Агония памяти моей (СИ) - "CoLin Nikol" - Страница 1

========== 1. Обострение ==========

Комментарий к 1. Обострение

«В ПРЕДЫДУЩИХ СЕРИЯХ» ДЛЯ ТЕХ, КТО НЕ ЧИТАЛ ДРУГИЕ РАССКАЗЫ ЦИКЛА!

Информация из канона, которую важно знать перед прочтением: «Последним делом Коннора Дойла в сериале стало изучение доисторического животного, найденного в Архангельске, куда Дойл был отправлен со своей командой в полном составе. Директор ОНИР утаил информацию, что от российских учёных поступил сигнал SOS и просьба о помощи. В теле милодона и в окружавшем его леднике были обнаружены яйца неизвестного паразита. Попадая в организм человека, эта неизученная форма жизни начинала расти и по итогу убивала хозяина, достигнув определённого размера. Дальше паразит самостоятельно рос. Коннор заразился, когда к его случайно полученной травме приложили лёд с яйцами паразита. И поняв, что ему не выжить, отправил свою команду прочь, а затем подорвал завод вместе с собой и выросшими тварями».

В моем цикле рассказов Коннор после взрыва попал в секретную лабораторию «Улей», где на нём испытывали препараты по ускоренной регенерации, целью которых было введение в организм специфических R-клеток, способных быстро восстанавливать повреждённые ткани или органы. Однако эти препараты имели один серьёзный побочный эффект: в результате ускоренной регенерации в мозгу возникали многочисленные новообразования, которые рано или поздно приводили испытуемых к смерти, так как даже след от укола или маленький порез вызывали аномальную активность мозга. Всё это описано в рассказе «БиоГенерация». В финале Коннору ввели вакцину, которая должна была полностью вывести из строя всю R-систему. Однако при выписке из больницы Дойла предупредили, что по мере отмирания R-клеток, его могут мучать кошмары и сильные боли, особенно в месте обитания паразита, практически разрушившего желудок, печень и кишечник. Любые препараты и средства обезболивания противопоказаны, так как организм должен самостоятельно избавиться от чужеродных клеток и выстроить новые нейронные связи, и любые препараты могут нарушить этот процесс, вызвав дегенерацию клеток.

Действие «Агонии памяти моей» разворачивается через три дня после выписки Дойла из медицинского корпуса ОНИР. Адриана Де Марко остаётся с Коннором в его квартире, чтобы присмотреть и за ним, и, самое главное, за племянницей, которую она после слов врачей боится оставлять с ним наедине.

1. Обострение

Снег перед глазами… Завод… Шум генератора… Холодная постель… Сквозь сон чувствую странное движение внутри… Тело обдаёт жаром. Мозг раскаляет мысль — я заразился. Оно растёт внутри. Я сажусь на кровати, морщась и вздрагивая всем телом. Живот раз за разом скручивает странный, но пока несильный спазм. Чёрт, как больно… Нечем дышать. Краем глаза выхватываю тусклый свет ночника и понимаю, что что-то не так. Обстановка кажется такой знакомой. Я точно на заводе? Пытаюсь присмотреться и понять, где я, но вот уже спазмы посильнее заставляют меня упасть с кровати на колени. Теперь я полностью дезориентирован. Знаю только, что эта тварь внутри убивает меня. Но как я заразился? Ведь я ничего не ел с момента, как мы приехали сюда. Только пил воду. Неужели вода заражена? Тогда всей моей команде конец.

— Я приложу лёд к вашей ране, профессор Дойл, — мягкий голос Анны эхом проносится в голове.

Какой же я дурак! Яйца паразита были в леднике, который окружал тело древнего животного. Чувствую некое облегчение. Значит, есть надежда, что никто другой не подцепил эту заразу. Но предсказать, что будет дальше, я не могу. Нужно заставить их всех уходить. Пошёл Фрэнк к черту со своим изучением новой формы жизни. Хочет изучать? Пусть приезжает сам и изучает!

Следующий спазм укладывает меня на пол, и я уже не могу сдержать крик. Хоть бы никто не услышал, мне точно не нужна жалость и сочувствие. Вряд ли я выживу, и это удастся извлечь из меня, но я должен сделать всё, чтобы больше никто не заразился и не пострадал…

Меня тошнит, нутро горит огнём, но как странно… Я ведь не чувствую раздирающего ткани движения внутри. Как тогда в России… Что? Проклятье… Это происходит на самом деле? Или мне снится? Но ведь глаза открыты. Закрываю их, судорожно хватаясь за живот. Как же больно…

Вспышка. Белый потолок. Где я? Что происходит? Не могу двигаться… Не могу дышать…

Бауэр Стрит, 712/8

17 июня 2000

2.35

Я просыпаюсь от тихих стонов за стеной. Минуту прислушиваюсь. Тишина… Приснилось? Встаю с кровати, подхожу к Николь. Она спит, мило посапывая. Это я настояла на том, чтобы Коннор ночевал в комнате Адама, которого до сих пор не выписали из больницы, а я осталась с Николь в гостиной. Во-первых, Дойлу нужно полноценно отдыхать и восстанавливаться, не бегая раз за разом к кроватке с дочерью. Во-вторых, по правде говоря, я почему-то боюсь оставлять его ночью с ней после слов Хендрикса про бред и галлюцинации. С Коннором мы, конечно, разругались, пока делили комнаты, но убедить и переспорить его мне всё же удалось. Глас здравого разума в нём говорит сильнее, чем упрямство… Кажется, мы оба опасаемся последствий распада R-системы, но стараемся на эту тему вообще не говорить. Я вспоминаю его странное поведение сегодня в парке.

Прищуренный злой взгляд серых глаз опять оживает в памяти, и я чувствую, как холод пробегает по позвоночнику. Я вздыхаю, отгоняя видение, и иду к дивану, но мой путь прерывает сдавленный крик из-за стены. Значит, не показалось! Ни сейчас, ни, возможно, в парке. Боже…

Бегу туда, включаю свет. Постель пуста. Слышу сдавленные стоны. Дойл лежит на полу, обхватив колени руками и сжавшись в комок.

— Коннор? Что случилось? Тебе плохо?

Он только беспомощно мычит. Я дотрагиваюсь до его плеча и чувствую, что все его мышцы напряжены до предела. Он весь в испарине. Глаза закрыты, а веки дрожат. Коннор хватает моё запястье и сжимает. Я пытаюсь вырвать руку, но он держит её слишком крепко. Мне больно, но я стараюсь не кричать, видя, что он себя не контролирует. Бог его знает, что ему сейчас привиделось или приснилось.

— Коннор… — мягко шепчу я, пытаясь привести его в чувство.

Веки приоткрываются, Коннор кидает быстрый взгляд на меня, и его глаза расширяются от ужаса. Картина проясняется: он видит сейчас перед собой Аманду, не меня…

— Вас здесь быть не может! — в ужасе бормочет он.

Запястье хрустит. Я понимаю, что он мечется в бреду, поглощённый чем-то из прошлого. Нет, так его в себя не привести.

— Дойл! — быстро вскрикиваю я и отвешиваю пощёчину.

Он отпускает захват и обессиленно падает на пол, корчась и держась за живот. Уж не Архангельск ли ему видится? «Меня» там действительно не могло быть.

— Я не понимаю… Но вы должны уходить! Я заражён. Не подходите, — слёзы текут из его глаз, его колотит, и, взяв Коннора снова за плечи, я чувствую, что его мышцы схвачены в тиски судорогой.

— Коннор! — я поворачиваю его лицо к себе, вытираю слёзы. — Посмотри на меня! Ты дома, в соседней комнате спит Николь. Всё, что тебе кажется, случилось три с половиной года назад. Вернись ко мне! Всё хорошо, внутри тебя ничего нет.

Я кладу руку Коннору на живот, словно в доказательство своих слов, чтобы немного успокоить его. Ощущаю под майкой сильно спазмированные мышцы. Затем дотрагиваюсь до лба. Так и есть, у него жар.

— Коннор, у тебя высокая температура! Ты слышишь меня? Ты в безопасности, это просто жар! У тебя что-то болит?

Кажется, он начинает понимать, где находится и что происходит. Морок и судороги понемногу отпускают его. Мутный взгляд становится более осмысленным. Он шокировано смотрит на меня, кажется, всё ещё не до конца понимая, что я здесь делаю.

— Живот… — морщится, его пальцы пальпируют собственную брюшную полость, будто пытаясь там что-то найти. — Мне показалось, что внутри…

— Тише, не надо… — я аккуратно перехватываю его руки, отводя их в стороны. — Я понимаю, но это всего лишь кошмар. Давай я помогу лечь тебе на кровать?

Он садится на полу, озираясь по сторонам.