Змеиный мох (СИ) - Рябинина Татьяна - Страница 31

- Аркадий так мне примерно и сказал, - кивнул я. - Мол, сам пожалел, что его выкормил. И чтобы я от него избавился при первой же возможности.

- Избавляться надо с умом. Иначе вони не оберешься. И учти еще одну немаловажную вещь. Уйдет он – уйдет и Хромова. А это намного хуже.

- Почему? – я прикинулся валенком, внимательно глядя перед собой на дорогу.

- Потому что она за одну зарплату делает двойную работу. И очень хорошо, кстати, делает. Найти ей полноценную замену будет непросто.

- Да нет, это-то понятно. Почему уйдет?

- Денис, ты еще не в курсе, что она с ним спит? С Андрюшей? Уж года три как. Умная баба, а с таким мудаком связалась. Эх, любовь зла, а козлы этим пользуются. Все надеется, что он от жены к ней уйдет. Ну да, как же, разбежалась.

- Слышал, - я приложил максимум усилий, чтобы голос звучал равнодушно, хотя сделать это было ой как непросто. – И где логика? Наоборот, меньше разговоров будет, если он уйдет, а она останется.

- Наивный ты, Денис, - насмешливо хмыкнула Кира. – Сразу видно, примерный семьянин. Хотя кольцо и не носишь.

- Привычка, - поморщился я. Еще не хватало только с ней свои семейные дела обсуждать. - Военные не носят. Разве что штабные какие. Любая движуха, зацепился кольцом – и палец оторвал нахрен.

- Неважно. Ну смотри, с утра до вечера работа, а потом ему к семье бежать. Когда и где в экстазе сливаться? Только что в офисе. Правда, сейчас у нас с ним один кабинет на двоих, а я часто задерживаюсь. А у Надьки в спейсе стены стеклянные. Видимо, поэтому она уже второй месяц злая, как мегера. С тех пор как из отпуска вернулась. Ну и как ты пришел.

- И тут я виноват?

- А то! – гулко, как из бочки, рассмеялась Кира. – Ну все, спасибо, вот здесь меня где-нибудь выброси. До понедельника.

Невский мертво стоял, пришлось вернуться обратно на Обводный. До перекрестка Садовой и Лермонтовского, где я жил, было всего десять километров. Хоть каким маршрутом. Но в это время дорога отнимала не меньше часа. Час ползти по-черепашьи, то нажимая на тормоз, то отпуская. И смаковать услышанное.

Ничего нового, да. И как же тяжело это было слышать от постороннего человека. А еще нарисовалась нехилая такая дилемма. Оставить Лисицына работать? Но меня передергивало каждый раз, когда он попадался мне на глаза. Ревность? Возможно. Невыносимо было думать о том, что она – с ним. Плюс наши личные терки. Выставить – и чтобы она ушла тоже? И замену искать, и… не видеть ее больше. Может, это бы и к лучшему, но… мне и сейчас было так паршиво, хоть волком вой. А если уйдет совсем...

Наверно, я вел себя как последняя тряпка и слюнтяй. Женщин от мужей уводят, не то что от каких-то там любовников. Но я не мог. Не мог делить женщину с другим. Пытаться отобрать ее, как вещь. Вытеснить собою другого из ее мыслей. Или она только моя – или спасибо, не надо. Все, что было раньше, до меня, не имело значения. Но не одновременно.

Когда Полина уехала с детьми в Смоленск, я еще надеялся, что пройдет время и она вернется. Звонил ей по служебной линии, нарушая все правила. Говорила, что скучает. Что любит. Но ничего не обещала. Через полгода я приехал в отпуск.

Ее родителям мы сказали, что в Армении на заставе нет никаких условий для нормальной жизни. Да и детям надо где-то учиться. Что стараюсь выбить перевод – я и правда старался, но безуспешно.

Мишка и Жанна от меня не отходили. Полина улыбалась… как-то напряженно. И будто система сработала: тревога! Что-то в ней определенно изменилось.

Вечером мы легли в постель. Как я скучал по ней! Полгода! Секс для нас всегда был очень важным, необходимым, и за столько лет вместе это не притупилось. Может, в последнее время мы занимались им и не каждую ночь, но очень часто. А если мне приходилось оставаться на сутки в служебке, следующая ночь была как встреча после долгой разлуки. Когда ты изучил женщину до миллиметра, знаешь каждый ее вздох, взгляд, каждое движение, сразу понимаешь: что-то не так.

Я не смог бы объяснить это при всем желании. Просто знал. Каждый мужчина накладывает на женщину свой отпечаток. Так же, как и женщина на мужчину. Дыхание третьего – его чувствуешь.

«У тебя кто-то был за это время?» - спросил я, уже потом, когда мы лежали рядом – но не вместе. За тысячу километров друг от друга.

«Полгода, Денис…»

Ясно. Подтвердить было страшно, отрицать – бессмысленно.

Утренний поезд до Калининграда отправлялся в половине пятого. Я встал, оделся, собрался. Полина сидела на кровати, молча кусая губы и не глядя на меня.

«Скажи, что на заставе ЧП, срочно вызвали».

Она кивнула и тихо сказала:

«Прости…»

«Уже неважно».

Это была неправда. Но… в общем, да. Неважно.

Поцеловав спящих детей, я вышел из дома и пешком добрался до вокзала. И когда приехал в Кёниг, один, родители даже ни о чем не спросили. Все было ясно без слов.

=38

В субботу я проснулся по привычке в шесть утра. За окном было так темно, словно кто-то перелистнул день и сразу начался вечер. Карниз громыхал на ветру и гудел от прямых попаданий тяжелых капель. Клочковатые серые облака неслись, обгоняя друг друга и едва не задевая крыши.

Как будто осень началась, подумал я. Хотя почему как будто? Первое сентября – и правда началась.

Полтора часа силовых и растяжки под тяжелый металл. До седьмого пота. Пока не покажется, что вот сейчас сдохнешь. Потом ката, одна за другой – на втором дыхании. Душ, завтрак и… И что дальше?

Да черт его знает. Впереди длинный пустой день. Обычно, когда было время, гулял по Питеру, весь центр исходил вдоль и поперек, километров по пятнадцать-двадцать за раз. Но в такую погоду хорошая собака хозяина из дома не выгонит.

Собака… Собака у меня была, давно. Разумеется, немец – какая еще может быть на заставе? По недосмотру привезли из питомника щенка с прибылым волчьим пальцем на задней лапе. Очень серьезный баг для служебной собаки, если не удалили в первые дни жизни. Потом – только под наркозом, и все равно такая уже считается негодной. Должны были отправить обратно, но я выпросил у отца. Кто бы возразил начальнику? Звали его Дин. Денька и Динька, говорила мама.

Мы тогда уже жили на заставе под Озерском, в Прибалтике, и я скучал по мелкому Максу, оставшемуся в Ахалцихе. Получилось, что Дин мне его заменил. Вот так и росли мы вместе. Две дочки старшины не в счет – одна совсем маленькая, вторая на четыре года старше, не компания. Парни-проводники разрешали мне заниматься дрессировкой вместе со служебными собаками, и я мечтал, что когда-нибудь мы с Дином задержим самого ужасного и опасного нарушителя границы. Утрем всем нос. Он умер через два месяца после рождения Мишки. Старый, почти слепой, но не отходил от него – охранял.

Если б я и завел собаку, то только такую же. Хотя второго такого же Дина, разумеется, уже не было бы. Но куда мне сейчас ее? С утра до позднего вечера на работе. Может, в старости. Довести до ума дом в Змеином мху и поселиться там с овчаркой. «Камин затоплю, буду пить. Хорошо бы собаку купить…»[1]

Подсознание с упорством маньяка-мазохиста без конца наводило на воспоминания о тех трех днях. О Наде.

Я взял телефон, долго крутил его в руках, пока чуть не уронил на кафельный пол. А потом написал – как в воду нырнул:

«После обеда буду на Гражданке. Могу заехать».

И отправил быстро – чтобы не передумать. Ответа не было долго, и я успел сожрать собственную печень. Потому что противоречил сам себе. Говорил, что не буду пытаться отбить ее у Лисицына, а сам никак не мог оставить в покое. И ведь почти получилось убедить себя в том, что она мне не нужна. Если бы не эта ее авария… Хотя, наверно, все равно бы сорвался рано или поздно. А теперь вел себя как мальчишка, который плюет в девочку жеваными бумажками через трубочку: ну посмотри же на меня! Сделай шажок навстречу!

«Спасибо, не надо».

Умойся, идиот!