Днем с огнем (СИ) - Вран Карина - Страница 29

Я накрыл ее руку своей. Любые слова тут были бессильны.

— Береги себя — нынешнего, — мягко сказала Таша, вдоволь намолчавшись. — Ты теплый.

Что-то ворохнулось в душе. Не влюбленность, пожалуй, нет. Я восхищался ее мастерством и умом, прочее было приятным дополнением.

Я расправил плечи, вгляделся в полупрозрачность июльской ночи, почти полнолунной — пара дней и диск обретет полноту. А пока же над верхушками деревьев мягко заиграли, заструились зеленые всполохи. Ненадолго, буквально на несколько минут. Зато без подсказок Кошара, без особых усилий, одним лишь оформленным желанием.

Рано утром она уехала, не стала меня будить. А я решил, не дожидаясь следующей недели, навестить загородный участок. Разгрести по минимуму грязь, затариться продуктами, чтобы не отвлекаться на пустячную бытовуху потом. Карасей, опять же, в привычную им среду обитания выпустить.

— Рюкзак или переноска? — угрожающе скрестил я руки на груди, обращаясь к манулу: тот вознамерился поехать со мной, приглядеться, принюхаться. — Мал Тихомирыч, вы мне поможете его утрамбовать, ежели станет отбиваться?

— С превеликим упоением помогу, Андрей! — потер руки парадник. — И завязочки затяну, будь уверен, со всем тщанием и надежностью.

Я был в славном расположении духа: небесные огни, так легко удавшиеся ночью, способствовали. А еще разговор телефонный с Находько, в ходе которого я сговорился с ним встретиться в четверг за час до начала смены в небольшом заведении на Литейном. Чем ближе к Невскому, тем выше ценники в кафешках, а это место весьма гуманно к кошелькам посетителей.

Опять же, затея махнуть на природу — летом-то — хороша была сама по себе.

Оказалось, я слегка запутался в воспоминаниях: путь на электричке до Белоострова занял чуть больше часа. Плюс до вокзала доехал, плюс пешочком от станции прошелся… Дорога до дачи отняла без малого два часа: с рюкзаком за спиной и авоськой в руке. В авоське стояла бутыль, которую Мал Тихомирыч обернул газетами (в том числе и по верху, наделав в бумаге дырочек) и перевязал бечевкой. Пояснил: чтобы людишек в транспорте не смущать. В рюкзаке устроился Кошар, почти не скандаливший о способе его транспортировки.

Зато воздух! После городского — сказочно вкусный.

А вот и дощатый забор, затянутый плющом. Черноплодная рябина за забором, в отдалении, за домом — треугольник из высоких сосен. Все, как я помнил.

Сад, конечно, зарос, хоть и не до буйных крапивных зарослей, но заняться в мини-отпуске им явно стоило. Несколько клумбочек с растюшками ма — какие-то травки, в основном многолетние — выглядели кусочками луга с разнотравьем. Но в них я лезть не собирался, там что ни травинка, то нужная, а по мне — сорняки обыкновенные. Зато какой изумительный чай из этих травок получался — куда там заводским!

Никаких теплиц или грядок: ма не была готова на огородные подвиги. Только ягодные кусты, несколько яблонь, два вишневых дерева и эти клумбочки. Зачем тратить время на то, что можно купить у трудолюбивых соседей? Мы с па были полностью с ней солидарны в этом вопросе.

Дом не изменился: кирпич вообще стойкий материал, а на темно-серой черепице не видно грязи. Я вытащил из дупла старой яблоньки запасной ключ от дома. Прошел внутрь, попутно оценив толщину слоя пыли на всем.

Поставил в прихожей авоську с рюкзаком, выпустил шерстистого. Пооткрывал все окна первого этажа настежь. Наш семейный домик прост и снаружи, и изнутри: никакого наборного паркета или дизайнерской мебели, даже камина нет. Зато есть печь, которая вполне прогревает дом в холода.

Я зажмурился под теплым солнечным лучиком у окна. На секундочку выпал из времени: вот на этом самом подоконнике, два с половиной метра в длину и метр в ширину, лежало однажды мое наказание за детскую шалость. Пустяк, в самом деле: оборвал ветку соседской яблони, перевесившей через забор налитые плоды с темно-красными боками. Вкусить запретный плод не удалось: ма застукала меня на месте преступления. За это я перебирал большое ведро морошки, высыпанной на застеленный газетами подоконник. Долго я ее перебирал, и почему-то после этого на варенье и компот осталось так мало ягод… Сколько потом не покупал морошкового варенья, никогда не было так вкусно, как то, что варила ма.

— Я пройдусь, — обнаружив в жестяной банке зернышки для птичьей кормушки, сообщил я вынюхивающему что-то Кошару.

Предки мои были категоричны: если подкармливать диких птах, то не пшеном или хлебом, а просом, овсянкой или готовой смесью зерен для птиц.

За ту, другую шалость, начавшуюся с подсыпания зернышек птичкам в мой день рождения, я красил забор: как раз тот, что граничит с участком тетки Дарьи, яблоки которой меня искушали годом ранее. Не то, чтобы испариться со своего праздника было так уж нехорошо, но не стоило, пожалуй, подбивать на побег с этого праздника незнакомого парня. Тот был сыном приглашенного па гостя, среди прочих, тоже родительских гостей. Все бы ничего, но сначала я вспомнил, что птички, уже приученные к кормушке в саду, не кормлены — взрослые едят, а малявки пернатые мучаются, не порядок — и тот пацан увязался со мной, так потом мне стало неохота возвращаться в дом, ведь на улице тепло и замечательно, озеро близко, ручей еще ближе…

Да, мы умотали на сколько-то там часов (кто ж их считал?), зато отлично провели время. Мне уже не вспомнить, как звали того парня, и даже как он выглядел, но я помню, как мы играли в индейцев, добывающих рыбу в ручье палкой. Почему индейцев? Потому что нашли шикарные вороньи перья (или сорочьи, или еще кого-то черноперого) по пути к ручью.

Кто виноват, что наши предки дружно решили, что детей похитили? Или другое какое-то — непременно страшно-ужасное — горе с детьми приключилось? Мы ж проявили сознательность и вернулись раньше заката! Жаль, больше того гостя и своего недолгого приятеля-индейца я не видел.

Да… Чудные были времена.

Я вытряхнул прошлогоднюю листву из кормушки, щедро насыпал зерна для пернатых.

Приотворилась входная дверь, меня поманила серая лапа.

— Что такое? — зайдя в дом, спросил я.

— Домовика нет, — покачал головой манул. — Не чую. Но если тут жили наездами, да не позвали — оно и понятно, что нет. Хуже, что кровью несет с той стороны. Не в доме. Снаружи тянет. И смертью недавней.

Лапа манула указала туда, где находился крашенный мною забор. И дом тетки Дарьи.

Я дернулся к выходу, но одернул себя.

— А на подходе не тянуло? Как в дом вошли, так и почуял?

Кошар сверкнул глазами.

— Я тебе, Андрей, не пес-нюхач, не равняй. Кровь услыхал разлитую, но то могла быть порванная крысоловкой грызунья. Или хрюшка, на мясо да сальце забитая.

— А сейчас ты так не думаешь? — уточнил я.

— Осведомиться надобно, вот, что я думаю, — в отворенную мной дверь стрелой вылетел Кошар.

Пока я шел до калитки, тот уже успел запрыгнуть на край забора, вздыбить шерсть, обшипеться. А после кинуться мне под ноги.

— Дурная там смерть. Не скотина пала, человечья кровь разлита. Внутри дома.

— Не было печали, приехал на дачу Андрей, — закатил я глаза. — И что теперь делать будем, советчик?

— Законникам весть слать, — ответил советчик. — И держаться самим подальше. Нет, ну якая ж неудача!

С последним я был полностью согласен, выходной, судя по всему, был запорот. А вот что до держаться подальше: как тогда мне объяснять тому же Сергею Крылову, что стряслось на соседнем участке? А может, там и вовсе не по "особому" профилю происшествие? Придется идти.

Когда я озвучил свои соображения, овинник интереса не высказал, но и спорить не стал. Выходит, не пустые аргументы привел — прям повод гордиться собой.

Я дошел до соседской калитки, никого не встретив. Ничего странного в этом не было: наш участок был предпоследним по дороге, а Дарьи Ивановны — крайний. Два участка напротив в дни моего беззаботного детства выкупил один кооперативщик, затеял стройку с размахом, а после влип в неприятности в девяностых. Стройка встала и больше не возобновлялась, зарастая крапивой и постепенно разрушаясь.