Знамение. Трилогия (СИ) - Ильясов Тимур - Страница 64

Следующим я вижу старуху. Она лежит на больничной койке и смотрит мутными, подернутыми катарактой глазами на женщину, сидящую на стуле рядом. И зло, кривя ртом, бросает той какие‑то отрывистые фразы. Достает из недр одеяла небольшой мешочек. Рассыпает на кровать горсть камней. Кривыми пальцами раскладывает их в затейливые комбинации. И снова говорит что‑то женщине рядом. Хватает ее за локоть. Кричит, извиваясь всем телом, пытаясь выбраться из кровати. А потом сдается и опадает.

После я снова вижу ту молодую женщину. Она бежит по коридору, удерживая за руку крохотную девочку. Бормочет себе под нос. Срывает маску с лица. И плачет, прислонившись к стене, вытирая судорожными движениями влагу с лица.

Следующим образом была девушка во врачебном обмундировании. Молодая. Красивая. Чуть полноватая. Со светлым лицом без единой щербинки. С большими голубыми глазами. Такими открытыми и прозрачными, кажущимися немного удивленными, как часто бывает у детей. Она бродит среди больничных коек. Всматривается в болезненно‑серые лица лежащих пациентов. А потом, приняв некое свое решение, обращается к кому‑то рядом. И уходит прочь, сжимая руки в перчатках. А после я вижу ее лежащей на полу. С раскинутыми по сторонам руками и ногами. С развороченными в мясо грудью и животом. И глаза ее, все еще прекрасные, невидящим взором смотрят куда‑то вдаль. Туда, куда отлетела ее страждущая молодая душа.

После показались два молодых парня. Одетых в военный камуфляж. С оружием в руках. Они едут в кузове большой машины и разговаривают друг с другом. Их лица скрыты масками. На их лбах выступают бусинки пота, которые срываются вниз на глаза, когда грузовик подпрыгивает на дороге. Потом один из них, пониже ростом и покоренастее, с широким смуглым лицом и искривленным носом, сидит за небольшим столом в плохо освещенном помещении, теребит короткими пальцами страницы журнала. А после срывается с места, подхватив рукой автомат. И следующее, что я вижу, как он пробирается по пустому, залитому ярким электрическим светом коридору, согнув колени, подняв дуло оружия вперед. И нажимает на курок, выкрикивая нечренораздельные ругательства под свист вылетающих из дула пуль и звон падающих на пол гильз.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И последнее, что мне приснилось, были часы. Старые наручные часы. С небольшой затертой трещиной на стекле. Они лежат на щербатом боку под каким‑то большим и громоздким предметом, отражая проникающий в помещение яркий солнечный свет. И равномерно отсчитывают секунды.

После мне ничего уже не снилось. Мое воспаленное жаром сознание сжалилось надо мной и подарило мне свободный от видений отдых. Свободный от жутких сцен и образов, большинству которых я никогда не был свидетелем. Но которые, я точно знал, произошли на самом деле…

Адам и Ева

Следующим утром я проснулся рано. В начале восьмого. Открыл глаза. Прислушался к своему телу. Ощупал лицо и шею. И осознал, что лихорадка прошла. Широко улыбнулся, ощущая как тревога внутри отпускает, разжимая свои тесные холодные тиски. И даже в комнате с плотно зашторенным окном, казалось, стало светлее.

Я засунул в каждую подмышечную впадину по термометру. И убедился, что мои ощущения меня не обманули. Но обоих гордо красовались эталонные показатели в «тридцать шесть и шесть».

Продолжая лежать на кровати, я старался вспомнить детали симптомов «космической» болезни о которых передавали в новостях. Инфекция начинала проявляться, маскируясь под обычную простуду или грипп. Симптомы длятся две недели, а потом сменяются сыпью, диареей и рвотой. После, через два‑три дня выпадают все волосы не теле и инфицированный впадает в кому. А еще через дней десять‑двенадцать он просыпается в «обращенном» состоянии.

Получается, что если у меня на второй день прошла лихорадка, то о никакой «космической» болезни речи быть не могло. Вероятно я испытал проявления «ковида», оказавшись среди счастливчиков, которые могут перебороть болезнь практически без симптомов.

«Надо проверить обоняние и вкус!», ‑ подумал я, сев на кровати, с наслаждением глубоко вдохнув полной грудью, убедившись, что легкие и носоглотка чисты. Опустил ноги на пол, ощущая приятную бодрость в теле и желание занять себя активностью, требующей физического усилия. И прошел через гостинную, где на диване спали супруга и дети, в ванную комнату.

Там, среди флаконов и бутыльков, выставленных на полках в шкафчике, справа от зеркала над раковиной, я отыскал один из своих одеколонов. Подаренный мне тещей три года назад. Которым я воспользовался лишь раз, пожалев об этом, после того, как коллеги с работы начали подозрительно и брезгливо коситься на меня, намекая на нестерпимый аромат. Такой насыщенный и резкий, что мог бы легко свалить на смерть взрослую кошку.

Я брызнул ядовитую жидкость на правое запястье. Поднес его к носу. И ничего не почувствовал. Вообще ничего! Уткнул нос плотно к еще влажной коже от не успевшей испариться спиртовой основы одеколона. И опять ничего! Я вообще ничего не чувствовал, тогда как по всем показаниям мои ноздри должны были гореть синим пламенем от рези дешевого аромата и спиртовых испарений.

От подобного открытия, я даже подпрыгнул на месте, смотря на свое довольное лицо в отражении в зеркале, помня о том, что потеря обоняния является самым верным признаком коронавирусной инфекции.

– Это ковид! Ковид!!! Ковид!!! – пропел я себе под нос, переиначив слова известной песни.

Далее по плану, я решил проверить вкус. Прошел на кухню, немного помешкав в размышлениях о том, какой продукт лучше использовать для проверки. И, определившись, достал из кухонного шкафа банку с солью. Отвинтил крышку, намочил слюной палец и глубоко окунул его белый песок. А потом положил палец в рот, прислушиваясь к ощущениями. И снова ничего. Вообще никакого вкуса! Невероятно!!! Фантастика!!!

– Ура! Ура!! Ура!!! ‑ почти выкрикнул я, ощущая себя самым счастливым человеком на свете.

«Какая ирония», ‑ подумал я, – «радуюсь как ребенок, тому, что заболел коронавирусом. Вот это да… Вот это времена пошли…»

Вернув банку с солью на место, я ринулся к дивану, желая как можно скорее поделиться радостной новостью с супругой.

– Проснись! Проснись! – теребил я ее за плечо. Возбужденный и радостный. Словно школьник, получивший пятерку за экзамен по сложному предмету.

– У меня ковид! Слышишь?!! Ковид!!! Запаха и вкуса нет! Ты понимаешь?!! Ковид!!!

Супруга открыла глаза. Недовольно поморщилась спросонья. Некоторые время непонимающе смотрела на меня, часто моргая. А потом ее лицо засияло. Когда она поняла истинное значение моих слов.

– А температура? – спросила она меня, приподнявшись на локте.

– Прошла. Тридцать шесть и шесть. Пронесло…

Она судорожно вдохнула, будто не могла в один вдох полностью проглотить осознание хорошей новости. А потом обняла меня, изредка прижимаясь ко мне еще сильнее, отпуская хват, и прижимаясь ближе снова.

– У тебя как? Есть температура? – спросил ее я.

– Нет. Вроде нет, – ответила она, ощупав тыльной стороной руки свой лоб.

– Значит ты вообще переносишь бессимптомно. Ты же еще в графе «до тридцати». Молодая кобылка…, ‑ усмехнулся я.

– Значит так…, ‑ широко улыбнулась она в ответ, пропуская мой ироничный комментарий.

– Я же говорил, что все будет хорошо. Говорил? – спросил я, продолжая улыбаться ее улыбке. И смотреть в ее глаза, светящиеся счастьем.

– Да. Да. Да. Все хорошо. Все хорошо. Хорошо… – шептала она мне в ухо, – ты молодец…., ‑ она уткнулась мне в плечо и я ощутил кожей, через футболку, ее горячее дыхание, подумав о том, что все действительно хорошо. Что есть мы вдвоем. Есть дети рядом. И пусть все рухнуло вокруг. И, казалось бы, надежды нет, но мы остались целы и невредимы. Вместе. Словно небольшая елочка на склоне горы, которая чудом уцелела после схода смертоносной лавины. И так сладко стало от этих мыслей. Так уютно. Так приятно осознавать, что мы тут, в нашей крохотной квартирке, забаррикадированы от внешнего мира. С запасами, чтобы прожить, по крайней мере достаточное время, пока не придет помощь или что‑нибудь еще не подвернется. И никуда не нужно ехать. Никуда не нужно спешить. Нет больше ничего. Вообще ничего не осталось. Только мы… Будто Алам и Ева перед райским садом…