Приговоренный к смерти (СИ) - Гернар Ник - Страница 45

— Простите их! Совсем расшубуршались, разбойники!

Она забрала у опешившего Рика обрубок и, направившись к сараю, швырнула ее в выкопанную подле яму.

— И чтобы не таскали отсюда больше! Ишь, игру нашли! — погрозила старуха детям, а те с хихиканьем рассыпались по двору в разные стороны.

Клыкастый нервно сглотнул.

— Чето я это… Уже не очень в тепло хочу…

Их провожатый понимающе кивнул и ответил на имперском:

— Да, нам по началу тоже страшно было… Гнали их, и рубили… Пока инквизиторы на остров не пришли.

— А что инквизиторы? — насторожился Рик.

Крестьянин вздохнул.

— Да пришли тут. Еще в начале осени. И рядом с южным маяком треть одной общины перевешали, как собак бешеных. Всех, у кого аспект рабочий увидели. Говорят, магию нельзя пользовать. Как так-то? — развел он руками. — Это ж как родиться с ногами, а ходить на руках. Кому дано, что ж отказываться-то?.. А неупокойники — они инквизиторов на дух не выносят. Кидаются на них… А среди них-то и маги, и мечники есть. Те их магией поливают — а этим хоть бы что! Они нашу деревню и отстояли, пока принцесса Альберта их на юг не отбросила…

Он толкнул тугую тяжелую дверь в усадьбу — и друзья очутились внутри огромного, очень теплого и темного дома. Окон здесь не было, кроме крошечных прорезей под кровлей, куда вытягивало большую часть дыма. Длинный узкий очаг тянулся через всю усадьбу. По одну сторону от него стояли столы и лавки, а по другую — деревянные ниши с закрывающимися дверями. У одной из ниш двери оставались приоткрытыми, и было видно, что там по постели ползают маленькие дети. В самой глубине усадьбы две женщины громыхали посудой в большом корыте.

— Фрита, принимай гостей! — крикнул крестьянин, жестом приглашая путников присесть.

— А чего сразу Фрита? — на северном наречии игриво отозвалась молодая светловолосая женщина в длинном сером платье с передником. — Как старики — так мне подносить, а как молодые да красивые — так сразу Фрита?..

Она без малейшего смущения смотрела Рику прямо в глаза: смелая, дерзкая, красивая.

— Уймись, баба! — огрызнулся на нее крестьянин. — Фрита по-имперски умеет, а ты вон ложки чище мой!

От остальных женщин отделилась самая старшая, с тронутыми сединой косами и грубым лицом.

— Садитесь за стол, сейчас похлебка будет, — неожиданно нежным голосом сказала Фрита по-имперски, вешая большой котел над огнем. — Она остыла немного…

Сбросить плащи, перчатки и вытянуть ноги к огню — настоящее блаженство после мороза. Крестьянин, положив на лавку свою куртку и шапку, тоже присел рядом.

Светловолосая женщина вытерла руки о передник и принесла путникам по полчашки горячей сладкой настойки. Щурясь от удовольствия, Рик повернулся к собеседнику.

— Говоришь, неупокойники вас отстояли?..

Тут громыхнула дверь, и Рик увидел мальчишку лет семи. За руку он вел мертвеца. В отличие от большинства других, у этого признаков тления видно не было, и если бы не пылающие глаза, его можно было бы принять за живого.

— Коли, куда опять тятьку-то приволок! — прикрикнула на мальчика Фрита.

Тот попятился.

— Да я поиграю с ним только…

— Вот иди и играй во дворе! Не приучай к усадьбе, летом все тут задохнемся! — строго приказала она мальчику.

Тот, опустив голову, направился со своим странным компаньоном к двери.

Светловолосая вздохнула.

— Эй, постой! — крикнула она мальчику. — Поди сюда.

Тот выпустил руку отца и подошел к женщине.

Та сунула ему в руку несколько куриных голов.

— На вот, тятьке дай, — быстро сказала она. Мальчик просиял, схватил головы — и выбежал во двор.

Фрита погрустнела, покачала головой.

— Вот что скажешь ребенку? — вздохнула она. — Инквизиторы, когда пришли, отца его убили… А он поднялся. Они тут все время от времени поднимаются — видимо, не хотят наши мертвые в чертоги предков, пока на их земле такое творится… Вот Коли теперь и таскается с ним повсюду — беда просто. Все ждет, когда тятька его признает… А тому-то что? Он за кем угодно пойдет, только птичью голову дай.

— Как же вы дальше-то жить собираетесь? С упокойниками во дворе?.. — проговорил Клыкастый.

Нокс молчал, схватившись за голову. Он был мрачен, как грозовая туча.

Фрита пожала плечами.

— Человек ко всему привыкает, — сказала она, и принялась разливать похлебку. — Но мы верим, что скоро все изменится…

Рыжебородый бросил на женщину многозначительный взгляд.

— Попусту не болтай?..

Наваристый жирный бульон пах травами и густо парился. В нем лежали крупно порезанные куски мяса, золотистого лука и моркови. Светловолосая отрезала каждому по ломтю ржаного хлеба.

— Спасибо вашему дому, и пусть зима будет мягкой, — с улыбкой сказал Рик и взялся за ложку.

Пряный горячий бульон обжег язык и приятным тягучим теплом пролился в желудок.

— Очень вкусно, — искренне похвалил стряпню Рик, неспешно откусывая хлеб. — Так как же все скоро изменится, Фрита?

Женщина подняла на него умные серо-голубые глаза.

— Если есть королевство — должен быть и король. Если есть, что защищать, должен прийти и защитник…

— Помолчала бы, женщина! — сердито прервал ее крестьянин.

Фрита гордо вскинула голову.

— Раскрой глаза, Ойстейн! — воскликнула она. — Чего нам уже бояться? Демоны вернулись, ундины поднялись со дна морей, мертвые закрывают собой живых, а в лесах охотники встречают сильфов! А те, кто носит титул Альтарганов, вместо врагов бьются со своим народом! Скоро вместо дня наступит ночь, а снег станет горячим, как пламя, а ты все хвост поджимаешь перед неосторожным словом? Конец мира близок — вот что я скажу! И если отец Коли не смог улежать в земле, так неужто же Альтарган Алрик не встанет, чтобы защитить нас?..

От ее слов сердце Рика забилось чаще. Встретившись с ним взглядами, женщина вдруг умолкла. Как будто что-то поняла, что-то увидела на дне его черных глаз.

— Я тоже хочу верить… что у него получится сделать это, Фрита, — сказал он.

Сколько долгих дней и ночей все ждали этого часа, просчитывая варианты, продумывая каждый шаг и стараясь учесть все нюансы.

И вот теперь, когда он пришел, старейшины сидели за общим столом с действующими советниками, но ни тем, ни другим сказать было нечего.

Алрик прибыл на Кьелл.

Известие об этом вместе с письмом императора только что принес инквизитор, присланный советником Растусом.

Фидо устало поглаживал кончиками пальцев свой лоб, мысленно отмечая, как сильно притупилась чувствительность его рук за этот долгий период без исцеляющего сна.

Теперь он был самым старшим за этим столом. Уход Херлифа напомнил ему о неизбежном — о том, что смерть нельзя обманывать вечно. Люди — странные существа. Даже стоя одной ногой в могиле о осознавая конечность своего пути они все равно где-то на самом дне своей души продолжают верить, что чуточку менее смертны, чем все остальные.

Фидо считал, что давно поднялся и над жизнью, и над смертью. Но он ошибался. И закрытый саркофаг, где теперь лежало тело магистра, доказывал ему это каждый раз, как попадался на глаза.

Неважно, насколько велик ты был, как много побед одержал и скольким пожертвовал ради блага других. Жизнь несправедлива. Рано или поздно она все равно покинет тебя, оставив дом твоего тела пустым и бездыханным.

— Нужно было чаще проверять, где он, — тихо, почти про себя сказал Станислас, который совсем недавно принял звание старейшины. — Нужно было делать это каждый день…

Фидо усмехнулся.

— Каждый день?.. И как долго, по-вашему, в таком режиме инквизитор Селина оставалась бы жива и в трезвом рассудке? Неделю? Две? Три дня? Наша проблема не в ней, а в нас.

Старейшина задумчиво погладил ладонями стол перед собой. Память подсказывала ему, что поверхность камня должна быть прохладной и зернистой, но руки ничего подобного уже не ощущали.

— Наша проблема в том, что мы слишком ослабили хватку, — проговорил Фидо. — Что мы позволили императору думать, будто он волен принимать самостоятельные решения. Что прекратили активные преследования ордена последователей, полагая, что горстка людей, увлеченных историей полутысячелетней давности, не принесут нам никаких проблем, — его голос нарастал, он сипел и клокотал, заполняя собой пустоту молчания под белым потолком. — Мы виноваты в том, что свою основную битву видели в поиске младенцев, рожденных с аспектом пустоты и совершенствовании механизмов, работающих на кристаллах, чтобы короли возводили порталы, а император парил в своем замке! И что мы получили в итоге? Кем нас видит император? Он нас видит теми, кем мы и были последние годы: ремесленниками! Все его почтение держалось на животном страхе, внушенном ему с детства. Как ребенок боится темноты, пока однажды еще больший страх не заставит его войти в темную комнату и осознать, что мрак — это всего лишь видимость, за которой нет никакой силы!