Худой мужчина. Окружной прокурор действует - Гарднер Эрл Стенли - Страница 3

— А теперь — пинг-понг.

Аста подпрыгнула и стукнула меня передними лапами в живот. Я выключил радио и налил себе коктейль. Человек, имени которого я так и не разобрал, говорил: «Придет революция, и всех нас первым делом поставят к стенке». По всей видимости, эта мысль ему нравилась.

Квинн подошел ко мне и наполнил свой стакан. Он посмотрел на дверь спальни:

— Где это ты блондиночку оторвал?

— Я ее еще совсем крохой на коленке качал.

— На которой? — спросил он. — Потрогать можно?

Нора и Дороти вышли. На приемнике я увидел вечернюю газету. Был там и такой заголовок:

«ДЖУЛИЯ ВУЛФ — В ПРОШЛОМ ПОДРУГА РЭКЕТИРА. АРТУР НУНХАЙМ ОПОЗНАЕТ ТЕЛО. ВИНАНТ ЕЩЕ НЕ НАЙДЕН».

Нора, приблизившись ко мне, прошептала:

— Я пригласила ее пообедать с нами. Будь с ребенком (самой Норе двадцать шесть) поласковей — она так страдает.

— Как прикажешь. — Я обернулся. На другом конце комнаты Квинн что-то рассказывал Дороти, она смеялась. — Но уж если влезаешь в чужие беды, то не жди, что я потом приду и поцелую туда, где бо-бо.

— И не подумаю, дуралей ты старый. Ну-ка брось читать! Она отобрала у меня газету и затолкала ее за радиоприемник — с глаз долой.

Нора никак не могла уснуть. Она читала воспоминания Шаляпина, пока я не задремал, а потом разбудила меня вопросом:

— Ты спишь?

Я ответил, что сплю.

— А ты никогда не подумывал снова заняться сыском — так, время от времени, просто из интереса? Скажем, когда случается что-нибудь чрезвычайное, вроде Линдб…

— Милая, — сказал я, — по-моему, убил ее Винант, и полиция поймает его без моей помощи. И вообще, мне-то до всего этого какое дело?

— И еще я хотела сказать, что…

— Кроме того, у меня просто нет времени — еле успеваю следить, чтобы у тебя не пропали денежки, ради которых я на тебе женился. — Я поцеловал ее. — А что, если тебе выпить, — тогда, может, уснешь?

— Спасибо, нет.

— А если я выпью, уснешь?

Когда я вернулся со стаканчиком в постель, она хмурилась в пространство.

— Она, конечно, мила, только с приветом, — сказал я. — При таком папаше иначе и быть не могло. Из того, что она говорит, никак не поймешь, что она думает, а из того, что думает, — что на самом деле. Она мне нравится, но думаю все же, что ты лезешь…

— Не уверена, что она нравится мне, — задумчиво сказала Нора. — Может, она просто глупая, но если даже четверть того, что она нам тут наговорила, — правда, то положение у нее незавидное.

— Ничем ей помочь не могу.

— Она-то считает, что можешь.

— Да и ты так считаешь. Из чего следует — что бы человек ни выдумал, единомышленник всегда найдется.

Нора вздохнула:

— Будь ты потрезвее, с тобой можно было бы говорить. — Она приподнялась и сделала глоток из моего стакана. — Я выдам тебе рождественский подарок, если получу свой.

Я покачал головой:

— За завтраком.

— Но ведь уже Рождество!

— За завтраком.

— Я очень надеюсь, — сказала она, — что любой твой подарок мне не понравится.

— А все равно придется оставить, потому что служитель в «Аквариуме» сказал, что ни в коем случае не возьмет их назад, потому что они уже все хвосты отгрызли у…

— Ну хоть, по крайней мере, выясни, сможешь ей помочь или нет. Тебя же не убудет. А она так верит тебе, Ники.

— Грекам все верят.

— Пожалуйста!

— Не суй свой нос в дела, которые…

— И вот еще что: жена его знает, что эта Вульф была его любовницей?

— Понятия не имею, но она ее недолюбливала.

— А жена, какая она?

— Как сказать… женщина.

— Красивая?

— Очень даже — была.

— Старая?

— Сорок — сорок два. Прекрати, Нора. Зачем тебе все это? У Винантов свои заботы, у Чарльзов свои.

Она надула губы:

— Может, все-таки выпить — от бессоницы.

Я вылез из кровати и приготовил виски с содовой, а когда нес стакан обратно, раздался телефонный звонок. Я посмотрел на часы, лежавшие на столе. Было без малого пять утра.

Нора говорила в трубку:

— Алло… Да, это я…

Она покосилась на меня. Я замотал головой — нет-нет.

— Да… Разумеется… Да, конечно. — Она положила трубку и улыбнулась мне.

— Ты чудо, — сказал я. — На сей раз кто?

— Сейчас Дороти придет. Кажется, она совсем пьяная.

— Просто замечательно. — Я взялся за халат. — А то я уж боялся, что придется лечь спать.

Нора перегнулась через край кровати в поисках шлепанцев.

— Не будь старым брюзгой. Потом можешь хоть весь день спать. — Она нашла шлепанцы и встала, скользнув в них ногами. — Она действительно так боится свою мать, как говорит?

— Боится, конечно, если хоть что-то соображает. Мими — сущая отрава.

Нора прищурила свои темные глаза и негромко спросила:

— Что ты от меня скрываешь?

— О Боже! Я так надеялся, что не придется тебе об этом рассказывать. На самом деле Дороти — моя дочь.

Нора, я не сознавал, что делаю. Это было весною в Венеции, я был так молод, сияла полная луна над…

— Шути-шути. Поесть не хочешь?

— Разве только за компанию. Ты что будешь?

— Кофе, бутерброд с фаршем — и побольше луку.

Пока я звонил в круглосуточную закусочную, явилась Дороти. Когда я вошел в гостиную, она с немалым трудом встала и произнесла:

— Ой, Ник, простите-извините, что я так вам с Норой надоедаю, только нельзя мне в таком виде домой. Не могу. Боюсь. Не знаю, что со мной будет, что делать — не знаю. Пожалуйста, не надо. — Она была очень пьяна. Аста обфыркала ей лодыжки.

— Ш-ш-ш. Правильно, что пришла. Садись. Сейчас кофе будет. Где это ты так набралась?

Она уселась и тупо замотала головой.

— Не знаю. И где я только не была, как ушла от вас! Везде была. Дома только не была. Домой в таком виде нельзя. Смотрите, что у меня есть.

Она снова встала и вынула из кармана пальто видавший виды автоматический пистолет. Она повела им в мою сторону. Аста, виляя хвостом, радостно заскакала, стремясь допрыгнуть до пистолета.

Нора шумно задышала. У меня похолодело в затылке. Я отпихнул собаку и отобрал пистолет у Дороти.

— Это еще что за штучки? Садись. — Я опустил пистолет в карман халата и толкнул Дороти в кресло.

— Не злитесь на меня, Ник, — захныкала она. — Оставьте его себе. Не хочу я быть вам в тягость.

— Где ты его взяла? — спросил я.

— В кабаке на Десятой авеню, у дядьки какого-то. Браслет отдала — тот, с изумрудами и бриллиантами.

— А потом обратно в кости выиграла? Браслет-то на тебе.

Она уставилась на браслет:

— А мне показалось, что отдала.

Я посмотрел на Нору и покачал головой. Нора сказала:

— Ой, кончай изводить ее, Ник. Она…

— Нет, нет, нет, Нора, он не изводит, нет, — затараторила Дороти. — Он — он один во всем мире, к кому я могу обратиться.

Тут я вспомнил, что Нора так и не притронулась к своему виски, поэтому я пошел в спальню и выпил. Когда я вернулся, Нора сидела на ручке кресла, в котором примостилась Дороти, обхватив рукой ее плечи. Дороти сопела, а Нора приговаривала:

— Он не злится, детка, он тебя любит. — Она взглянула на меня. — Ты ведь не злишься, правда?

— Нет, но глубоко скорблю. — Я сел на диван. — Откуда у тебя пушка, Дороти?

— Я же сказала — от дядьки.

— От какого дядьки?

— Я же сказала — от дядьки из кабака.

— И отдала браслет?

— Думала, что отдала, но вот — браслет-то у меня.

— Это я заметил.

Нора потрепала девчонку по плечу:

— Конечно, конечно. Браслет-то у тебя.

— Когда коридорный придет с едой и кофе, подкуплю-ка я его, пусть побудет здесь, — сказал я. — Не оставаться же мне в одиночку с парочкой…

Нора ответила мне недовольной гримасой и обратилась к Дороти:

— Не обращай на него внимания. Он всю ночь вот так.

— Он думает, что я глупая пьяная дурочка, — сказала девушка.