Сирота (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич - Страница 31

Парень еще в Туле обратил внимание на ту пестроту вооружения и снаряжения, которая наблюдалась у поместных дворян. Вроде бы все в кольчугах и легких шлемах, а на деле – ни одного «под копирку» не стояло. Снаряжение у всех этих бравых парней чем-то отличалось и это хорошо бросалось в глаза. Поэтому главное – удержаться в рамках общих морфологических признаков военного снаряжения. И не заявляться в компанию воинов «упакованных» в кольчуги, щеголяя в какой-нибудь лорике сегментате или еще в чем-то настолько же анахроничном и не типичном для региона и эпохи.

Почему на Руси в XVI веке применяли преимущественно кольчуги в качестве основных металлических доспехов? Да ровно по той же причине, почему они продержались на вооружении разных народов мира с IV века до нашей эры до XIX века уже нашей. Из-за денег. Как, впрочем, и всегда. Ибо деньги всему голова и ныне, и присно, и во веки веков…

Кольчуга – это самый технологически простой металлический доспех, наименее всего требовательный к качеству металла и навыкам мастера. И, как следствие, дешевый. Традиционно самый дешевый металлический доспех. Да, времени «он жрет» на свое изготовление массу[48]. И труд этот очень монотонный. Однако его в состоянии изготовить любой кузнец из металла практически любого качества. Да и в эксплуатации проще него нет доспехов. Ведь любую дырку в нем можно относительно легко заделать без потери качества. Для перевозки достаточно скрутить и замотать в тряпицу. А очистка от ржавчины еще проще – сунул в бочонок. Накинул сверху несколько лопат песка. И спустил с горы…

Так что выбора по большому счету у Андрейки и не было. И он засел за изготовление кольчуги.

Как ее делать? Ведь строительного рынка с мотками проволоки, произведенной промышленным способом у него в шаговой доступности не имелось.

Не беда.

Андрейка брал изделие, купленное им в качестве лома. Тот же испорченный топор. Разогревал его в своем импровизированном горне до красного каления. После чего отрубал от него кусочек. Просто положив на камень. Поставив сверху самый обычный топор и ударами молотка «налегая сверху».

Полученный кусочек железа он опять прогревал в горне и осторожно проковывал, используя самодельные клещи и молоток, купленный им у Агафона. Дело шло не быстро, ибо он опасался слишком сильно бить. Но шло.

Таким образом у Андрейки получался небольшой пруток. Маленький. Потом он начинал это вытягивать, прогревая и осторожно простукивая, протягивая.

И по новой. И по кругу.

Пока, наконец, не получал условную проволочку примерно чуть в миллиметр толщиной и длиной в полтора-два аршина. Не так, чтобы замечательно, но вполне удовлетворительно. Да, коротковата, но для изготовления кольчуги годились и кусочки по двадцать-тридцать сантиметров.

Что же до сечения, то фильеры у него под рукой не имелось, и делать ее не хотелось. Ее ведь изобрели далеко не в Античности и применяли далеко не всегда, даже после ее появления. Так что все кольчуги римлян, кельтов и сасанидов изготавливали из такой вот – кованной проволоки. А он чем хуже? Да и на Руси, как он предполагал, нередко также поступали.

Дальше Андрейка накручивал эти «проволочки» на пруток, навивая спиралькой. Потом растягивал ее чуть-чуть, чтобы витки отошли друг от друга. И, работая зубилом, рубил их так, чтобы у колец концы заходили внахлест.

Полученные заготовки отрок слегка плющил, ударом молотка без всякой оправки. Только для того, чтобы сформировать площадку для клепки в месте наложения внахлест, а не полностью расплющивать колечко. Конечно, он был бы и рад сделать себе кольчугу из плоских колец. Но, возиться не стал, так как брак без подходящей оправки получался чрезвычайный.

Наделал он, значит, колечек таких. Набил в них самодельным пробойником дырочек под плоскую, треугольную заклепку. Да сел собирать из них кусочки кольчуги. Долго и мучительно. Очень мучительно. Во всяком случае самого парня к началу сборки первых колец в полотно уже «колбасило» от одной мысли об этом ремесле. И он мысленно благодарил судьбу за то, что не загремел в какого-нибудь ремесленника. Очень уж это все «увлекательно». До тошноты.

Но дело нужно было делать. И он трудился, понимая, что экономит как минимум стоимость мерина. Можно было бы пойти и другим путем, наделав побольше дорогого и редкого товара, вроде краски. Но он и так уже слишком засветился со своим «внезапным богатством».

Устинка и Егорка тоже в стороне не стояли. Потому что Андрейка довольно скоро спихнул на них самые нудные и трудоемкие процессы. Серьезно уменьшив свою нагрузку. Тем более, что тратить полгода на изготовление кольчуги он никак не мог. Обстоятельства не позволяли, а так – уже в начале февраля, край – в его середине парень надеялся на завершение кольчужной рубашки.

Сборку, понятное дело, он холопам не доверил. И сидел сам с ней возился. Занятие это медитативное. Поэтому имелась возможность подумать.

Больше всего его занимал бизнес-план, который он попытался «замутить» с церковью. На первый взгляд – очень неплохая идея. Но чем больше он думал о ней, тем больше входил в депрессию.

Кто он такой?

Сирота. Сын и внук поместного дворянина. Но деда верстали впервые, поэтому особенной родовитостью он не отличался. Просто внук удачливого буйного типа. По матери все аналогично. Деньгами или каким-то иным имуществом его род не обладал. Обычные служилые. Иными словами – ни крови, ни ресурсов. К тому же он еще и малец, не имеющий личной репутации, заслуженной в боях.

Это лежало на одной чаше весов.

На другой – самая влиятельная корпорация державы, способная поспорить даже с царем. Понятно, что спор с Иоанном свет Васильевичем, прозванным впоследствии за миролюбие Грозным, мог закончиться печально. Но Андрейка знал – спорили, и не всегда безрезультатно.

Поэтому сделка между Андрейкой и церковью выглядела категорически гротескно. Это как если бы Microsoft решила заключить серьезную сделку с Лок Догом[49]. Даже если бы он там что-то дельное им предложил.

Понятное дело, что эта лампа – прибыльная вещь. Но кто такой Андрейка, чтобы столь влиятельная организация учитывала его интересы? С какой стати ей принимать условия этой блохи и нести регулярные финансовые потери из-за отчисления ему «доли малой»?

Ведь намного дешевле и проще заставить парня сделать то, что нужно и, если он начнет выступать, избавиться от него. Блохой больше, блохой меньше. Никто и не заметит. А если кто чего и скажет, то его писк просто никому не будет интересен. Ведь церковь всегда может его обвинить в колдовстве и осудить. И кто это сможет оспорить? Только царь. Но ему до Андрейки дела не было от слова вообще.

Кто-то мог бы сказать, что это несправедливо. Но только не Андрейка. Он прекрасно знал – сие слово обозначает выдуманную категорию, которой не было и никогда не будет. Ибо есть она ни что иное, как абсурдный идеализм. Чушь наивных детишек, в том числе и тех, голову которых уже тронула седина. Или спекуляции проходимцев, прикрывающих красивыми словами свои грязные делишки.

Оставалось только придумать как из всей этой ситуации выбраться с наименьшими потерями. И надеяться на то, что церковь по весне не нагрянет к нему «на огонек» «зондер-командой», чтобы вдумчиво поспрошать. А потом и тихо прикопать дерзкую блоху, точнее то, что от нее останется после допроса с пристрастием.

1553 год, 3 февраля, где-то на реке Шат

Тишина.

Пыхтение.

И скрип снега на хорошо утоптанной площадке.

– Бей! – Рявкнул Андрейка.

И из-за его спины вылетела сулица, отправившись в чучело из вязаной сухой травы. Он же сам с Егоркой стоял, выставив щит и взяв копье верхним ударным хватом. Вроде как прикрывая.

– Смена! Третий! – вновь он крикнул.

И рядом с отроком встал Устинка, а Егорка отошел назад. А потом из-за спины по команде отрока вылетело еще две сулицы.