Страна мужчин (СИ) - "Elle D." - Страница 21

— Ты большее, — сказал Дженсен, подходя к Джареду и кладя руки ему на плечи. Джаред смотрел на него снизу вверх серьёзным, почти осуждающим взглядом. — Ты всегда для меня был больше, чем просто рабом. Но это — для меня. Для всего остального мира ты бесправный выкормыш Инкубатора, и точка. А я не хочу, чтобы мир к тебе так относился. Ты заслуживаешь лучшего. Я хочу, чтобы мы могли быть вместе как равные, не только для нас двоих, но и для всех остальных. Я хочу… Джаред, я хочу жить с тобой, как с постоянным партнёром. Хочу представить тебя своему отцу. Конечно, — поспешно добавил он, видя, как между бровей Джареда опять залегает та некрасивая складка, — конечно, если ты сам этого захочешь. Если не захочешь… если решишь меня оставить — это твоё право. Я не буду тебе мешать. Я тебе денег дам, там в контракте записано, пять тысяч долларов сразу, и потом каждый…

— Всё это просто бред, — сказал Джаред. — Это… это всё просто какой-то бред!

Он встал, стряхнув руки Дженсена со своих плечей. Он впервые встал с места не потому, что Дженсен велел ему, а потому что не мог усидеть. Дженсен вдруг словно впервые увидел, какой он высокий и большой. Какой он… самец. Каким он может быть сильным, если ему позволить.

Дженсен внезапно представил, как Джаред хватает его за загривок, швыряет на стол и засаживает ему на всю глубину, вжимая лицом в столешницу, пока Дженсен хрипит и бьётся под ним, безуспешно пытаясь вырваться. От этой мысли кровь ударила ему в голову, а потом стремительной молнией отбилась в пах.

— Джаред…

— Это бред! — повторил тот снова, повысив голос и глядя на Дженсена с какой-то бессмысленной, несфокусированной яростью. Дженсену показалось, что Джаред сейчас тоже очень хочет что-нибудь ударить. Вряд ли Дженсена — просто что-нибудь. — Что это ты выдумал? Зачем мне свобода? Зачем деньги, у меня же и так всё есть. Куда я пойду? Я ничего не умею, только машины чинить, и все мои любимые модели есть в твоём гараже. И ты тоже здесь. Там снаружи тебя нет. Зачем мне куда-то уходить?!

Он говорил сбивчиво, но Дженсен всё понимал. Он попытался объяснить:

— С твоими способностями, ты мог бы стать продвинутым инженером. Мог бы очень далеко пойти.

— Я не хочу! Чёрт, зачем мне куда-то идти, когда мне и так хорошо?! Я иногда жалею, что ты вообще узнал про мою память, так бы я до сих пор спокойно чинил твои монорельсы. Я люблю чинить монорельсы! Понимаешь? И тебя я люблю! Чёрт бы побрал этого Шекспира!

Дженсен не знал, чего ему больше хочется — смеяться, ругаться или просто обнять его и не отпускать. Джаред разошёлся, как с ним бывало иногда во время их «учёных диспутов», как они это в шутку называли между собой. Когда он сердился, щёки у него розовели, а глаза сверкали так, что хотелось отвести взгляд. Дженсен любил его таким. И таким тоже.

— Тебе не обязательно уходить, когда ты получишь вольную. Я же сказал, ты сможешь остаться.

— Тогда зачем она мне вообще нужна? — с досадой выпалил Джаред.

И вот тут они, похоже, зашли в окончательный тупик.

Дженсен потратил битый час, пытаясь его переубедить. Доказывал преимущества свободы, напоминал, что все рабы ещё в Инкубаторе мечтают выкупить себя, лет через сто, если повезёт, и так далее, и тому подобное. Но, как Дженсен уже не раз имел возможность убедиться во время их дискуссий о мировой литературе, Джаред умел быть упрямым. Если он упирался во что-то, то становился как скала, и сдвинуть его было не проще, чем свалить станцию Элоя с орбиты. Он не хотел вольной. Он не хотел ничего менять. Он хотел всегда оставаться с Дженсеном. В сущности, Дженсен тоже хотел именно этого, так что становилось вообще непонятно, о чём они спорят.

— Ладно, — наконец сдался Дженсен — второй раз за этот трудный день. — Хорошо. Давай я тогда хотя бы внесу тебя в завещание. Ты получишь свободу, когда я умру, вместе с суммой, которая…

— Когда ты умрёшь, я тоже умру, — сказал Джаред, и это прозвучало так просто и так безапелляционно, что Дженсен только рукой на него махнул.

Джаред перехватил её в полёте и сжал, переплетя его пальцы со своими.

— Я понимаю, Дженсен, что ты хотел как лучше. Ты хотел, чтобы у меня был выбор. Но если ты правда этого хочешь, то перестань на меня давить. Я свой выбор сделал, правда, сделал, и уже давно. Если бы я не захотел, ты бы никогда меня не получил. Мистеру Моргану это так и не удалось.

Дженсен уставился на него, осмысляя услышанное. Ах ты ж…

— Морган?! Он тебя…

— Пытался. Не заставлял, нет. Если бы он решил меня изнасиловать, то я бы вряд ли смог ему помешать, он бы просто позвал кого-нибудь, чтобы меня держали, и всё. Но он хотел, чтобы я пришёл к нему сам. Как и ты. Тоже меня задабривал, подарочки там всякие, послабления в работе… Я не хотел. И тогда он стал меня пороть. Ему это доставляло удовольствие, ну, понимаешь… По-моему, не меньше, чем если бы он меня трахал. Придирался по каждому поводу, а иногда и без повода вообще, просто вызовет ночью к себе наверх, пьяный, кнут уже наизготовку, и говорит: снимай майку. Хорошо, что только по спине бил. Я всё время боялся, что однажды он прикажет снять джинсы, и тогда я не знаю… Я бы с ним дрался до смерти, и, может, убил бы его, и тогда бы меня точно пустили на удобрения в твоём Заповеднике. Так что, Дженсен, если ты думаешь, что я был твоей бессловесной куклой, потому что ты на меня давил — то выкинь это из головы. Выкинь, слышишь? А не то я тебя отшлёпаю.

Последние слова прозвучали вдруг так игриво, лукаво и легко, что Дженсен на миг онемел — а потом расхохотался. Чёрт, он и правда недооценил своего тихого послушного раба. Всё вдруг опять стало ясным, всё встало на свои места. Дженсен так и не извлёк урока из то, что сказал ему Генри — он пытался сейчас навязать Джареду выбор точно так же, как и прежде. Решил освободить — и всё тут. Ему в голову не пришло дать Джареду настоящий выбор — выбор решать, нужна ли ему свобода.

— Я иногда думаю, за что мне так повезло, — сказал Дженсен, притягивая его к себе и вжимаясь задницей в край стола.

— Может, в прошлой жизни ты был одним из нас, — ответил Джаред, толчком разводя ему ноги и быстро высвобождая из джинсов свой член. Дженсен не успел задуматься о том, что это значит, потому что через секунду Джаред вошёл в него, вырывая у него из горла низкий протяжный стон. Дженсен сдвинул руку, упираясь в стол покрепче, и проект вольной, отброшенный Джаредом, скользнул к краю стола и завис там, забытый, не нужный, не имеющий никакого значения.

Они трахались в тот раз, как в первый, потом переместились в спальню и опять трахались. Под конец Дженсену даже показалось, что Джаред немного устал, чего с ним раньше никогда не случалось — он запыхался и дышал тяжело, как-то странно морщась, когда Дженсен толкался в него особенно глубоко. Дженсен спросил, всё ли с ним в порядке, и Джаред ответил, что да, но Дженсен видел, что это не совсем так. Он поднажал и закончил, как только смог, и только потом заметил, что член Джареда совсем вялый. Впрочем, учитывая, что перед этим Джаред кончил раза три, в этом не было ничего такого уж странного. Дженсен поцеловал его на ночь, поглаживая его мокрые от пота, напряжённо подрагивающие плечи, и, рухнув на постель, забылся сладким сном, самым крепким и спокойным за последнюю неделю.

Он проснулся посреди ночи от того, что что-то холодное и липкое неприятно хлюпало у него под локтем. Он вскинулся, сонно позвал Джареда, и, не получив ответа, так же сонно дал голосовую команду света. Свет вспыхнул, и Дженсен, хрипло вскрикнув, подскочил на постели.

Джаред лежал, раскинувшись, без сознания, и судя по мятой, перемазанной рвотой простыне, сильно метался, прежде чем отключиться. Лицо у него было белым, губы посинели, изо рта стекала пена. Лоб горел, но руки и ноги, безвольно свисающие с кровати, были ледяными.

Дженсен тормошил и звал его, ополоумев от страха, минуты две, прежде чем нащупал пульс — слабый-слабый, нитевидный, но пульс всё-таки был. Дженсен вскочил с постели и, спотыкаясь, бросился к коммуникатору.