Четвёртое измерение: повторение пройденного (СИ) - Таругин Олег Витальевич - Страница 6

Короче говоря, пацаны и раньше знали, что я крутой мужик, а теперь и вовсе были жутко горды тем, что их группу возглавляет эдакий терминатор, прошедший сквозь Время и спасший всех от неминуемого катаклизьма!

Я их не разубеждал. По двум причинам: во-первых, учитывая все подписанные бумаги о неразглашении, просто права не имел об этом говорить, а во-вторых, необходимость «повышения собственного авторитета в глазах непосредственных подчиненных» (не помню, так ли именно сия умная мысль сформулирована в уставе, но, тем не менее) никто не отменял. Да и приятно, каюсь, когда о тебе что-нибудь… эдакое думают…

От достойных истинного офицера с большой буквы «о» и новой звездой на погонах (обмыть бы, кстати, положено, только… доживу ли я до сего трогательного алкогольного момента?) мыслей об Уставе меня отвлек, конечно же, полковник:

— Пошли, коллега, поговорим. Введу тебя, так сказать, в курс.

Мы поднялись и прогулялись в крохотную каморку бортрадиста — разместиться там вдвоем можно было, конечно, с большим трудом, зато оказалось не в пример тише, нежели в транспортном отсеке. Самого радиста на месте не оказалось, и мы, со всеми возможными удобствами разместившись за откидным столиком, уселись друг напротив друга. Несколько секунд, как водится, молчали: я выжидающе, Валерий — собираясь, надо полагать, с мыслями, затем он начал:

— Ну, в общем, о том, что тебе мог сообщить Александр Валерьевич, я знаю, а в остальном ситуация следующая. В прошлом году на территории нейтринной обсерватории в Баксанском ущелье было завершено строительство кольца малого андронного коллайдера. «Малого», — не дожидаясь моего вопроса, пояснил он, — потому что большой коллайдер строится в ЦЕРНе[4], в Швейцарии — между прочим, при немаленьком участии России. Наш проект абсолютно секретный и, насколько мне известно, о нем до сих пор не пронюхала ни одна разведка мира.

— Странно, да? — в тон ему хмыкнул я.

— А вот и нет, — моего нового напарника не так-то легко было сбить с толку, — за безопасность всего проекта «кольцо» (я фыркнул — толкиенисты, блин!) отвечала «контора». Мы специально регулярно водили туда кучу иностранных делегаций — ученые, журналисты, обмен опытом, все дела. Они и представить себе не могли, что на самом деле находится рядом с ними!

— Рядом? Подожди-ка, — я наморщил лоб, припоминая сведения из данной Сагатовичем «несекретной» папки, — но если нейтринный телескоп лежит на глубине почти в триста метров, то где же тогда этот ваш коллайдер-ускоритель?!

— Немного в стороне, между склонами самого ущелья и на сто метров ниже — кольцевидный коридор андронного ускорителя — девять с небольшим километров! И три магнитных детектора частиц в отдельных подземных залах по ходу главного кольца. Десять лет закрытым способом строили, под землей пробивали, а уж сколько все это стоило…

— Ух ты… — честное слово, последнее у меня вырвалось совершенно непроизвольно — оказывается, умеют у нас еще строить — впереди планеты всей и в тайне от всего остального мира! Что ж, приятно…

— Так вот, — насладившись эффектом, продолжил полковник, — чем официально занимается обсерватория ты, я так понимаю, знаешь, да? А вот в остальном…

Я кивнул — чукча умный, чукча об этом читал в тощенькой генеральской папочке: изучение строения и эволюции Солнца и звезд по их нейтринному излучению, поиск новых элементарных частиц и прочие малопонятные простому человеку научные заумности. Но вот «в остальном» звучит весьма и весьма заманчиво:

— А в остальном… ловить нейтрино — это, конечно, безумно важно для науки, но мы пошли дальше. Ты, я так понимаю, в курсе, что Вселенная не более чем на пять процентов состоит из известных науке частиц и энергии и на девяносто пять — из неизвестных. Нейтрино — лишь одна из новых частиц, ее существование, по крайней мере, доказано, а ведь есть еще множество других, отоны[5], например… — Валерий замолчал, видимо, давая мне возможность осознать «всю глубину наших глубин». Я осознал, заодно сделав кое-какие, пока что — сугубо ментальные, выводы:

— Ну и?

— Вот именно, что «ну и»… — собеседник задумчиво потупил взор. — Что такое черная дыра представляешь?

— Примерно. Что-то очень-очень плотное — настолько, что даже может поглощать любые виды излучения, по сути — притягивать их к себе. Например, свет.

— Не только свет. Понимаешь, черная дыра — это сверхмасса чудовищной плотности, которая не только притягивает и поглощает электромагнитные волны, но и искривляет вокруг себя пространство и время! Так вот, отон — это частица, являющаяся, по сути и по факту, миниатюрной черной дырой.

— И вам удалось их получить, эти «частицы-дыры», — на удивление быстро связав одно с другим, докончил я. — Правильно?

Однако ответ меня удивил:

— В том то и дело, что неизвестно! Да, ты прав: цель эксперимента была именно такой: впервые в истории вывести ускоритель на полную мощность и попытаться получить несколько ранее неизвестных частиц, но чем это закончилось…

— …вы понятия не имеете! — безжалостно прервал я его. — Знаешь, кажется, что-то подобное я уже слышал…

Полковник зыркнул на меня из-под насупленных бровей и кивнул — мои совсекретные отчеты и рапорты о разговоре с Посланником он, судя по всему, читал. Вот блин! Ну почему нас так тянет лезть туда, куда не нужно? И наступать на одни и те же грабли?

— Ну и чем это нам грозит и что обещает?

— Ну… с одной стороны, это путь к познанию сути и сущности «черной дыры», как таковой, а с другой… с другой отонный заряд может оказаться в миллионы раз более мощным, чем любой ныне существующий термоядерный. Теоретически, конечно — я хоть и физик по образованию, но пока не могу себе этого представить!

Ну-ну, говорил же вам — «дежа вю»! Одни маятники-спирали создают, другие какие-то частицы ловят… и чего им всем спокойно-то не живется?! Приехали, в общем — совпадения при поддержке превосходящих сил всяких ценных пушных зверьков атакуют по всему фронту…

— Ладно, все это околонаучная демагогия, как я понимаю. Что там конкретно-то у вас получилось? Или как раз не получилось?

— Конкретно… — впервые за все наше недолгое знакомство «полковник Валера» заметно стушевался. — Конкретно ничего не понятно. Спустя четыре минуты пятьдесят две секунды от начала эксперимента полностью пропала связь с научным комплексом, причем не с самой лабораторией — там связи-то по определению быть не может — а со всем наземным комплексом в целом. За прошедшие сутки мы послали туда две боевые группы — Кавказ все-таки, сам понимаешь.

— И что?

— И ничего. На связь не вышли, о прибытии не доложили. Есть только снимки с орбиты и короткая видеозапись, которую засняла и оставила на границе этой зоны вторая группа. И — все. Ничего больше. Я еще вчера собирался вылетать, но на самом верху завернули — сказали, что есть человек, которого следует использовать.

— И этот человек — я! Я этот человек! — бессмертной фразой Карабаса-Барабаса из старого детского фильма, ответил я, для пущей убедительности постучав по камуфлированной груди кулаком. — Так?

Еще не привыкший к моим выкрутасам полковник помолчал, прежде чем ответить:

— Ну… в общем, да.

— Ладно, плавали, знаем. И что дальше?

— Дальше мне приказано ознакомить тебя со всеми имеющимися фактами, фото- и видеоматериалами и действовать по обстоятельствам, — Валерий выдержал торжественную паузу, — принимая во внимание любое твое мнение!

Последние три слова были весьма неплохо интонированы — уж не знаю, пришлось ли моему напарнику наступать для этого на горло собственной песне, но тем не менее! Пришлось соответствовать:

— Начальство меня всегда ценило. Я это давным-давно понял… знаешь, как трудно быть любимчиком?

Валера криво усмехнулся. Я бы даже сказал — очень криво:

— Думаешь, это смешно? Ты даже не представляешь, на каком уровне по тебе принималось решение. И тогда, год назад, и сейчас. В общем… у нас есть двое суток, а затем… затем будет решаться вопрос об уничтожении лаборатории. Вместе со всем ущельем. «Наверху» тоже осознают опасность эксперимента. Или думают, что осознают.