Эхо плоти моей - Диш Томас Майкл - Страница 18

• Предыдущая
• 18/35
• Следующая

— Абсолютно, Бернар.

— Тогда — в атаку, дорогая, — и пусть победит сильнейшая.

— Вам хорошо спалось, капитан?

— Спасибо, очень хорошо, — Хэнзард сел на матраце, на котором провел ночь. — Откуда у вас все это?

— Вы имеете в виду матрац? Нашим снабжением мы обязаны Берни. Этим завтраком, — Бриджетт протянула Хэнзарду поднос, — вы тоже обязаны Берни. Это его завтрак, но он решил, что вам он нужнее.

На подносе была тарелка с яичницей из трех яиц, тарелочки с тостами и беконом, пинтовая кружка с апельсиновым соком, серебряная розетка с джемом и старинный кофейник из отеля “Плаза”. Из носика кофейника шел пар.

— После завтрака я принесу вам воду для бритья. Если вы не собираетесь отращивать бороду, то можете побриться.

— Потрясающе! — сказал Хэнзард.

В первый момент он забыл обо всем, кроме еды. Однако, подняв глаза от опустевшей тарелки, он разглядел и ожидающую Брид-жетт.

— У вас сегодня другой цвет волос, — заметил он. Стоящая перед ним Бриджетта была не рыжей, а светлой как лен, и волосы у нее были плотно уложены на голове в стиле ирландской крестьянки.

— Я вообще совершенно другая девушка. Вчера вас спасла Джет, она в нашей семье главная красавица. А я всего лишь Бриджетт, я занимаюсь домашним хозяйством. Кроме того, есть еще Бриди — наша интеллектуалка. Она очень умная и рассудительная девушка.

— Но разве вы все не одна личность? Вы говорите об остальных, как о своих старших сестрах, хотя вы — это и есть они.

— Конечно, вы правы, но нам для самоосознания важно различать друг друга. Поэтому мы пытаемся путем разделения функций расщепить единую личность Бриджетты на три отдельные. Самая младшая всегда носит имя Бриджетт, потому что это не так интересно.

— Самая младшая?

— Младшая — это та, которая последней вышла из передатчика. Вы же понимаете, как это получается, не так ли? Передатчик создает что-то вроде эха. Так вот я — то эхо, которое звучит здесь всего неделю. Джет, которая была Бриджетт до меня, живет здесь уже четыре месяца. А Бриди — совсем старуха. Вы ее увидите, она пепельная брюнетка и ходит в старом лабораторном халате. Вы не представляете, как сильно одежда определяет поведение.

— А ваш муж — тоже не один?

— Его двое, но мы решили представить вчера вам по одному экземпляру нас, чтобы не усложнять ситуацию. Бернар — всегда Бернар. Он не дает себе труда дифференцировать свои личности, как делаем мы. Он настолько самодостаточен, что ничто не может поколебать его представление о себе. Скажите, капитан, а какой я вам нравлюсь больше — блондинкой или шатенкой?

Хэнзард потряс головой, словно пытаясь стряхнуть с лица паутину. Ему было непросто привыкнуть к столь резким переходам в разговоре.

— Вы, — произнес он, пытаясь связать две части ее монолога, — на минуту заставили меня поверить, что вы действительно разные девушки, но ваша последняя фраза вас выдала.

— Не сердитесь, капитан, но так трудно все время придерживаться своей роли. Даже у Золушки случались минуты, когда старшие сестры уезжали… Ой, как вы быстро все съели! Хотите еще?

— Пока нет.

— Тогда — идемте со мной. Бернар хочет с вами поговорить.

Последнее сильно напоминало забытую школьную сцену, когда учительница ведет тебя в кабинет директора. Хэнзард шел, раздумывая, в чем он успел провиниться. Остановившись на пороге кабинета, он склонил голову и начал:

— Не могу выразить, насколько я благодарен за ваше гостеприимство, доктор Па…

— Раз не можете, то и не пытайтесь, мистер Хэнзард. Обратите внимание

— я не пользуюсь вашим воинским званием, потому что считаю, что такое оскорбление было бы обидно для вас. Мой опыт общения с военными организациями: американскими, восточногерманскими, а до этого — Третьего Рейха, был в целом крайне негативен. Вы можете обращаться ко мне столь же неформально. Я всегда ощущал, что в Америке слово “доктор” имеет оскорбительный оттенок, когда оно относится к человеку, не принадлежащему к медицине. Например, доктор Стрейнджлав или доктор Франкенштейн.

— Я постараюсь не забывать этого, сэр. И поверьте, я не хотел проявить неучтивость.

— Сколько вам лет, мистер Хэнзард?

— Тридцать восемь.

— Женаты?

— Разведен.

— Замечательно. Вы как раз подходящего возраста для моей Бриджетты. Ей двадцать семь.

— В каком смысле — подходящего возраста для вашей Бриджетты?

— Вот это вопрос! — оба Пановских хором рассмеялись. Затем, указывая на своего двойника, Пановский в камилавке сказал: — Вы что, не видите его седые космы? А его ввалившуюся грудь? Вы не понимаете, что этот старик парализован от ног до пояса?

— Бернар, не городи ерунды, — сказал двойник.

— Пожалуйста, не забывай, Бернар, что этот спектакль мой, — сказал Пановский, указывая на камилавку. — Так что позволь мне прибегать к небольшим поэтическим преувеличениям. Так на чем я остановился?.. Да, от ног до пояса. Разве вы не видите меня в инвалидном кресле? И вы еще спрашиваете, “для чего” вы нужны моей жене? Неужто вы настолько наивны, милейший капитан?

— Н-не совсем…— пробормотал Хэнзард, смущенно переводя взгляд с одного Пановского на другого и обратно.

— Или, может быть, хотя ваша совесть позволяет вам убивать людей и даже нажать кнопку, которая уничтожит всю землю, тем не менее у вас настолько могучие моральные устои, что они не позволяют немного развлечь девочку?

— Возможно, вас это удивит, доктор, но некоторые из военных действительно обладают крепкими моральными устоями.

— А вот тут он тебя, Бернар, разделал как маленького, — сказал Пановский без камилавки.

— Если вы, мистер Хэнзард, имеете какие-то возражения, будьте добры изложить их.

— Как бы высоко я не ценил достоинства вашей жены…

— Точнее, моих жен. В настоящий момент здесь три женщины, претендующие на это звание.

— Как бы ни были они красивы, они — ваши жены, сэр. Я не являюсь сторонником… э-э… разврата. В любом случае, я не могу иметь какие бы то ни было отношения с законной супругой другого мужчины.

— Это правда, капитан? — оба старых джентльмена подались вперед в креслах. — Простите, это что, ваше искреннее возражение?

— Возможно, есть и другие причины, хотя и одного этого, как мне кажется, вполне достаточно для подобного решения. И, кстати, на каком основании вы сомневаетесь в моей искренности?

— Спроси его, Бернар, не католик ли он, — подсказал Пановский без камилавки.

— Бернар, если ты хочешь сам вести этот разговор, то я отдам тебе мою камилавку. Или — прекрати вмешиваться. Хотя я и сам собирался задать этот вопрос. Ну так как, капитан?

— Нет, сэр, я не католик. Меня воспитали методистом, но уже несколько лет я не был ни в какой церкви. Пановские вздохнули.

— Мы спросили вас об этом потому, — пояснил главный, — что в наше время крайне необычно встретить молодого человека с такими взглядами, как у вас. Их не осталось даже среди верующих. Видите ли, мы оба католики, хотя, учитывая наше состояние, я бы затруднился отнести нас к католической церкви. Прежде всего — двое ли нас? И есть ли у нас душа? Хотя все это теология, а я не хочу сейчас в нее углубляться. А вот ваши сомнения и угрызения, полагаю, несложно развеять. Видите ли, наш брак, мягко говоря, фиктивного свойства. Бриджетта является моей женой только… какой там употребляется изящный эвфемизм, Бернар?

— Номинально.

— Да, конечно. Мы женаты номинально. Кроме того, мы сочетались только гражданским браком, а не церковным. Мы поженились, ясно понимая, что детей у нас не будет. Даже будь у нас такое желание, крайне сомнительно, что его, принимая во внимание мой возраст, удалось бы исполнить. В глазах церкви такой брак вообще и браком-то не является. Если бы мы могли обратиться к законным органам, аннулировать наш брак было бы очень просто. Но развод — это, в конце концов, пустая формальность, подтверждающая несуществование того, что не существовало никогда. Если вам будет удобнее, считайте Бриджетту моей дочерью, а не женой. Не правда ли — это более привычно, если у старого мудрого ученого, или у старого зловредного ученого, имеется молодая очаровательная дочка, которую он может вручить герою. Что-то я не припомню случаев, чтобы герой от нее отказался.

• Предыдущая
• 18/35
• Следующая