. Да соберите же мне их!

СТЭНЛИ. Что это значит — почему вы теперь их сожжете?

БЛАНШ. Простите. Просто потеряла голову. У каждого ведь есть что-нибудь заветное, неприкосновенное. (Вид у нее бесконечно измученный. Садится со шкатулкой в руках, надела очки, методически просматривает большую стопку бумаг.) «Эмблер и Эмблер». Гм… Кребтри… Снова «Эмблер и Эмблер».

СТЭНЛИ. Что за «Эмблер и Эмблер»?

БЛАНШ. Контора. Ссуды под недвижимость.

СТЭНЛИ. Значит, дом пошел на погашение закладных?

БЛАНШ. Кажется, именно так.

СТЭНЛИ. А я знать не желаю никаких «кажется». Что в остальных бумагах?

Она отдает ему всю шкатулку. Он пристраивается к столу и принимается за документы.

БЛАНШ (поднимая с пола большой конверт, тоже набитый до отказа бумагами). Тысячи бумаг за сотни лет, вся история нашей «Мечты»… долгая повесть о том, как наши, не знавшие счета деньгам деды и отцы, дяди и братья участок за участком просаживали землю свой… попросту говоря, безудержный блуд. (Снимает очки, с усталым смехом.) Это слово из четырех букв пожирало плантацию, пока не остался — Стелла подтвердит — один только дом да акров двадцать земли, считая и кладбище, куда ныне и перекочевали все наши… Кроме нас со Стеллой. (Вытряхивает конверт на стол.) Здесь все, все бумаги! Берите и владейте. Читайте, перечитывайте, учите наизусть. Лучшего завершения, пожалуй, и не придумаешь: вся «Мечта» — кипа старого бумажного хлама в ваших здоровенных, ухватистых лапищах!.. Интересно, вернется когда-нибудь Стелла с лимонадом… (Откинулась на спинку стула, закрывает глаза.)

СТЭНЛИ. У меня есть знакомый юрист, он изучит эти документы.

БЛАНШ. Преподнесите их ему с таблетками от головной боли в придачу.

СТЭНЛИ (несколько смущен). Видите ли, по кодексу Наполеона муж должен присматривать за тем, как идут дела у жены, особенно если они — как мы, например, теперь — ждут ребенка.

Бланш открывает глаза. Громче звуки «синего пианино».

БЛАНШ. Стелла! У Стеллы будет ребенок? (Мечтательно.) А я ничего не знала! (Встала, идет к входной двери.)

СТЕЛЛА появляется из-за угла с картонкой из аптеки. СТЭНЛИ уносит конверт и шкатулку в спальню. Комнаты погружаются в темноту, из которой выступают улица, наружная стена дома.

(Встречает Стеллу на тротуаре, у крыльца.) Стелла, Стелла-звездочка! Какое счастье иметь ребенка! (Обнимает сестру.)