Без очереди в рай - Вежина Диана - Страница 18

Яна вспыхнула:

— Оказывается, неприятная вы женщина, Алиса Борисовна! — с удивлением выдала она, сама не ожидая, что весь этот нелепый разговор, а в особенности упоминание о той злополучной смене, так ее заденут.

Алиса зыркнула.

Неожиданно Забелин хохотнул:

— Хорошо за жизнь поговорили, содержательно! — И столь же неожиданно пересел поближе к Яне, словно бы случайно очутившись между ней и старшей медсестрой: — Янка, мы маньяк! — приобнял он Яну. — Всё, хана, теперь не отбрыкаешься, придется нам с тобой на паях работать и двугривенные пополам делить! Ура кооперации! И вдвоем на каторгу пойдем! Долой Америку, давай любить по-русски! — смеху ради разошелся он. — Чур только я на стреме!

— Иди ты! — по-дамски отпихивалась Яна.

— С тобой хоть в монастырь! Но непременно — в женский!

— Гоша, укушу!

Яну выручил заглянувший в столовую Калугин:

— Олух, что ты ее за талию хватаешь — за талию любую дуру можно подержать. А Янка — умная, ты с ней поговори — вот где кайф поймаешь!

От простоты и свежести идеи Забелин даже охальничать забыл.

— Так-то лучше. Порядок, машину я пригнал, — доложил Калугин. — Янка, не поверишь — я «форд» наш получил! Оказывается, он там со вчерашнего стоял, просто нам об этом сказать не соизволили. Вот же… деятели, слово нехорошее! Нет, ты представляешь: не сломайся мы — так бы и пришлось на том металлоломе сутки напролет на нерве́ мудохаться.

— Говорила я тебе — нет худа без добра!

— А я тебе ответил… Кстати, всё это хорошо, но кому-то, между прочим, нужно ваши бебехи по местам распихивать. Ну, страшилки всякие, которыми вы пациентов морите: дефибриллятор, капельницы, пневмокомп — всё, короче, что до ремонта сняли. Опять возюка…

— На тебя не угодишь! — рассмеялась Яна. — Кончай капризничать, пошли. — Она в охотку встала. — Дел на две минуты!

— Я вам помогу, — вызвался Хазаров.

— Сиди, сами обойдемся.

— Всё-таки я с вами. — Эдичка настаивал. — Наш террариум единомышленников не одной тебе осточертел, — выйдя в коридор, пояснил он Яне.

Возразить на это было нечего.

— Слушайте, раз так — может быть, вы вдвоем управитесь? — притормозил Калугин. — Я же вам, в общем-то, не нужен — прибамбасы ваши, медицинские, я в них ни бум-бум. В самом деле, братцы, давайте без меня, а я пока бы покемарил, покуда нас опять не запрягли. Весь день башка трещит — честно говоря, я с расстройства давеча того, перебрал немного… Ладушки?.. Янка, вот ключи.

Возражений она снова не придумала.

Не сказать, что Яну этот поворот обрадовал, однако и теперь повода отказываться не было. Причины, впрочем, тоже, просто лишнего общения с Эдичкой наедине ей как-то не хотелось. Общества бывшего любовника она не то чтобы чуралась, нет, отношения между ними сохранились дружеские. Но дружба дружбе рознь, и Яна отлично понимала, что именно такую дружбу, то есть дружбу, скажем так, пост фактум, приватными беседами лучше не испытывать. Прошлое — дело деликатное.

Эдичка, напротив, определенно целил пообщаться, благо монтаж реанимационной аппаратуры оказался действительно процессом совсем необременительным и разговору нисколько не мешал.

— Ты отлично выглядишь, — начал было он, но и сам, видимо, почувствовал, что прозвучало это неоригинально, а следовательно — пошло. — В самом деле, ты сегодня в платье, я тебя в нем никогда не видел, — несколько смутился Эдичка. — Странно, я вообще не припоминаю, чтоб ты их носила, всё джинса с кроссовками… Ты знаешь, в платье лучше, честно, хоть и под халатом, а всё равно — так тебе к лицу, — заключил он скомканно и даже неуклюже.

— Спасибо, Эдичка. — Обижать его Яна не хотела. — Спасибо, не шучу, ты меня утешил: отныне буду знать, что недаром я с самого утра на этих проклятущих шпильках мучаюсь… Не знаю как искусство, но красота точно требует не жертв, а самопожертвования, — иронично добавила она.

— Зато спасает мир, — как-то странно отозвался Эдичка.

— Что-то это мне напоминает, — в деланой задумчивости проговорила Яна, — ага, вот, — щелкнув пальцами, припомнила она:

с выражением продекламировала она и на всякий случай пояснила: — Не обижайся, Эдичка, я как бы не всерьез, оно само на языке вертелось, не знаю даже, кто это сочинил…[3] Извини, сразу признаюсь, я сегодня язва — туфли очень жмут, — вроде бы не собиралась, но всё-таки пожаловалась Яна.

— Ну и память у тебя на чепуховину, — кисловато улыбнулся Эдичка. — А ты помнишь, как мы познакомились?.. — и не дожидаясь ответа на вопрос, на который, впрочем, Яна всё равно бы не стала отвечать, Хазаров без паузы продолжил: — Кстати, а почему ты сегодня при параде? Повод есть? — почти рассеянно, но в тоже время с каким-то напряжением, будто в ожидании чего-то поинтересовался Эдичка.

— Вроде нет, с утра как будто не было. А совсем без повода нельзя? — Между прочим, Яна и себе бы не сумела объяснить, по какому такому исключительному случаю на дежурство она надела изящное обтягивающее платье до середины бедер, более уместное на какой-нибудь светской вечеринке, и туфли на высоком каблуке, требующие изрядного навыка ношения и никак не подходящие для суточной работы. — Сама не знаю, блажь, поди, нашла, фанаберия спросонья накатила, — беззаботно сообщила Яна. — Не напрягайся, Эдичка; разве кто-нибудь нас, женщин, разберет, если мы самих себя не понимаем? — не без толики кокетства заметила она.

— Да, забавно… — Казалось, Эдичка опять пребывал в некоем своем, особом измерении. — А у меня вот есть — я говорю о поводе. — Он опять помедлил и к чему-то словно бы прислушался. — Знаешь, Яна, я непременно должен… то есть нет, не должен… то есть я просто хочу тебе сказать — я опять влюбился!

— С чем вас и поздравляю! Позволь узнать — в кого? — не сдержала, в общем-то, естественного любопытства Яна, с веселой откровенностью добавив про себя: «Интересно, и кто ж эта несчастная?»

— Э-э… в тебя.

— Как, опять?! Спасибо, дорогой, только этого мне недоставало! — Янина непосредственность стоила ее неделикатности. — Стоп, Эдичка, проехали, билет в один конец, здесь одностороннее движение, — решительно начала она, но Хазаров проявил настойчивость:

— Яна, подожди, мне нужно с тобой поговорить, это очень важно, — неожиданно Эдичка запнулся, — хотя, пожалуй, нет… то есть да… нет, важно, разумеется, но я не то сказал… — Он опять споткнулся, — нет, не то… наверно, всё неправильно… Да, а как тебе сегодняшние разговорчики? — ни к селу ни к городу поинтересовался он.

— Никак, — ответила она, несколько, признаться, озадаченная столь резким перескоком, — никак… бред оф сивый кэйбл, у народа мозги набекрень, делать людям нечего. — Яна не стала уточнять, что это же относится и к Эдичке. — Вздор, по-моему, не вяжутся концы, на поверку ерундой окажется. Ты же о маньяке спрашивал?

— Да, наверное…

— Вот и я о том, — «наверное» Яна пропустила, — кто б был против, я не возражаю, но только без меня. По мне оно — прикол для праздной публики, свежий повод болтовню болтать и базар базарить. Будто сам не знаешь, как у нас базары затеваются: всё равно о чем, лишь бы языками зацепиться. Любая нелепица сойдет, а там… а там как в анекдоте, — пригодился ей излюбленный забелинский зачин. — Ты про ежика и медвежонка слышал? Очень просто. Встретились в лесу ежик с медвежонком: «Здравствуй, ежик!» — «Здравствуй, медвежонок!» — именно вот так, слово за слово, шутка за шутку, ежик и получил по морде… Проще некуда; вот и весь маньяк!

— Пожалуй… — Эдик отчего-то болезненно поморщился. — Не смешно, но точно… жалко ежика… — Он опять как будто бы забыл, к чему он это начал. — Конечно, ты права, концы с концами у людей не сходятся. Если бы так просто… Да, кстати, с Алисой ты полегче — стерва та еще, психопатка полная. — Хазаров спохватился: — Послушай, всё-таки я должен с тобой поговорить…