Амброзия (СИ) - Билык Диана - Страница 25

Кирилл пил ее, долго и с наслаждением, потому что слаще ничего на свете не было. Когда жизнь висит на волоске, и чувства особо раскалены, нет ничего прекрасней найти золотую жилу и пить ее… И напиться.

Он приподнял Ангелину, выдавливая сквозь зубы свист – от боли и вожделения, и стащил с нее остальную одежду. Томная тяжесть заливала живот, и пламенные цветы страсти подпитывали рану: Кирилл чувствовал, как медленно возвращаются силы. По капле, по шагу, со вдохом и выдохом.

– Лина, я попытаюсь тебе помочь, – неожиданно сказал Кирилл, снимая свое белье и притягивая к себе горячее тело девушки. Знал, что зря обещает то, что выполнить не сможет, но пусть она хотя бы надеется.

– Спасибо, – прошептала порывисто Ангелина. – Но не думай, что я бы оставила тебя погибать, даже если бы ты отказался.

– Ты идешь на это осознанно? – спросил Кирилл и подобрался к внутренней стороне ее бедра. Приятное влажное тепло коснулось пальцев.

– За двадцать шесть лет у меня был секс лишь три раза, и все три закончились для партнеров плачевно. А ты, – она надорвано выдохнула, когда Кирилл проник в ее лоно, – выжил. И я теперь голодна и хочу еще.

Двигаясь осторожно, раскачивая и распаляя ее, спросил:

– А как же вторая? Не боишься, что она заступит на смену?

– Не боюсь… Сейчас она молчит… Наверное, довольна, – Лина говорила тяжело и с придыханием, а Кирилл плавился от желания, которое распирало до резкой боли в паху.

– Ты прекрасная женщина, Ангелина, – он перевернул ее и, уложив осторожно на одежду, навис. Она показалась такой маленькой, беззащитной. Хрупкой, как лепестки роз, что просыпаются на чернозем. – И спасибо тебе за это.

– Возьми меня, возьми силу, Кирилл, – прошептала девушка. – Еще никогда я не хотела нею поделиться так, как сейчас.

Раненное плечо приятно кололо, процесс заживления еще не пошел, но боль отступила. Утопая в горячих прикосновениях и мягких рывках навстречу, губами поймал ее стон.

Запустил ладони под спину и, придерживая ее, стал наращивать темп. Удерживаться было трудно, хотелось сорваться с цепи и выпустить… все, что накопилось за годы его несчастья. Но Кирилл не позволял себе больше, чем мог взять. Чем могла она отдать. Ведь, где грань, не знает никто.

Ночь опускалась стремительно, или они просто не замечали, как течет время. Ангелина последний раз выкрикнула в потолок старой башни и упала назад, стукнувшись несильно затылком об пол. Тепло катилось по венам, сжимало бедра и плавило сознание.

Кирилл еще какое-то время двигался в ней, а потом замер. Его затрясло, а пальцы сильнее сдавили кожу. Долго хрипел, толкаясь и вдавливая Лину в жесткий пол.

– Только бы все получилось, – вдруг сказал он и, целуя ключицу, обрушился на плечо.

– Ты в порядке? – Лина оттолкнула его легонько и поцеловала взмокшую челку и висок.

– Все хорошо, – просипел он ослаблено. – Дай времени немного, не отталкивай.

Только сейчас она почувствовала, как действует его сила: тянет за ниточку души и заставляет выгибаться. Было немного больно и щекотно, казалось, она распускается, как вязанный свитер. Каждая петелька – вздох, каждый ряд – удар сердца. Мутило, сознание крошилось на страх и эйфорию, и Лина не могла понять, чего оставалось больше.

Иголки оргазма втыкались под кожу и потряхивали тело, под коленками стягивало, а ноги и руки наливались тяжестью. Лина закрыла веки, стараясь расслабиться и поделиться своей силой достаточно, чтобы не оборвать связь преждевременно. Чтобы помочь Кириллу вылечиться.

Кровавые пятна перед глазами шли кругами, под пальцами вибрировал острый ток, в голове было приятно тихо: никаких других Лин, никаких темных личностей или монстров.

Кирилл шумно выдохнул и, отстранившись, перевернулся на спину.

Лина потянулась к нему и провела ладонью по плечу: зажило. Только бусинки пота размазывались под пальцами приятной влагой. Он наверняка измазан кровью, железистый запах пропитал воздух.

– Я не знал, что так можно. Это удивительно, – прошептал Кирилл, притягивая ее к себе. – Лина, слушай. Завтра нужно будет доделать эликсир.

– Я не хочу думать о завтра.

– Подожди, дослушай.

Она кивнула и прижалась к нему сильней, перекинув ногу на бедро и положив голову на высоко вздымающуюся грудь. Заглянула в его лицо: умиротворенное, подсвеченное зеленоватой луной, оно казалось ей волевым и мужественным.

– Нам нужно…

– Сделать это сегодня! – проговорил в стороне Герман и направил на них пистолет.

Лина пискнула и прикрылась смятой одеждой. Кирилл заслонил ее собой.

– Что ты прячешься, сучка? Такая же, как и мать! Тварь! Если бы не было Кирилла, ты бы и под меня легла. Тебе же все равно кого жрать. Так ведь?

– Так я что был едой для нее? – глухо проговорил Власов и натянулся. Лине показалось, что он сейчас прыгнет и порвет олигарха на куски.

Герман выстрелил в стену.

– Сиди смирно. И держи своего монстра на цепи, – дуло засмеялось Лине в лицо. Показалось, что башня трещит по швам от грохота пули. Запоздало заложило уши, и какое-то время она не слышала, о чем спорят мужчины. Одевалась, цепляясь за руку Кирилла. Он быстро накинул брюки и выровнялся, прижав ее к себе. Будто из молока гула просочились слова:

– … зря.

– Ты мне не угрожай. Это ее пуля не возьмет, а ты лучше не вставай на пути. Насладились друг другом? Прекрасно! Не сдох? Молодец! А теперь за работу! – Герман качнул пистолет в сторону чаши. Лунный свет спрятался на ее дне. Широкая каменная миска стояла на высокой ножке и торчала здесь, будто лишняя деталь интерьера. Лина бесстрашно подошла ближе и заглянула внутрь, но Власов потянул ее назад.

– Не надо, Лин…

– Я сделаю, уберите оружие, – сказала она, одернув руку. Хорошо, что Герман не знает о Кирилле. Пусть так и будет.

– Еще чего! Ты птиц, как бумажки порвала, я тебя не сниму с прицела. Так что пошевелись, детка.

– Эликсир не вылечит от геенны, что сжирает вашу душу, – выпалила Лина, вцепившись пальцами в холодный гранит. Тяжело было осознавать, что не помнит, как убивала скворцов.

Потому что это была я.

– Тише, не спорь, – вдруг сказал над ухом Власов. – Давай дадим ему то, что хочет…

Лина коротко кивнула.

– Решила мою душу полечить?! – заорал Герман. – Мамашка твоя тоже клялась, что хорошая, что верная, а… – он тяжело вздохнул и качнулся. Кирилл дернулся вперед. Прогремел выстрел. Лина закричала, Власов взмахнул руками и рухнул на пол, как бревно, зацепив головой каменный постамент. Чаша зашевелилась угрожающе, но не упала, а так и застыла на краю.

– Не-е-ет! – выкрикнула еще раз Лина и ринулась к Кириллу. Грохнул выстрел: сверху просыпалась штукатурка, и черное дуло угрожающе уставилось в лицо. Герман знал, что пуля ее не возьмет, но не знал, что будет, если Власов умрет. Стало по-настоящему страшно. Смерть не приходит в привычном облике к таким, как она, а выбивает настоящую личность и превращает человека в жуткое нечто. Лина никогда не видела трансформацию, но слышала многое и надеялась, что ее никогда это не настигнет. Верила, что успеет себя вылечить и умрет обычным человеком. А не чудовищем.

Она глядела в дуло, а думала о Кирилле и своей судьбе. Они будто связались с ним, переплелись. Лина не могла понять, чего боится больше: настоящей смерти Власова или рождения его второй личности, которая вырвется наружу, как только сердце остановится.

Смело шагнула ближе, чтобы проверить пульс.

– Отойди от него! – прошипел Герман. – Застрелю, зараза! Не умрешь, но и вылечиться не сможешь, сука!

Он вытащил оставленный на ступеньках рюкзак и бросил к ее ногам.

– Начинай. Испытывать будешь на нем, так что поспеши, если хочешь, чтобы твоя еда выжила.

– Не нужно, прошу вас…

– Ты грязная и мерзкая тварь, не способная сопереживать или любить. Не притворяйся! Тебе ведь все равно, что будет с ним, со мной, – Герман не кричал, но говорил резко и грубо и все время тряс пистолетом. – Мать твоя клялась, что любит, убеждала, что борется со своей темной сущностью. Клялась, понимаешь?! И убивала меня медленно и незаметно: по капле высасывая, пока не загнала на больничную койку окончательно! А потом еще и легла под другого, потому что ей всегда было мало! Я не верю, что ты моя дочь, и никогда не поверю. Вари, давай!