Знамение. Вторжение (СИ) - Ильясов Тимур - Страница 12

— Они спят. Я не смогу их поднять…, - она показывает на низ своего живота, а я чувствую себя еще более смущенным.

— Да. Забыл. Стой здесь, у входа, и смотри за «шухером».

— Что такое «шухер»? — спрашивает она, и я почти отвечаю ей язвительным комментарием, подозревая, что жена меня неуместно троллит, а потом вспоминаю про нашу разницу в возрасте, и про то, что её подростковый возраст не совпал, в отличие от моего, с «лихими» девяностыми и полукриминальными понятиями, распространенным в то время среди дворовых пацанов.

— Я буду грузить вещи, а ты наблюдай за двором. Дашь знать, если заметишь что-нибудь.

Она в ответ кивает головой, встает на посту, у открытого входа в магазин, а я принимаюсь за работу.

Первым делом я открываю багажник, без труда разобравшись с нужной кнопкой на брелке, разблокировавшей замок. Багажник, действительно, оказывается крохотным. Более того, на добрую половину он оказывается занят увесистым газовым баллонном, которым питается двигатель, а также коробкой с женской одеждой и другим мелким скарбом.

Торопливо, озираясь по сторонам, опасаясь, что нас заметят, учитывая, что утро в полную силу вступило в свои права и ярко освещает двор и окрестности, я освобождаю багажник от ненужного барахла. Однако, очищенное пространство все равно оказываться слишком мало, чтобы вместить весь наш груз, даже с учетом того, что часть вещей можно разместить на заднем сиденье, рядом с детьми.

Прикусив от досады язык, находясь под взором наблюдающей за мною супруги, я стараюсь не выдавать свое смятение, и уверенно принимаюсь за погрузку, начав с двух взрослых и двух детских рюкзаков и второго ружья. Уместив вещи по местам, я с огорчением убеждаюсь в очевидном — пространства в багажнике больше не остается.

— Остальное положим в салон, — скомканно и излишне бодро бросаю я супруге, проходя мимо неё и направляясь за остальным грузом — четырьмя объемными коробками, под завязку набитыми сухими продуктами, водой, мылом, тюбиками зубной пасты, упаковками антисептика и хирургических масок, а также прочим скарбом, который показался нам жизненно необходимым для дальнейшего выживания.

В итоге, как я не кряхтел и не старался втиснуть весь груз в узкое пространство заднего пассажирского кресла, из четырех приготовленных коробок вместились лишь две.

— Я помогу! — мне в помощь, оставив свой пост, бросается жена, и еще лишние несколько минут мы вдвоем крутимся возле открытой пассажирской двери, перекладывая коробки и укладывая их разными сторонами и способами в попытках сэкономить полезное пространство. Однако наши старания оказываются тщетными.

— Эти две коробки с бытовой химией мы оставим, — тяжело дыша, объявляю я супруге, будто оглашаю приговор.

— Нет. Давай раскидаем в россыпь. Тогда все вместится! — с жаром шепчет в ответ она, похожая на заядлого игрока, поймавшего на рулетке первый куш за ночь.

Я снова осматриваю двор, осознавая, что каждая минута промедления увеличивает степень угрожающей нам опасности. Но все же киваю в знак согласия, поддавшись страстному желанию супруги сохранить на будущее как можно больше припасов.

Еще некоторое время, забыв о мерах предосторожности, мы суетимся с двумя оставшимися коробками. Распределяем груз по щелям и нишам, остающимся свободными в багажнике. По заднему сиденью. И даже кинув часть под переднее пассажирское кресло. Занятый хлопотами, я невольно ухмыляюсь, вспоминая времена своей поздней юности, когда мы с матерью держали возле дома небольшой продовольственный магазинчик, и нам так же, как и сейчас, приходилось подобным образом регулярно набивать мою первую машину товаром, купленным оптом на центральном рынке, чтобы потом реализовать его в розницу с надбавкой в цене.

И, черт его дери! Украдкой наблюдая за супругой, я не могу избавиться от ощущения ее неуловимой схожести с матерью. Не внешностью, а повадками, нюансами движений рук и головы, когда она, упрямо поджав губы, деловито рассовывает запасы по углам и щелям.

Вспомнив о матери, оставшейся в одиночестве в другом городе, мои ноги становятся ватными, а руки холодеют. И укол горькой вины пронизывает грудь за то, что я давно не вспоминал о ней. «Неблагодарный сын» — часто говорила она мне в лицо. И была права….

— Только не сейчас…, - говорю я себе под нос, со злобой впихивая последнюю пачку в щель и злорадно осматривая результат совместной с супругой работы — крохотную малолитражку, под завязку набитую припасами, будто цыганская тележка перед отъездом табора на новую стоянку.

— Садить в машину. Я — за детьми, — командую я супруге, которая шустро устраивается на переднем пассажирском кресле.

Я же решительно направляюсь вглубь магазина, за самым дорогим для нас «грузом». За девочками, которые до сих пор, наверное, спят. И которых я намереваюсь перенести в автомобиль, не тревожа их сладкий утренний сон.

Но стоило мне сделать несколько шагов… как раздается оглушительный трезвон, который взрывает тишину округи на тысячу мелких осколков, в миг обрушив нашу конспирацию!!!

Вой сирены автомобильной сигнализации!!!

Обернувшись назад, я немедленно понимаю, что произошло!!! Смотрю на брелок, зажатый в ладони, к которому за кольцо прицеплен брелок поменьше, отвечающий за контроль противоугонной системой охраны.

По глупости я забыл о том, как функционирует автомобильная сигнализация!

Стоило мне отойти от открытой машины вместе с брелком в руках, так автоматика тут же сработала, заливая теперь округу истошными воплями оглушающей сирены…

Поддавшись первому инстинктивному порыву, я было кидаюсь к припаркованному у входа в магазин автомобилю, к жене, оставшейся на «шухере». Но после понимаю, что первым делом необходимо выключить беснующуюся сигнализацию. И после долгих нескольких секунд возни с незнакомым устройством, нажимаю на нужную кнопку и заставляю сирену умолкнуть.

Тишина, заполнившая освободившийся звуковой вакуум, кажется мне даже громче, чем рев противоугонной сигнализации. Эта тишина протяжно и натужно звенит, как бывает в фильмах про войну, в сценах контузии солдата от взрыва разовравшейся мины.

Я зажмуриваю глаза и жду развязки, наивно надеясь, что сработавшая сирена останется тварями незамеченной. Время тянется бесконечно долго, будто вытягивая каждую секунду в тонкую и липкую нить, которая несмотря на прилагаемое к ней натяжение, все же до последнего не рвется и растягивается все сильнее.

И…, наконец… я слышу звук, которого боялся.… И которого со страхом ждал…

Резкий каркающий всхлип, доносится со стороны двора, приглушенный расстоянием и разделяющими нас бетонными стенами и перекрытиями зданий. А после, его поддерживает второй, скрипящий и хлюпающий, кажущийся намного ближе к нам, чем первый. А потом и третий… И четвертый. Со стороны главной дороги. Еще откуда-то с верхних этажей. И совсем близко, кажется, что за углом, где находится заброшенная сейчас автомобильная мойка.

Твари вопят и визжат, чавкают и щелкают, издавая отвратительную какофонию диссонирующих звуков, от чего в моих ушах свербит, а кровь стынет в жилах. Мне не в первой слышать эти мерзкие скрипящие переливы. Однако привыкнуть я к ним до сих пор не смог. И каждый раз, когда мне доводиться услышать их снова, я опять чувствую беспомощное оцепенение и холодящий нутро ужас.

— Что ты стоишь?!! Дети!!! — кричит супруга, вихрем проносясь мимо, заставив меня упасть спиной на соседнюю полку, снеся на пол дюжину коробок с пакетированным чаем и кофе.

Ее высокий и истеричный визг, который чудом пробился сквозь какофонию воплей разбуженных тварей, приводит меня в чувство, словно вдох нашатырного спирта для отправленного в нокаут боксера. И я бросаюсь вслед за супругой, которая к тому времени уже добралась до все еще спящих детей. Она расталкивает их, сонных, не понимающих, что происходит, и безуспешно пытается поднять на ноги.

— Беги обратно, к машине! — я хватаю супругу за руку и оттягиваю назад, сквозь ткань одежды ощущая, как она дрожит всем телом.