Эра Водолея (СИ) - Рябинина Татьяна - Страница 51

— Нет.

— Почему? — он явно понимал: что-то пошло не так. Но еще барахтался, пытаясь отобрать инициативу.

— Не хочу.

— Послушай… — кажется, я порвала ему все шаблоны. Аргументов не осталось.

— Слушаю.

Я словно опустилась в батискафе в Марианскую впадину. К иллюминатору подплыло чудовище, шлепает губами, машет плавниками. Ну и шлепай себе, пугало огородное. Можешь, конечно, попытаться страшно отомстить, но болото гасит такие порывы.

Так и не дождавшись ничего вразумительного, я допила кофе, положила на стол пару купюр и встала.

— Счастливо, Федя. Добрый совет: не трать больше деньги на цветы. Я их все равно выбрасываю. Вышла, махнула маршрутке. Набрала номер из быстрого списка.

— Еду домой. Все в порядке. Можешь не встречать.

Год спустя

— Полина, смотри, нам нужен двадцать второй кабинет. Две двойки.

— Как на нашей улице, да, Адрюша?

— Да. Только это не улица, а линия. Так называется.

Девочка шла на несколько шагов впереди и, сосредоточенно наморщив лоб, вглядывалась в цифры на дверях. Андрей подумал, что косичка, которую с огромным трудом заплел, совсем растрепалась. И что, пожалуй, он еще никогда не ждал возвращения Инны с гастролей с таким нетерпением. Нет, они с Полинкой прекрасно ладили, но в некоторых бытовых мелочах он чувствовал себя совершенно беспомощным. Даже приходилось советоваться по телефону с Надей, женой брата. Вот так сразу заменить отца пятилетней троюродной племяннице — к этому он был не очень готов. Приходилось приспосабливаться на ходу.

После той истории с Федором они с Инной не сразу вернулись к вопросу усыновления. Андрей не торопил, ждал, когда она заговорит об этом сама. А история, кстати, закончилась не так быстро, как хотелось бы. Хотя и вполне ожидаемо.

После разговора в кафе Федор снова сменил тактику и решил, видимо, взять Инну измором. Появлялся хоть и не часто, но регулярно. Ждал после спектаклей с цветами, пытался завести разговор, но каждый раз натыкался на ее равнодушие. Не показное — настоящее.

Сначала они относились к этому как к общей хронической болезни с обострениями. Но в конце концов Андрею надоело ждать, когда до пиявки дойдет, что давно уже пора отвалиться. Со своими внутренними драконами Инна справилась, наступило время избавиться от внешнего. Чтобы обратиться в полицию, веских поводов не было. Пришлось потратить несколько вечеров, отловить его у входа в театр и затащить в подворотню. Ну и приложить пару раз — больно, но аккуратно, не оставляя следов.

Инна, на глазах у которой все произошло, от комментариев воздержалась, однако секс у них ночью был просто бешеный. Больше Федор не появлялся. То, что навалять ему стоило давным-давно, Андрей озвучивать не стал. Равно как и то, что Инне капитально повезло — ну, если, конечно, можно так выразиться. Пиявка оказалась ущербной и трусливой. Из тех, кто нутром чует слабину, присасывается и висит, даже когда пить больше нечего. Пока не отдерешь с силой. Мог ведь оказаться и настоящим отморозком, которого все ее актерские штучки только взбесили бы.

К Новому году все постепенно улеглось. После зимних каникул, когда почти каждый день приходилось играть в детских спектаклях, Инна зубами и когтями выдрала неделю отпуска. Провели его на вьетнамском курорте Кондао — второй медовый месяц. Оставив в хмуром январском Питере все проблемы и заботы. Море, солнце, тропические фрукты, проклятый запеченный осьминог. И безумное количество секса.

— Вот как так получается, — удивлялась Инна, — что за столько лет не надоело, наоборот, еще лучше стало?

— Наверно, потому что я бог секса, — скромно отвечал Андрей. — Или нет. Я — твой наркотик. Чем дальше, тем большая доза нужна для кайфа.

А в феврале Надя родила мальчика. Они с Инной поехали поздравить счастливых родителей и полюбоваться на племянника. Красного, лысого, толстощекого.

— Хочу такого! — заявила она, когда возвращались домой.

— Именно такого? — уточнил Андрей с сомнением.

— Да. Мелкого мальчишку. Совсем мелкого.

— Уверена? А как же театр?

— Уйду в декрет.

Спорить он не стал. Хотя приемного ребенка предпочел бы чуть постарше. Одно дело свой — которого ждешь с первых месяцев беременности и уже морально готов ко всем прелестям грудничкового возраста. Он был готов. Когда-то. Сейчас — наверно, не очень. Но все же предоставил возможность выбора Инне. Лишь с одним условием. Ребенок должен зацепить их обоих. Не просто первый попавшийся отказник.

— Хорошо, — согласилась Инна.

Но действительность внесла свои коррективы. Все оказалось далеко не так просто, как виделось. Горы справок и документов. Собеседования. Занятия для желающих взять ребенка на попечение либо усыновление. И тот факт, что на отказников — очередь. На здоровых отказников, разумеется.

Они обсудили возможность усыновления ребенка с отклонениями.

— Давай будем реалистами, Ин, — после долгих дебатов вынес вердикт Андрей. — Мы с тобой не герои. Если бы у нас родился больной ребенок, мы бы о нем заботились, само собой. На уши бы ради него встали. Но ты действительно готова принять чужого больного ребенка как своего? Давай честно, без попыток приукрасить себя. Это не одноразовый подвиг, а ежедневная тяжелая рутина. И еще одно. Тебе придется уйти из театра. Возможно, навсегда. К этому ты готова?

Он не знал, какой из этих аргументов стал решающим, но Инна в конце концов с ним согласилась. Пришлось ждать. А через месяц в Перми умерла троюродная сестра Андрея, оставив пятилетнюю дочку Полину. Никакой близкой родни у нее не было, кроме дряхлой слепой прабабушки, жившей в доме престарелых.

— Что скажешь? — спросил он Инну, пересказав то, что узнал из телефонного разговора с матерью, которая поддерживала видимость отношений со всеми родственниками, даже самыми дальними, включая родню бывшего мужа.

— Давай съездим туда, — ответила она. Не сразу. — Посмотрим. Все-таки девочка большая. Ничего пока говорить не будем. Приехали на похороны. А там решим.

Но сомнения отпали в ту же секунду, когда увидели Полину. Было в ней что-то такое, что сразу брало в плен. Маленькая, очень серьезная, застенчивая, она смотрела огромными карими глазищами так, что щипало в носу. Прямо в душу.

«Знаешь, я увидела в ней себя», — призналась потом Инна.

— Полечка, хочешь поехать в Петербург? — спросил Андрей на следующий день после похорон Риты. — Будешь жить с нами.

— Хорошо, — кивнула она. — Только можно Сеньку взять? Это мой котик. Как же он один?

— И Сеньку возьмем, — подозрительно часто заморгав, успокоила ее Инна. — Обязательно.

И вот тут они тысячу раз похвалили себя за то, что оформили все необходимые для усыновления бумаги и взяли их с собой. Тем более для родственников процедура назначения опеки проходила по упрощенной схеме. А у них и фамилия была одна.

В Питер они вернулись с дочкой. Ну… с племянницей. Разумеется, не ждали, что она будет воспринимать их как папу и маму. Отца Полина и в глаза не видела, а по маме сильно тосковала. И в первое время было очень непросто. Привыкли, разумеется, не сразу — и она к ним, и они к Полине. Обычная накатанная жизнь изменилась в одно мгновение. Пришлось перекраивать все, включая рабочие графики, чтобы кто-то оставался с девочкой дома. Хорошо хоть родители Инны помогали.

Идиллия? Нет, не слышали. Может, в альтернативной вселенной, где у приемных родителей возникает безусловная любовь к ребенку с первой секунды. Разумеется, взаимная. Черта с два. Труд, ежедневный. Иногда каторжный и не слишком благодарный. Было все. И слезы Инны в ванной, и «отвезите меня домой, я лучше в детдоме буду». Жалели, что решились? Нет. Стискивали зубы, начинали все сначала.

К концу лета немного полегчало. Полина реже плакала и меньше скучала по дому, чаще улыбалась. Стала мягче, не такой замкнутой. С Андреем полюбила гулять и разговаривать. Сидела рядом с Инной, когда та занималась куклами, смотрела, не отрываясь, и сама пробовала что-то лепить. И с Луизой тоже подружилась. Было очень забавно наблюдать, как они шепчутся и хихикают, словно сверстницы.