По обе стороны Грани (СИ) - Духовникова Евгения - Страница 3

Словом, опустив пространные рассуждения, можно сказать одно совершенно ясно: если среди твоих предков были пилигримы, — неважно, пятьдесят лет назад или тысячу, спокойной жизни не жди.

…Будильник упрямо и настойчиво звонил — в течение последних десяти минут. Семь утра.

Досматривать сон под монотонное "би-би-би-би" было не очень приятно. Ничего не оставалось делать, кроме как проснуться. Элис сонно застонала и откинула одеяло. Паровое отопление ещё не включили, поэтому после тёплой постели её сразу стало знобить.

Мысленно кляня на чем свет стоит изобретателя будильников со встроенной антимагической защитой, не позволявшей отключить их дистанционно, Элис попыталась дотянуться до неподкупного прибора, стоявшего на прикроватной тумбочке. Почуяв её маневр, будильник проворно отскочил в сторону, не переставая пищать, но в темноте не рассчитал расстояние и ухнул на пол. От удара батарейка вылетела из гнезда, и покатилась под шкаф.

Наступила долгожданная тишина. Элис с блаженством откинулась на подушку. Какие там сегодня пары? Кажется, экспериментальная физика и лекция по теории материи. Профессор Хаклбери вроде бы грозилась устроить проверочную работу…

Итоговые экзамены по экспериментальной физике Элис сдала экстерном ещё в прошлом месяце, а на теории материи после того, что было в прошлый раз, ей вообще лучше не появляться. Элис улыбнулась, вспоминая, как своим выступлением на семинаре разнесла в пух и прах всё, что так старательно разжевывала студентам профессор Хаклбери в течение целого семестра. Нет, ну она же не виновата, что результаты её расчетов оказались такими… сногсшибательными!

Элис поморгала, пытаясь привыкнуть к темноте. Из полумрака постепенно проступали смутные очертания скромной обстановки комнаты: видавший виды платяной шкаф с приоткрытой дверцей, письменный стол в углу, и три кровати в ряд. Две из них были застелены, — значит, Меридит и Кэтрин уже убежали на свои пары: у третьего курса занятия начинались на час раньше. Странно, что, уходя, они не разбудили её, нахмурилась Элис. Хотя, принимая во внимание взрывной характер девушки и высокую вероятность того, что спросонья она могла не слабо шарахнуть боевым заклятием, странного здесь как раз-таки ничего не было.

Как же спать хочется!.. А всё потому, что она сегодня опять до полуночи читала свой любимый детектив про Альфреда Грина, пока книга не выпала у неё из рук. И почему только она не легла вовремя?

Глаза Элис слипались. Зевнув, она перевернулась на другой бок, предварительно твёрдо сказав себе: "ровно две минутки", тщательно подоткнула одеяло, и тут же заснула.

Айзенбургская императорская академия естественных наук была старейшим учебным заведением, дающим классическое высшее образование, и по праву считалась одним из самых престижных как в Скайленде, так и во всем Содружестве. Попасть сюда с помощью денег или связей было невозможно: одной из фундаментальных дисциплин, преподаваемых в Академии, была практическая магия. Человек, недостаточно умело владеющий магией, просто не смог бы здесь учиться. Планка была весьма высока: далеко не всем абитуриентам их магические способности позволяли выдержать вступительные испытания, набрав проходной балл.

На факультет прикладной магии, где училась Элис, был самый высокий конкурс, и когда девушка подала туда документы, все удивились её смелости. Когда же Элис блестяще выдержала экзамен и получила свой студенческий билет с зелёной печатью, друзья и знакомые были, мягко говоря, немного шокированы. Её с детства прочили в политики, и наперебой советовали поступать на отделение международных отношений, суля успешную карьеру. Однако учиться на дипломата, чтобы потом служить в Сенате, Элис совсем не улыбалось, и, как всегда, девушка поступила по-своему.

И сейчас она заканчивала последний, шестой курс Академии. Стояла ранняя весна, некоторые экзамены уже остались позади, а работа над дипломным проектом была в самом разгаре. Впрочем, Элис это нисколько не беспокоило.

В свои двадцать два года Элисон Мейнфорд достигла очень многого, — особенно если учесть, что она была начисто лишена тщеславия и, в отличие от многих своих сверстниц, никогда не стремилась к превосходству, и тем паче (Боже упаси) к известности и признанию.

Да и особой прилежностью Элис не страдала. Ей никогда не доставляли особого удовольствия занятия в гимназии, особенно история религии и этика, конспекты по которым она считала напрасной тратой бумаги и чернил. Из всех уроков Элис с удовольствием посещала только семинары по логике и, пожалуй, ещё основы магии. И то лишь потому, что миссис Браун, — грузная, пожилая дама, читавшая основы магии, как правило, не утруждала себя преподавательской деятельностью. Обычно, дав девочкам какое-либо задание, она садилась с вязанием в продавленное плетёное кресло, и очень скоро начинала клевать носом. В это время разрешалось делать всё что угодно, с одним лишь условием: нужно было, чтобы результаты магических практик получались не слишком оглушительными, дабы нечаянно не разбудить добродушную учительницу.

Учеба давалась ей легко: Элис никогда не учила уроки, и тем более не выполняла домашние задания. В четырнадцать лет, ещё учась в школе, она получила магический допуск пятой ступени, а два года назад прошла переаттестацию сразу на третью ступень, перепрыгнув через уровень. Идеальная память и способность схватывать всё на лету позволяли ей иногда, выключив будильник, "забыть", зачем он звонил, и поспать подольше. Но, придя совершенно не подготовленная на контрольный тест, она почти всегда писала его лучше всех в группе. Поэтому во всём, что касалось учёбы, авторитет Элис был непререкаемым, как, впрочем, и во всём том, что учёбы не касалось. С детства Элис была лидером. Абсолютным. Безусловным. Парни глядели на неё с обожанием, а девчонки — с завистью, но и те, и другие считались с её мнением и старались прислушиваться к советам. Лишь один человек имел право поставить под сомнение правоту Элис: Роберт Вайденберг, её сверстник и лучший друг.

Третий корпус студенческого общежития стоял вдали от шумного перекрёстка бульвара Де-Марсента и проспекта Содружества, вечно забитого суетливой, колышущейся толпой спешащих по своим делам горожан, — на тихой, почти провинциальной Роуз-авеню. Здесь даже в часы пик было относительно спокойно. Поэтому, хотя окна комнаты Элис, выходившие как раз на Роуз-авеню, были распахнуты настежь, уличный шум не мог разбудить девушку, и проснулась она только тогда, когда солнечный зайчик, скатившись с подоконника, скользнул по паркету и дополз до подушки.

Элис открыла один глаз. Потом закрыла его и открыла второй. Зажмурилась, вздохнула и открыла оба. Часы по-прежнему показывали семь утра, но за окном было совсем светло, а по дороге, стуча колесами, уже вовсю шуровали трамваи. Она проспала. И опоздала.

Идти на занятия в академию теперь уже не имело никакого смысла, а погода как никогда благоприятствовала прогулке на свежем воздухе. Прошуршала бумага, и с глухим хлопком на придверный коврик упала пачка газет.

"Ага, свежая пресса!"

Элис сладко потянулась, раздумывая, как провёдет время, и спрыгнула с кровати, наступив на будильник, который обиженно пискнул, возмущённый таким обращением, и отполз в сторону.

— Ой, прости…

Девушка присела на корточки и запустила руку под шкаф. Там лежала пуговица, десятицентовая монета, шарик от пинг-понга и батарейка. Поставив батарейку в гнездо, Элис отряхнула руки от пыли и направилась в ванную.

В зеркале её встретило встрёпанное заспанное нечто, в котором девушка с трудом узнала собственное отражение.

Внешность Элис нельзя было назвать заурядной, но, в отличие от подруг, она не была красавицей в классическом понимании этого слова, — слишком многое в облике девушки не укладывалось в общепринятый канон, именуемый "модельным" и столь трепетно чтимый в высшем свете. Но, невзирая на довольно непростой характер и абсолютное безразличие к своему имиджу, Элис каким-то непостижимым образом постоянно становилась объектом повышенного внимания, притягивая его, будто магнитом. Возможно, причиной этого было окутывавшее её харизматичное очарование, рождённое в дерзком, парадоксальном контрасте милой детской капризности и железной воли властного человека, знающего себе цену и привыкшего повелевать.