Краш-тест (СИ) - Рябинина Татьяна - Страница 23

- Прогуляемся.

Мы прошли по Шпалерной, свернули на Чернышевского. Давно стемнело, опустился туман. Оранжевые фонари на бульваре были окутаны матовым ореолом. Загадочно, таинственно. Питер словно смотрел на нас – из-за деревьев, из-за домов.

- Расскажи что-нибудь, - попросил Максим. – Как будто это экскурсия.

Мы шли, и я рассказывала ему о домах по обе стороны бульвара. Что в них было раньше и что сейчас. И снова было так же легко, свободно – как в тот день, когда мы сидели в кафе. А потом мы зашли в пекарню и взяли большую пиццу на двоих. Отламывали по кусочку, болтали обо всем, что приходило в голову. И даже пакет с хлебом, стоящий сбоку, нисколько меня не раздражал.

- И как сегодня Питер? – спросил Максим. – Как вы с ним сегодня? В каких отношениях?

- Сегодня у нас любовный треугольник, - опасно пошутила я. – Он ревнует.

- Ничего-ничего, - засмеялся Максим. – Пусть, ему полезно. Пусть вспомнит, что у него есть жена.

- Знаешь, я люблю смотреть на него чужими глазами. Или нет. Заставлять других смотреть на него своими. Как-то так.

Выйдя из пекарни, мы дошли до угла Фурштатской и остановились, глядя друг на друга.

- Ну… до завтра? – сказал он так, как будто совсем не хотел прощаться.

- До завтра…

Я шла к дому, улыбалась и думала, что, может быть, так лучше всего? И не нужны никакие страсти-мордасти, ничего такого. Вот так – легко, весело. По-дружески.

Зазвонил телефон – незнакомый номер.

- Ну наконец-то, - сказал раздраженный мужской голос. – Это доставка. Хотел уже сбросить заказ. Третий раз звоню.

- Я ничего не заказывала, - удивилась я.

- Значит, вам заказывали. Минут через десять подъеду.

- Я вас на улице буду ждать, - спохватилась я. – У подворотни.

Ровно через десять минут подкатил белый фургончик, из которого выбрался курьер размером со шкаф и вручил мне белый сверток. Я раскрыла бумагу и увидела букет. Пять темно-красных, почти черных роз. Ни открытки, ни карточки. Да и не нужно было, я и так знала, от кого.

Настроение, такое радужное, воздушное, сморщилось, съежилось и стремительно покатилось вниз.

20 сентября

Тактика Германа мне была вполне понятна. Да и было б там чего понимать! Сначала затаиться – дать мне остыть, успокоиться. Чтобы я соскучилась. И начать подбрасывать всякие приятные штучки. Цветы, фрукты, пирожные. Не постоянно, а так – внезапно. Иногда курьер заставал меня врасплох, и я забирала эти подарки. Иногда отказывалась. Пыталась не отвечать, когда звонили с незнакомых номеров, но это было чревато, поскольку по работе мне как раз часто звонили именно с незнакомых.

Я отправила Герману сообщение: «Прекрати!» Он не ответил. Пыталась звонить, но он не брал трубку. Решил взять меня измором. Все это изрядно раздражало, но я все-таки надеялась, что рано или поздно ему надоест. Или же он перейдет к более активным действиям, и тогда я смогу его как следует отфутболить.

На работе тем временем сумасшедший дом шел по нарастающей. Макаров меня больше не доставал, но я не обольщалась, что он обо мне забыл. С Юлей и Кристиной мы подружились, да и в целом мне все нравилось. Но вот чем больше я делала, тем больше всем от меня было надо. Приходилось или задерживаться, или брать работу домой. Становиться в позу и заявлять, что вот это не входит в мои обязанности, не стоило и пытаться. Потому что в мои обязанности входило все. И если это меня не устраивало, я могла отправляться в сад.

Хуже всего дело обстояло с поликлиниками. Максим не преувеличивал, когда говорил, что это самый главный гемор всей сети. Я сильно подозревала, что в начале проекта никто не рассчитывал, что с ними будет столько проблем и так мало пользы. Пользы для владельцев, разумеется. Все остальные подразделения себя окупали и приносили хорошую прибыль. Бесплатные поликлиники и такие же бесплатные медпункты в садоводствах по умолчанию должны были быть убыточными, как и любой социальный проект. Оплата по ОМС покрывала лишь часть расходов.

- Объясни мне, - просила я Максима, когда мы оставались вдвоем, потому что он не укладывался в рабочее время так же, как и я. В него просто невозможно было уложиться. – Какой выхлоп вообще планировался изначально? Зачем вы повесили себе на шею эти гири?

- Во-первых, это реноме, - разъяснял мне Максим, как девочке-дурочке. – Социальная реклама сети. Во-вторых, это… прибыль.

- Откуда? Серые схемы?

- Серо-буро-малиновые в крапинку.

- Хорошо, - не сдавалась я. – Пусть так, я в это не лезу. Но почему тогда до них никому, кроме тебя, нет дела? Получается, что один с сошкой, семеро с ложкой.

- Получается.

У поликлиник не было общего начальника, как у детских отделений. Каждый заведующий, как мог, занимался своей, а сводить все воедино приходилось Максиму. Он контролировал все – от подбора персонала и зарплаты до лицензий и тренингов. Мы втроем помогали ему, как могли, но даже наших общих усилий было недостаточно.

Что касалось нас с ним, две недели, которые прошли после того, как мы занимались квотами, можно было назвать идиллией. В течение рабочего дня Максим держался со мной ровно, ничем не выделяя. Но стоило нам остаться одним… Мы смеялись, болтали, дурачились, дразнили друг друга. Абсолютно ничего, выходящего за рамки приятельских отношений. Легко, весело, и мне это страшно нравилось. Ничего большего я не хотела. Во всяком случае, я говорила себе так и вполне этому верила.

Заканчивалось обычно все одинаково. Часов в семь-восемь звонил телефон Максима. «Да, уже еду», - отвечал он, и мы потихоньку сворачивались, даже если не успевали все закончить. Когда погода была хорошая, шли пешком. Если с утра лил дождь, Максим приезжал на машине и тогда вечером подвозил меня до дома.

Единственной темой, которой мы никогда не касались, было личное. Это было табу, что меня вполне устраивало. Казалось, что заговорить о чем-то подобном – нарушить то волшебное равновесие, которое установилось между нами. Впустить в наш треугольник – с Питером! – еще кого-то. Зою. Или Германа. И, видимо, Максим считал точно так же. Я так и не сказала ему, что уже почти два месяца одна. Это ничего бы не изменило. Хотя нет, изменило бы к худшему, я не сомневалась.

В понедельник, когда Максим был в академии, я задержалась дольше обычного. Вроде бы, никто не мешал, но в одиночестве мне работалось вовсе не так легко. Я настолько закопалась в очередной медпросвет, что не заметила, как пошел дождь. Маршрутки вечером ходили редко, и я вызвала такси, а когда бежала к нему от крыльца, по щиколотку нырнула в лужу. Дома растерла ноги, выпила чаю с медом, но это не помогло.

Уже утром мне было как-то не по себе. К обеду потекло из носа и начался кашель.

- Это еще что такое? – высунулся из своего угла Максим. – У нас тут беременная дама, а ты дохаешь и сопли трясешь. А ну проваливай домой. Вечером позвони.

К вечеру стало совсем кисло. Все тело ломило, знобило, болела голова, а кашель просто раздирал изнутри. Градусник насплетничал тридцать восемь и пять. Я позвонила Максиму и хриплым басом доложилась.

- Ну что, фигово, - сказал он. – Могу завтра утром зайти.

- Зачем? – удивилась я.

- Затем, что у меня сертификат врача общей практики и бланки больничных. А еще фонендоскоп. И тонометр. Нет, конечно, если хочешь, можешь из своей поликлиники врача вызвать. Через два дня пойдешь сдавать анализы, а еще через два – закрывать больничный. Посидишь в очередях, потом...

- Давай, приходи, - перебила я, проникшись перспективой.

Ночью мне было так плохо, что я даже не думала о том, что Максим будет проводить со мной всякие медицинские манипуляции. В конце концов, все это мы уже проходили. Хотя… тогда все было несколько иначе. А впрочем, плевать!

Утром я еле встала. Посмотрела на себя в зеркало – красота. Опухшая морда, красный нос, красные глаза. Натянула спортивный костюм и переползла с кровати на диван.