Древняя душа (СИ) - Амеличева Елена - Страница 73

— Нареченной?

— Да, когда Императрица понимает, что носит яйцо — а в нем всегда мальчик, кахары ищут другую беременную драконицу. Это долгое, сложное дело. Редкая кахара может определить, кто в утробе простой драконицы — точно ли девочка.

— Представляю — вылупляется принц и, вместо его нареченной, еще один принц!

— Упаси, Богиня! — Цета покачала головой. — Не завидую кахаре, которая так ошибется! Так, мы отвлеклись. Когда пара найдена, драконица и Императрица проводят все время вместе, даже рожают одновременно. Яйца хранят в особом месте, где их всегда охраняют и ухаживают особым образом. Принц и его нареченная спят в них, связанные навсегда. Когда приходит время, они вместе появляются на свет, растут, воспитываются, проходят нужное обучение, а когда достигают нужного возраста, приносят клятвы верности Богине Офель и становятся мужем и женой. И убедившись, что правящий принц готов принять власть, Император с Императрицей уходят.

— Как все интересно!

— Принц Алатар и его супруга Алатара — да, такие им дали имена, принесли благоденствие в наш мир. Давно не было стычек с Владыками воды, неурожаев, бедствий и болезней. Подданные их любят.

— В этом мире все так сложно!

— Это только кажется. — Женщина поднялась и отряхнула подол. — Идем, детка, скоро небо покажет свой светлый лик.

Мы направились к вратам храма. Небо покажет свой светлый лик — значит, что скоро выйдет светлая луна. Темный лик — выход темной луны соответственно. И как Цета определяет, интересно? Мне лично кажется, они выкатываются на небосвод, когда им заблагорассудится! Так и не поняла, в какой последовательности это происходит, хотя женщина долго объясняла.

— Еще одну кружку украли, настоятельница! — пожаловалась одна из послушниц, едва мы вошли в храмовый двор. — И уж давненько!

— Что поделать. — Цета пожала плечами. — Какую уж уводят?

— Пятнадцатую!

— Проооо-ос-тите! — раздался вой за нашими спинами. Бродяжка в лохмотьях, прихрамывая, подошла к нам. — Возьмите! — она вытянула вперед грязные руки, что сжимали железную кружку. На пальцах вздулись желтые волдыри, что причиняли, наверное, сильную боль. — Возьмите! Прикажите выпороть, все вытерплю, только снимите проклятие!

— Ты обокрала Офель, — Цета сложила руки на груди, сурово глядя на девочку. — У нее и проси прощения, не у нас.

— Жжжеее-ооотся! — проскулила бродяжка, глядя на нее как побитая собака. — Сил никаких нет, жжется! Заберите!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Не могу. Носить ее будешь с собой, пока не выжжет она всю скверну с души твоей. Как перестанет жечь, приходи.

Подвывая и вытирая сопли рукавом, бродяжка ушла.

— Это на самом деле проклятие? — прошептала я.

— Нет, конечно! — женщина расхохоталась.

— Но она же говорила… И ожоги видно было!

— Это не кружка ее жжет, а собственная совесть.

— И что с ней будет?

— С кружкой?

— Нет, с бродяжкой.

— Или сгинет где-то, или у нас появится новая жрица. — Цета улыбнулась.

— Настоятельница! — новый вопль взорвал двор.

— Что еще стряслось? — мы пошли на крик и увидели перепуганную девушку, что тыкала пальцем на ступеньки храма. — Богиня Офель! — потрясенно ахнула Цета, увидев корзинку, в которой лежал карапуз. — Подкидыш! — Мы склонились над ним, глядя на малыша. Серая кожа, глаза разного цвета, на головке белые волосы и… рожки! — Полукровка, бедняга.

— Ох, что творится! — послушницы отшатнулись.

— Полукровка? — переспросила я.

— Да, детка. — Женщина кивнула, с грустью глядя на малыша. — Видишь, кожа цвета воды под темным ликом небес — это кровь аек, как и перепонки между пальчиками, рожки и белые волосы ему от Драконов Владык суши достались, ушки длинные и один глаз от горного народа — слуг Владык суши, другой от людей.

— То есть, он все народы в себе собрал?

— Нет, слава Богине! Только не хватало!

— Почему?

— Потому что пророчество есть — как появится полукровка, в котором все народы сольются, сгинет мир, небывалые бедствия обрушатся на него! И падут Драконы, Владыки суши и Владыки воды.

— Защити, Богиня! — заахали послушницы.

— Потому и не любят у нас таких, в ком несколько кровей. — Продолжила Цета. — Впрочем, они и выживают-то редко. — Она глянула на малыша в корзинке, что едва дышал. — Да и этот не жилец.

— И… что же с ним будет? — я с трудом договорила. Такой маленький, брошенный матерью умирать. Никому не нужный. Мы с ним похожи.

— Предадим земле, как покинет душа это тщедушное тельце. Что ж еще сделаешь. Не суди его мать, Риэра, — словно прочитав мои мысли, сказала женщина. — Позор для девушки такое дитя. Клеймо на всю жизнь. Никто из мужчин не позовет в свой дом такую. Отец из дому выгонит, односельчане побьют и в деревню более не пустят.

— Это жестоко!

— Увы, да. Но и еще кое-что есть. В ребенке четыре народа слились, а родителей двое. Так что один из них сам полукровка. Может, лишь с рождением этого малыша и выяснилось. Кто знает. Так что, возможно, родители и сами не ожидали.

— Бедный, — я присела рядом и погладила его лобик. Неожиданно ручка с перепонкой цепко сжала мой палец. Послушницы взвизгнули и отпрыгнули от нас. — Можно мне взять его? — я умоляюще посмотрела на настоятельницу. — Пусть хотя бы будет не один, когда придет время… — Договорить не смогла.

— Бери. — Она печально улыбнулась. — Согрей его любовью напоследок.

Я взяла малыша на руки. Светлая луна закрыла солнце, и мне показалось, что личико подкидыша засияло, словно на нем лежали причудливо изогнутые белые нити — причем в два слоя.

Небеса явили свой темный лик, все стихло. Бархатная ночь этого мира холодом обняла меня, стоявшую у окна с подкидышем на руках. Дыхание малыша становилось все более редким. Я чувствовала, что он уходит. Слезы лились из глаз. Ребенок все еще сжимал мой палец, но ручка слабела. Мое сердце разрывалось.

— Останься, маленький, — прошептали губы. — Останься со мной. Мы оба никому не нужны, будем любить друг друга, хочешь? Ваш мир такой красивый! Ты должен его увидеть! Он тебе понравится!

Тельце судорожно вздрогнуло. Дыхание замерло на вдохе. Я и сама перестала дышать, вглядываясь в него. Ну за ему все это?! Ведь он же совсем крошечный и ни в чем не повинен! Богиня-мать! Разрыдавшись, я бросилась прочь из комнаты с ним на руках. Бегом миновала врата, ворвалась в храм и, упав на колени перед древом, захлебнулась в слезах, умоляя, упрашивая, протягивая подкидыша под ветви. Они шевелились в полутьме, заставляя огонь внутри листьев вспыхивать. Эти искорки размывались для меня в золотые пятна из-за слез.

Сил рыдать не осталась. Я прижала ребенка к себе, чтобы он чувствовал мое тепло, и покачивалась, закрыв глаза. Тупая, ноющая боль плескалась внутри. Сиплого дыхания малыша уже не было слышно. Оставалось только смириться с тем, что смерть опять победила. Она всегда побеждает. Жизнь так хрупка, а мы безжалостно топчем ее ногами…

Я вздрогнула и проснулась, лежа на полу рядом с древом Офель. Вокруг расплывался тихий свет. Подкидыш был в моих руках. Пора отнести его для погребения. Я села и… Громкий писк изгнал тишину из храма.

— Ты жив?! — я вскочила и поднесла малыша к древу — там светлее. Глазки разного цвета открыты, ручки с перепонками машут во все стороны, как у обычных младенцев. А ротик чмокает, пытаясь найти рядом мамину грудь. — Голодный! Прости, маленький! — обратный путь тоже проделала бегом, ворвалась на кухню с орущим в голос детенышем, напугала заспанного молочника, переворошила ящики, нашла бутылки с соской — из них мы с Цетой недавно выкармливали больных поросят. И вот уже мой подкидыш, жадно присосавшись, начал кушать.

— Да неужто? — настоятельница подошла к нам. — Выжил?

— Он сильный! — я гордо улыбнулась сквозь слезы.

— Теперь-то что плакать, детка! — она рассмеялась. — Что ж, добро пожаловать в этот мир, маленький поросеночек!