Последняя черта (СИ) - Савченко Лена - Страница 7

Перед глазами встала давняя эротическая сцена, увиденная случайно, и подслушанный возглас. Алиса проморгалась. На такое обращение с того случая у неё была не совсем здоровая реакция.

— Может, и не стал бы. А может, хотел предупредить, но не успел, — глухо отозвался Ворон.

— Языки — это хорошо... Мне тоже можно? Спасибо. — Доктор кивнул фыркнувшей подруге, начавшей ворчать что-то про домохозяйку, и взглянул на Ворона, — Это замечательно. Но я тут подумал и решил, что начать нужно поаккуратнее. Не у всех семей нет. У них, в отличие от нас, связи с ментами имеются. Пробить прописку ничего не стоит, а у меня мать там живет. У мелочи — бабушка. У Актёра — брат младший. Мы-то ладно, а они? Если поймут кто, за что — не погнушаются. Нужно найти, на кого стрелки перевести, хотя бы на первого, если у него узнаем всё нужное.

Замечание Дока было здравым. Ворон как-то не привык думать о сохранности других, и сейчас мысленно обматерил себя с ног до головы. Самовлюблённый эгоист. Это ему терять, кроме друзей, некого... но после предложения перевести стрелки губы сами растянулись в улыбку.

— С ментами, говоришь, связи имеются... А менты у нас люди без принципов. Сами любят бабло. Особенно те, что рангом пониже, и не особо шарят в далекоидущих планах верхушки. Сечёшь? — Ворон усмехнулся. — Почему бы не перевести стрелки на них?

Правда, после такой авантюры за ними будут гнаться все — что первые, что вторые — но если дело выгорит, то и друг друга враги подпортят знатно. А Ворону искренне хотелось бы такого исхода.

Доктор понятливо кивнул и скрылся где-то в глубине мыслительных процессов. Лёха подозревал, что уже обдумывает как, чем, где и, главное — точить инструменты или да.

— Можно. Кто там у нас — Химера? — Алиса получила от Алексея подтверждение и поджала губы, улыбаясь. Вполне бы сошла за скример в хорроре с размазанным макияжем. — Тогда я тоже хочу.

С этим индивидом у неё были особенные отношения, далёкие даже от ненависти. Наверное, Химера давно бы валялся дохлым в канаве, но грозный «зырк» Лёхи или Ворона раньше амбиции тормозил, а теперь поводов не трогать его не осталось. Пусть эти компании желали друг другу смерти, но уже год черту переходить не спешили — война никому была не нужна, а сейчас та самая черта оказалась пройденной. Все стопоры сорвались.

Алиса поставила перед Доктором кружку — тот на автомате взялся за ручку, отпил немного и поставил обратно, всё так же пялясь в пустоту.

— Ворон. — Красный призрак мотнула головой. — Пойдём, поговорим.

Лёха проводил парочку заинтересованным взглядом. Едва за ними закрылась дверь, Алиса ткнула парня в грудь пальцем.

— Только попробуй мне сказать, что винишь в этом дерьме себя, — свистящим шёпотом прошипела Алиса, глядя Ворону в глаза. — И не смей извиняться. Раз так, то все хороши, что его послушали и отвалили, как просил.

Ворон стоически вынес этот неоправданный наезд и, не удержавшись, обнял её за плечи. Получит по яйцам — ничего, переживёт. Он успел соскучиться.

— Я виноват лишь в том, что меня не было рядом с тобой, когда тебе было плохо, — произнёс он ровно. — В смерти Дикого виноваты не мы, и не мы будем эту вину искупать.

Он прервал объятия, чтобы не показаться навязчивым, хотя пресытиться этим запахом не представлялось возможным.

— Простишь меня?

— Объясни это Таше. Она теперь до конца жизни будет этот шоколад ненавидеть. — Алиса вздохнула, прикрыла глаза и теперь уже уткнулась в его грудь лбом. — Это какой-то кошмар. Я поняла, если бы Лёху вальнули. Если меня — все бы тоже поняли. Но Дикий... Если бы не он, мы бы ведь давно друг другу глотки перегрызли.

— Если хочешь, Таше тоже объясню, — во взгляде Ворона промелькнула насмешливая искорка.

Вернувшуюся в изначальное положение девушку снова захотелось обнять. Яйца могли облегчённо выдохнуть, а он — снова зарыться носом в волосы и вдыхать, вдыхать, вдыхать... Тихий и спокойный, как скала. Алиса знала — это внешнее, подозревала сбитые костяшки под перчатками, потому что обычно он их снимал, но всё равно позволяла себе обманываться и заражаться этой холодной отстранённостью.

— И нет, не надо извиняться. Это твоя работа, а от моего настроения она не зависит.

Алисе хотелось ещё добавить — будто первый раз, но не стала. Побоялась, что не так поймёт. Хреново ей было ещё и до Ворона, даже до Лёхи, и никого рядом не было, а тут — целый лучший друг, подвалившие чуть позже остальные, и переживалось всё несколько полегче.

— Значит, не простишь, — констатировал он. — Что ж, я и не надеялся. Хотя иногда мне кажется, что если моя девушка не против собственной смерти — я точно делаю что-то не так. Но это же так, глупости. Чего я, в самом деле, — Ворон улыбался. Почти смеялся, что уж там, хотя и выходило как-то совершенно не весело.

Алисе захотелось его ударить. Куда — не важно, но побольнее. Чтоб отсутствующие порой мозги встали на место.

— Я не собираюсь тебя прощать, потому что не за что винить, придурок.

Эти перепады из холодного «Ворона» в «Ворона» её порой раздражали. Она видела его с братвой, видела с друзьями, видела, в конце концов, только рядом с собой и ловила себя на мысли, что это три разных человека, хотя последние два и были похожи.

— И с чего ты взял, что я хочу подохнуть? Не дождёшься. Просто, — Алиса замялась, — просто я пытаюсь найти объективную причину. И у меня ничерта не получается. Не делай вид, что ты не понял — мне сейчас не смешно.

Колючий и вредный не-рыжий призрак снова вылетел из привычного Ворону восприятия вселенной. Ему захотелось завести руки за голову и выпалить «Сдаюсь!», но после этого на нём точно появится пара новых синяков.

— Если нет объективных причин, можно поискать объективные последствия, — Ворон пожал плечами и больше не испытывал судьбу, отстранился и скрестил руки на груди. — Кому жить, а кому не стоит, например. Раз не смешно — значит, я плохо пошутил, но даже если не брать это в расчёт, останется только твоё объективное недовольство, и... — он запнулся, вздохнул и взглянул прямо в глаза. — Алиса, ты готова к войне?

— А у меня есть выбор? — отозвалась она, сползла по стене и теперь смотрела на Ворона снизу вверх. — Серьёзно спрашиваешь?

«Нет, шучу», — сдержал себя Ворон, оставаясь абсолютно нейтральным, и, главное, промолчал.

— Пока что выбор есть. Это я хочу войны, потому что меня это вкрай задолбало, а смерть Дикого... эта смерть стала последней каплей. И идти за мной не обязательно. И методы можно придумать другие.

Она даже вопроса поначалу не поняла. Наверное, Алиса была готова к войне в тот момент, когда увидела метку на руке Дикого, когда осознала, чья она, и испытала сразу всё: и гнев, и ненависть — что к себе, по непонятной причине, что к неонацистам, — а затем глухое отчаяние. Часики оставшихся дней жизни затикали как-то сами по себе.

— У меня убили брата, — она шмыгнула носом и неровно выдохнула, — который меня вытащил из наркотиков. Который меня на ноги поставил, в конце концов. Война — это хреново, конечно, — в голосе прорезались нотки мрачного осознания, — крайне хреново. Но вряд ли кто-то из нас сейчас развернётся и уйдёт.

Ворон тряхнул головой, заставляя себя выдавливать то, что чёрной субстанцией сидело где-то в сердце — что-то очень плохое и неправильное.

— Есть разница между убийством одного из и убийством всех. Но с сегодняшнего дня для меня нет этой разницы. Мне похуй, будут у них дети или семьи, мне насрать, будут ли у них собаки или девушки, — прорывающийся наружу рык разбился о колючего не-рыжего призрака, и Ворон не смог больше смотреть на Алису. — Потому что им тоже похуй. Или они перебьют друг друга сами, или их убью я. А вы делаете свой выбор. Док прав, мне нельзя решать за всех. Я неправильно решу.

— А мне не похер, думаешь? — девушка усмехнулась, легко стукнувшись головой о стенку. — Ну-ну. Знаешь, я бы, может, даже отнеслась проще, будь он только мой. Но хрен. У него были друзья, а за одним — девушка, которая давно бы женой стала, если не тупые законы.