Приговоренный к смерти (СИ) - Гернар Ник - Страница 11

— Еще не знаю, — честно признался Рик, поднимаясь по ступенькам вверх. — Пить хочется…

Он вышел в галерею, зачерпнул ведром воды и хотел было напиться, как заметил что-то странное в хрустально прозрачной воде. Отставив ведро, Рик посохом принялся толкать к краю то, что плавало в воде.

— Твою мать… — вырвалось у него, когда из воды показалась ободранная собачья ляжка. — Как она сюда…

Не договорив, Рик снял с себя кушак, привязал его, как флажок, к лапе и почти побежал обратно к озерцу и повторил процедуру: сначала бросил кусок туши, чтобы раскрылось жерло, а потом швырнул помеченную ляжку. Вернувшись в галерею, он еще издалека увидел в горном озере свой кушак.

— Все озера должны соединиться в одно огромное море — так, кажется, было в легенде?.. — проговорил Рик, не в силах отвести глаз от покачивающегося в воде кушака на собачьей лапе. — Вот почему они изобразили змею! Эти два озера соединяются между собой! Храбрый отчаявшийся безумец по доброй воле должен принести свою плоть в жертву. Теперь я все понял.

«Рик, ты же не собираешься?..» — выдохнула Рут.

— Собираюсь, — коротко ответил Рик.

«Послушай, может, сначала стоит попробовать поймать живую собаку и бросить туда?.. По куску плоти нельзя определить, останешься ли ты в живых…» — запротестовала Рут.

Вместо ответа Рик обнажил плечо. Черные корни стали еще толще, и все они впивались в грудь, от чего одна половина приобрела синюшный оттенок.

— Я в любом случае вряд ли останусь в живых, — жестко сказал он враз умолкшей Рут. И, помолчав мгновение, едва слышно добавил. — Прости меня… Мое время на исходе. Мы или умрем, или рискнем и попробуем спасти всех остальных. Берту, Нокса, Бруно, Клыкастого…

«Хорошо», — прошептала Рут.

— Ты готова?.. — спросил он.

«Готова, — так же шепотом ответила Рут. — Они не заслуживают смерти, а нам к ней не привыкать».

Рик со вздохом закрыл глаза.

— Умница… Я говорил, что горжусь тобой?

«Нет, — ответила Рут, всхлипнув. — Но я всегда это знала. Я тоже горжусь тобой, братец. И всегда гордилась.»

— Ну что, все готовы? Идем?

«Иди…» — ответили ему те, чьи души он в себе носил.

Рик подхватил кусок туши побольше, перевернул посох со спины себе на грудь.

«Рик, может, посох лучше оставить?.. Вдруг «зеркальце» повредит кристаллы. А если все пройдет хорошо, ты просто заберешь их чуть позже. Ну а если нет… Будет уже неважно.»

Поколебавшись, он снял с себя посох, ласково коснувшись навершия на прощанье, прихватил с собой кусок собачьей туши и направился в пещеру.

Сердце билось так сильно, что звуки его ударов отдавались в ушах. На лбу и висках выступил липкий пот. Холодная дрожь пробежала по спине. Рик стоял на самом краю, стараясь почти не дышать: еще никогда он видел «ведьмино зеркальце» так близко.

Озерная гладь сияла сказочной чистотой, как будто озеро в садах предков. Может быть, жерло, открывающееся в нем — это вход в их чертог?.. И где-то там он обнимет мать, сестер, племянников, верного Та-Ши, других друзей и соратников, Алонзо… Где-то там он сможет сказать Вигге все то, что не имел возможности сказать здесь, в мире живых. И там он сможет отыскать Фидо и остальных покойных членов Совета… Но эти мысли вытеснили образы живых. Тех, чья жизнь оказалась тесно связана с его собственной. И от этих мыслей захотелось кричать…

Тогда Рик вдруг понял, что не испытывает прежней пронзительной тоски при мысли об умерших. Только ноющую боль под сердцем, как будто старая рана наконец затянулась. А старые раны не болят, когда свежие кровоточат.

— Мы должны выжить, — твердо проговорил Рик.

Решительно швырнув кусок собачьей плоти, он весь подобрался, приготовившись к прыжку. Пасть чудовищной ловушки разверзлась, поглощая добычу — и Рик, как можно сильней оттолкнувшись ногами от каменной ступени, бросился в самую середину воронки.

И в это мгновение мир погас…

Осознание происходящего и своего собственного тела к Рику вернулось в то мгновение, когда он очутился в ледяной воде горного озера. Рванувшись всем телом к поверхности, он шумно и жадно вдохнул воздух ртом — и устремился к каменному берегу, благо озерцо было хоть и довольно глубокое, но маленькое.

«Рик, мы смогли! Ты молодец! Рик!» — радостно кричала Рут. Он не мог ей ничего ответить: из-за купания в ледяной воде его так скрутило, что зуб на зуб не попадал не только физически, но мысленно. С его волос и одежды текли ручьи, оставляя после себя темные разводы. Тяжело дыша и дрожа всем телом, Рик опустился на один из лежавших возле озера камней, осматривая галерею, но ничего нового не находил. Неужели не сработало?.. Или нужно опять вернуться к «ведьмину зеркальцу»?.. Трясущимися руками Рик стащил с себя кафтан и рубаху, сбросил наполнившиеся водой сапоги — в пещере было довольно прохладно, но в мокрой одежде вообще никогда не согреешься, а когда руки и ноги пляшут сами по себе, сложно думать о чем-то серьезном. Он решительно поднялся, собираясь энергичной разминкой разогнать кровь по телу.

Вдруг пол под ногами покачнулся. Краем глаза Рик видел, как от изображения огненной птицы в разные стороны полыхнули ярко-красные лучи, а все остальные начертания погасли. Видел — но не мог в ту сторону даже голову повернуть, охваченный параличом. Испуганный шепот Рут внутри становился все неразборчивей и тише. Острая боль от плеча медленно перетекла в грудь и обожгла спину чуть ниже лопатки. Стиснув зубы, Рик пытался сопротивляться. Обернуться, пошевелиться, закричать — или хотя бы моргнуть…

Все красные лучи теперь были устремлены на него. В воздухе остро запахло пустыней — ее приливами, грозой, ее гневом и ненасытной жаждой. А из щелей и проемов в пещеру один за другим начали входить воины в черных одеждах и с пыльниками на лицах — человек пятнадцать, не меньше. Окружив Рика, все они, как один, прижали правую руку к груди, и под своды полетел протяжный речитатив, все нарастая с каждым новым тактом:

Горы, убежище путникам являющие,

Горы, силу матери-пустыни питающие,

Горы, от зимних ветров ограждающие,

Горы, три мира в один соединяющие…

Обернуться бы! Выхватить меч у ближайшего ахъята, обагрить кровью камни у своих ног… Гулкое утробное рычание вырвалось из груди Рика, но больше ничего он поделать не мог. А воины в черном продолжали:

Слава подателю силы, клейма освобождающего не познавшему!

Слава питателю, корень хозяев земли из тела своего не сорвавшему!

Слава кормителю, кровью и силой своей пустыню-мать напитавшему!

Слава герою, тяжесть горы на плечи свои принявшему!..

Наконец пение прекратилось, и один из ахъятов, сделав шаг вперед, надел Рику на шею цепочку с кулоном — такую он уже видел однажды в пещере с цепями.

— Вот, ты умер — и ты жив. Да будет отныне жизнь и смерть твоя во славу пустыни!

И с этими словами шадриане, не склонявшиеся ни перед кем головы, опустились перед Риком на колени, в поклоне касаясь лбами холодного камня. И в это мгновение кто-то из стоявших за спиной набросил ему на голову льняную ткань, пахнущую ароматными маслами и благовонной смолой. Ткань наматывали вокруг тела Рика, и он понял, что его заворачивают в саван, как мертвеца.

Что происходит, Рик не понимал. Закованный в неподвижную оболочку своего тела, он не мог ничего с этим поделать. От ярости и унижения Рик был готов на все, лишь бы разорвать этот саван, а если потребуется — то и само это тело, сделавшее его таким слабым и беспомощным! Он пытался дозваться хоть кого-нибудь из оставшихся в нем душ — но никто его не слышал и не отвечал.

Рика подхватили на руки и куда-то понесли. Наконец, желтый солнечный свет лизнул ткань на лице своим теплым языком. Потом еще раз — и через мгновение уже все его тело почувствовало знойное прикосновение солнца и раскаленного им пустынного воздуха. С Рика сняли саван, и он увидел с одной стороны ахъятов, а с другой — залитую закатными оранжевыми бликами скальную стену с вбитыми в камень зачарованными скобами, на которых покачивались четыре короткие цепи с железными браслетами. В самом центре между ними светилось знакомое Рику начертание — но как он не старался, не мог вспомнить, где и когда его видел и что оно означает. Один из воинов вытащил из-за пояса ритуальный нож, еле слышно что-то пробормотал и со всей силы ударил в начертание острием — и клинок мягко вошел в камень. Ахъят рванул нож немного в сторону и вынул его из скалы. А Рик, широко распахнув от изумления глаза, с отвращением смотрел, как на месте удара открылась влажная полость, заполненная темной густой жидкостью. И эта полость была живой — она дышала, вздрагивала, проливая через край содержимое, и по рыжему камню вниз поползли вязкие капли. Подняв Рика, ахъяты прислонили его спиной к скале и замкнули оковы на запястьях и щиколотках. Скосив глаза, он увидел, как на плече и на груди зашевелились набрякшие на них жилы, будто живые корни. Раздирая плоть, они прошили Рика насквозь, вырвались где-то под лопаткой и впились в черную смолистую влагу в полости горы, и все тело судорожно выгнулось, растягиваясь на невидимой дыбе. Истошный, почти звериный крик взметнулся вверх и забился эхом в горах, утопая в хохочущем лае псов, и Рик даже не сразу понял, что крик этот вырвался из его груди. Казалось, ему в рану запустил руку опытный палач, вытягивая сухожилия — много палачей… А корни прорастали все глубже, дальше, и Рик чувствовал уже не только корни, но и саму гору, сливаясь с ней в единое целое — биение подземного ручья, лапы собак на склонах, нестерпимое жжение солнца…