Требуется помощница, или Светлая против Темного (СИ) - Чернованова Валерия М. - Страница 18

— Пойдешь со мной. — бросает он, дергая меня за руку, как если бы я была его собственностью, его игрушкой.

— Да пошел ты!

Нет, это какое-то издевательство — не успеваю я послать Темного, как йоргова музыка вдруг резко обрывается. Берет, зараза такая, и стихает, и те, кто еще не успел обратить на нас внимание, дружно его обращают. Замечаю, как тьма в глазах высшего расползается по светлым радужкам, полностью их затапливая, и понимаю, что зря я это сказала.

Ну то есть выкрикнула. Так громко, что все услышали. Миленько.

Позвольте представиться, Кара, бабушку вашу, суицидница.

К тому времени Лукас уже успевает подняться и, не дав себе даже пары секунд на то, чтобы одуматься, бросается мне на помощь. Тоже, видимо, жить надоело.

Смертник.

— Оставь ее в покое! Слышишь?!

Кажется, сегодня у меня на одного друга станет меньше.

Если высший и услышал его требование, то виду не подал, отвернулся от багровеющего препода и поволок меня за собой. Я хоть и буду посильнее любой среднестатистической девушки, но справиться со взбешенным Темным не под силу даже фее с неправильными генами.

Может, позвать секьюрити? Но на нас и так уже все пялятся, только настоящего скандала для полного комплекта сейчас не хватало. И можно подумать, охранники мне чем-нибудь помогут.

Проявляя чудеса храбрости, Рейес кидается следом, хватает Хороса за плечо и разворачивает его к себе. Вернее, Темный сам разворачивается, не разжимая пальцев, которыми, словно наручниками, приковал меня к себе.

— Я же сказал, оставь ее в покое, придурок!

Придурок? Бедный, бедный Лукас.

Я не вижу лица высшего, только его затылок. Но. наверное, это даже к лучшему. Лучше любоваться его гладко прилизанной шевелюрой, чем в человеческих чертах видеть черты взбешенного хищника.

— Еще одно слово, и ты — калека, — вкрадчиво, почти что шепотом предупреждает Темный Рейеса, и я почему-то сразу верю. — Я и так сдерживаю себя из последних сил, хоть единственное, чего мне сейчас хочется, — это послушать, как будут хрустеть твои кости. А я не привык себе ни в чем отказывать и, если ты сейчас же не исчезнешь, я реально могу сорваться.

И Лукас... исчезает. И я его за это даже почти не ругаю. Он, конечно, может попытаться врезать Хоросу, но наверняка его потом придется собирать по кусочкам и складывать эти самые непрезентабельного вида кусочки в регенерационную капсулу. Если, конечно, там будет, что складывать.

Меня выволакивают на улицу (сказать, что из клуба мы просто выходим язык не поворачивается) и тащат к оставленному в стороне от других машин аэрокару, к которому мне совсем не хочется притаскиваться.

— А ничего, что это самое настоящее наглое похищение?

От прикосновений Темного, грубых и жестких, ток пробегает по коже. Нет, я не мазохистка и никогда не получала удовольствие от боли — это не перестает твердить мой разум, но телу, кажется, все нравится, все его устраивает. Нравится эта грубая сила, которая безумно возбуждает. Сейчас меня в этом монстре возбуждает все. И резко выделяющиеся в душном полумраке черты лица, и губы, сжатые в одну жесткую линию. Те самые губы, что вчера разжигали во мне костры поцелуями. И сейчас во мне тоже если и не горит, то уже вовсю тлеет, а вскоре начнет и искрить.

Проклятье, Кара! Он же тебя действительно похищает!

— Скажи спасибо, что пока еще не убийство.

— Да ладно! Это ты Рейеса можешь напугать, но не меня!

— Храбрая, значит? — Темный коротко усмехается. — Посмотрим, надолго ли хватит твоей храбрости.

Он мне угрожает?

Он мне угрожает.

Дверца машины отползает в сторону, и меня бесцеремонно запихивают в салон, весь пропахший им, этим животным. Я даже вскрикнуть не успеваю, как тьма жесткой плетью овивается вокруг левого запястья, приковывая меня к маленькому круглому столику, расположенному между сиденьем водителя и пассажира.

Дергаюсь в попытке высвободиться, и тьма с жадностью впивается в кожу, жалит больно, будто только того и ждала.

— Что, неприятно? — Высший криво ухмыляется.

Быстро обойдя аэрокар, занимает место водителя, и мне снова хочется не то ему врезать, не то впиться в его губы злым, жадным поцелуем.

Бо-о-оги, да что со мной тако-о-ое?!

Взгляд-предатель цепляется за верхние пуговицы рубашки Темного, как назло, расстегнутые, и в машине становится еще жарче. Даже дыхание перехватывает.

— Пристегнись, Дерзкая.

Аэрокар отрывается от земли почти мгновенно, на бешеной скорости взмывает в небо, но на это я обращаю внимание лишь краем сознания, почти не пугаюсь. Ёрзаю от нетерпения, чувствуя, как внизу живота тугим узлом завязывается непонятное, какое-то звериное возбуждение.

Ну вот, прилетели.

— Куда мы летим?

Ноль реакции.

— Так и будешь молчать?

— Тише, Дерзкая, я пытаюсь успокоиться, чтобы на тебя не наброситься.

И я действительно затихаю, на пару секунд, а может, даже на целую минуту, переваривая его слова.

В каком таком смысле наброситься?

Кажется, я произношу это вслух, потому что в ответ раздается приглушенный рык:

— Во всех, крылатая.

Я терпеть не могу, когда меня так называют, но сейчас мне это даже нравится. Нравится слышать, как звучит его голос: низкий, пьянящий, возбуждающе-опасный. Такой же опасный, как и высота, на которой мы сейчас летим. Выше всех возможных магистралей, и мне это тоже, Йорг побери, нравится! Хоть в любое другое время я бы уже была на грани обморока.

Но не сегодня. Сегодня, сейчас, я сама не своя. Снова бросаю на Темного взгляд и шумно сглатываю. Как еще не облизываюсь — непонятно, скользя взглядом по его сильным, мускулистым рукам. Рукава рубашки закатаны до локтей, и мне это тоже до Йоргов нравится. А еще мне нравится черный кожаный пояс, перехватывающий узкие бедра, и все, что находится ниже пояса.

Во всем виноват Лукас. Определенно он. Завел меня и бросил на растерзание Хоросу. С опозданием понимаю, что я уже успела расстегнуть две пуговицы на блузке и юбка как-то сама собой начала задираться. Еще немного, и он увидит кружево моих трусиков.

— А можно поподробнее? Про смыслы и наброситься?

Теперь уже Хорос косится на меня. Хмурится и спрашивает:

— Ты издеваешься?

Нет, просто хочу тебя. Эта мысль ударяет в меня вместе с острым взглядом. Наплевав на все, в том числе и на правила безопасности, и на собственную гордость, подаюсь к нему и, дивясь собственной ловкости, удобно устраиваюсь у него на коленях.

Аэрокар резко виляет в сторону, и сотканный из тьмы наручник больно впивается мне в кожу. Но боли я больше не чувствую, а то, что хочу еще сильнее почувствовать, недвусмысленно упирается мне в кружево трусиков.

— Совсем чокнутая?! — яростно рычит Темный.

— Никогда не делала этого в аэрокаре, — заявляю ему в губы и продолжаю, пытаясь нащупать пальцами пряжку ремня: — Хочу попробовать.

Несколько секунд стремительного падения, и Хоросу удается справиться с управлением. Сигналы машин, раздражающе громкие и в принципе раздражающие, обрываются, и в меня ударяет хриплым, каким-то утробным рычанием:

— Вернись на место. Живо!

— Только не говори, что тебе не нравится и тебя не заводит вся эта ситуация.

Я прижимаюсь губами к щеке охотника и чувствую, как щетина царапает вдруг ставшую чувствительной кожу. А мы ведь еще даже не целовались. Поцелуи с Лукасом не считаются, их я уже забыла, не помню. Зато прекрасно помню, как вчера меня заводили прикосновения Темного.

Хочу снова это почувствовать. Хочу его внутри себя. Прямо сейчас.

Ладонь соскальзывает с прохладного металла пряжки, и я прохожусь пальцами по тому, что сейчас больше всего нуждается в моем внимании.

— Ну вот, а говоришь вернуться на место. Да ты уже весь каменный. И более чем готов к нашему маленькому приключению.

— Осторожнее. Дерзкая. Терпение у меня точно не каменное. — предупреждает он хрипло.

А я призывно улыбаюсь и продолжаю дразнить его пальцами, к своему удовлетворению замечая, как Темный прикрывает глаза, готовый откинуться назад и потеряться в этом кайфе.