(не) твой ребёнок (СИ) - Стар Дана - Страница 38

— Как ты понял? — судорожно шепчу, захлёбываясь в слезах.

— Да только слепой бы не понял! А ещё… мой дед умер. У него был такой же диагноз. Но это было очень давно.

— Господи! — я закрываю глаза, а мои руки безвольно падают вниз по швам.

Слёзы ручьями по щекам хлещут.

Ноги подкашиваются.

Я почти падаю на мокрую, после дождя землю, но Олег ловит меня в полёте, заключая в объятия.

— Тише-тише, родная. — Целует. Щёки мои солёные поцелуями осыпает. — Мы спасём его, слышишь! Я не позволю. Он мой ребенок!

— Но у нас нет времени… И донора тоже.

На секунду воцаряется тишина.

— Значит… значит я стану его донором!

Стоп.

ЧТО?

— Что ты с-казал?

— Что слышала. Я отдам ему свою почку.

Я не верю в то, что слышу.

Бред.

Он с ума сошел!

— Нет, Олег! Это дикость! — с маху бью кулаком в грудь мерзавца.

— Мне плевать на всё. Пошли. Я хочу его спасти, во что бы то ни стало. Анализы сдам, если мой орган ему подойдёт, значит судьба.

— Ты говоришь глупости! — от отчаяния я хватаюсь за голову, царапая ногтями кожу. — А твоя жена?

— Мне всё равно, что она скажет. Я её не люблю. Я тебя люблю, Катя. И всегда любил.

Он на колени передо мной падает, обнимая за талию. Носом к животу прижимается, отчаянно трется, словно прощения просит, как провинившийся пес у своего хозяина.

— Я так жестоко с тобой поступил. Ты ведь в тот день хотела сказать, да?

Молчу.

Опускаюсь на колени рядом с ним. Жадно льну к его телу, крепко обнимая. Чувствую то самое родное тепло, от которого мне всегда становилось легче, которым я упивалась до беспамятства долгие годы тому назад.

— Хотела сказать. Хотела…

Носом к его щеке прижимаюсь.

Отчаянно трусь, царапая кожу щетиной, вдыхая запах его тела.

Его настоящий, родной запах.

Мой любимый…

— Я хочу искупить вину, поэтому я его спасу. Я знаю знакомого хирурга. Очень хорошего. Я проконсультируюсь с ним немедленно. Сдам анализы, если всё будет хорошо, мы очень быстро сделаем операцию.

Тон его голоса стал таким твёрдым и решительным, я понимаю, он ни за что не передумает. Мужчина решил, мужчина сделает. И это не обсуждается.

Не могу найти слов, чтобы сказать что-то в ответ. Мои губы начинают дрожать, а по щекам льются непрерывные потоки слёз.

Никак не могу успокоиться. С каждым часом становится всё хуже и хуже. Судьба преподносит нам новые безжалостные испытания.

Олег бережно берет моё лицо в свои ладони, ставшие слишком холодными, заглядывает в глаза и уверенно произносит:

— Не волнуйся. Они временно возьмут у меня одну почку. Потом мы найдём донора и для меня тоже, я буду жить как прежде.

Олег пытается меня утешить, но я ему не верю. Потому что боюсь, что что-то может пойти не так.

Мы возвращаемся обратно в здание. Олег ведёт меня за руку по коридору, а я иду вообще никакая, хуже овоща. Останавливаемся напротив кабинета нашего лечащего врача.

— Я пойду один, подожди меня здесь.

— Но…

— Катя, делай, что говорю. Сядь на диван и жди здесь.

Он мягко толкает меня на сиденье, а сам, постучав, входит в кабинет Бориса Аркадьевича.

Они разговаривают там за дверью около тридцати минут. Я уже сгрызла все ногти до мяса. Наконец, Олег выходит из кабинета, и произносит:

— Возвращайся к Мише, побудь пока с ним, а мне по делам надо отъехать.

— Что он сказал, что вы решили? — в локоть его ногтями впиваюсь, с мольбой заглядывая в синие, налившиеся опасной чернотой глаза.

— Потом расскажу, я сейчас спешу. Иди к сыну, или, Катя.

Я пальцы на его локте размыкаю, Олег поворачивается ко мне спиной и вскоре исчезает из поля зрения. Он вышел из кабинета очень серьёзным и озабоченным чем-то.

Я возвращаюсь к Мишке в палату. Ни на шаг от него не отхожу, мама тоже. День подходит к концу, а затем наступает утро. Я сплю прямо на стуле, крепко сжимая худенькую ручку.

Не ем ничего, только воду пью. Часами сижу на одном месте и молюсь. Миша несколько раз открывал глаза, мы немного общались, а потом он опять засыпал. Истощенный, измученный. Я не могу без слёз на него смотреть. Душу хочется ногтями из груди выдрать от бессилия! Почему он здесь лежит? ОН! А не я.

Я опять задремала. Не знаю точно, сколько проспала, вдруг почувствовала мягкое прикосновение на плече и проснулась. Поворачиваю голову, вижу Олега.

— Медсестра сказала, что ты к стулу приклеилась, — вижу слабую ухмылку. — Пойдём, я отведу тебя в буфет.

— Не хочу Олег, с места не сдвинусь… — качаю головой. — Где ты был? Я звонила тебе три раза, а ты не отвечал.

— Телефон сел. Прости.

Я еле-еле шевелю языком, голова начинает кружиться. Вторые сутки ничего не ем, голодовка не проходит бесследно. Меня начинает шатать, а теперь ещё и хочется постоянно спать.

Внезапно, я чувствую, как меня отрывает от стула. Я оказываюсь в руках Олега, прижатая плечом к крепкой груди.

— Пусти, что ты задумал?

— Отнесу тебя в буфет. Надо, Катя, хотя бы немного. Ты очень похудела, подушка и то тяжелее тебя весит. Мы быстро, потом вернемся, и я расскажу тебе о наших дальнейших планах и о хороших новостях.

— Правда? Расскажи? — я моментально оживаю.

— Обязательно, но после того, как ты поешь, — Олег выносит меня на руках в коридор, несет до самого буфета. Проходящие рядом люди оборачиваются нам вслед и с любопытством глазеют на нашу пару.

Какой же хитрый, поставил условия. Придётся выполнять.

Мы садимся за столиком, я нехотя беру в руки ложки и смотрю на горячий куриный бульон, как будто это не еда, а вода из лужи. Нет, выглядит аппетитно, но у меня сейчас отвращение к еде. Как можно есть, когда кругом столько горя?

— Ну же, мне тебя как маленькую девочку с ложки кормить? — с лёгким смешком в голосе произносит мужчина.

Не успеваю ничего ответить, он выхватывает ложку из моих рук и на полном серьёзе начинает меня кормить, как кормил свою шестимесячную дочь.

Приходится подчиниться, вот он настырный индюк!

— Не терпится вернуться в палату, я хочу познакомиться с Мишей ближе.

Я съедаю почти всё, сражаясь с тошнотой. По глазам вижу, как Олег меня ненавидит за ложь. Но он ничего сейчас об этом не говорит, просто время неподходящее. И я ему благодарна за это. Разбираться, выяснять отношения, задавать бесконечные вопросы будем потом. А еще я благодарна за то, что он бросил всё и поехал со мной. Что начал активно искать выход из сложной ситуации и даже придумал безумие — захотел отдать свой орган, чтобы спасти сына.

Очень надеюсь, что Волков за ночь подключил связи и нашёл донора.

— Ну вот, я всё съела, — отодвигаю в сторону пустую тарелку.

— Теперь можешь рассказать мне то, что обещал?

— Конечно, как только вернёмся в палату.

Олег берет меня за руку и ведет к выходу из буфета. Я так привыкла чувствовать его тепло, когда он берет меня за руку, что от этого становится заметно легче. Его тепло, прикосновения… очень мощная поддержка, которая придает мне сил и до сих пор держит на ногах. Я делаю вывод, что, если бы Олега не было рядом, я бы уже лежала рядом с Мишей с кислородной маской на лице. В лучшем случае.

Мы возвращаемся в плату и видим жуткую картину. До палаты оставалось десять шагов, а я уже почувствовала неладное — в груди странным образом похолодело, а тело накрыла ужасная слабость, несмотря на то, что я поела.

Весь персонал мечется именно возле нашей палаты. Люди ведут себя так, словно услышали объявление о начале третьей мировой войны. Я вижу маму, она бросается ко мне навстречу с истошными воплями:

— Мишку увезли! Я сидела, сидела… а тут вдруг… как приборы запищат! Врачи быстро в палату забежали, меня выгнали, а его увезли…

Сказав это, она закатывает глаза и теряет сознание.

— Господи! Врача! Помогите!

Я не верю в то, что вижу.

Что весь этот ад происходит со мной на самом деле!