Самурай - Оловянная Ирина - Страница 31
- Предыдущая
- 31/83
- Следующая
Глава 20
В воскресенье утром, очень довольный собой, профом и ближайшим будущим, я влетел в столовую, едва не сбив с ног торчащего за дверью Виктора: о Мадонна, когда эти люди наконец уберутся к себе на Новую Сицилию? Из-за них у нас запечатан второй этаж (там находятся рабочие помещения), и я запер двери своих комнат: в доме появился пакостник. Интересно, проф догадался поступить так же или ему подсказать? И что он мне ответит, если я ему подскажу? «Я тебя сам этому научил». Когда это он успел? Не говорил он мне ничего подобного, но я откуда-то знаю: прежде чем сесть, посмотри, не лежит ли в кресле кремовый торт или кнопка, запирай всё, что тебе дорого, открывая дверь на себя, не влетай в комнату сразу: сверху может что-нибудь упасть, и так далее. На что-то более серьёзное Виктор не способен. Он, конечно, может сделать какую-нибудь пакость и попытаться свалить на меня, но проф мне верит, а ему нет. Так что это бесполезно. Не-е, не такой уж мой «братец» идиот…
— Доброе утро! — весело приветствовал я этого унылого типа.
— Ты не сердишься?!
Это что-то новенькое. Что ему от меня надо? Я сразу стал серьёзным:
— Ты для меня ничего не значишь, понятно? Я готов говорить тебе «доброе утро» и «добрый вечер» и с удовольствием скажу тебе «прощай», когда вы уедете. Больше ни на что не рассчитывай.
Виктор помрачнел ещё сильнее. В это время в столовую вошла синьора Будрио, и мою реплику она услышала. А за ней вошёл проф.
— Роберто, ты слышал? — заверещала тетя Бланка. — Этот, этот… хочет выжить нас из дому!
Проф посмотрел на неё оценивающе и усмехнулся:
— Если бы Энрик этого хотел, вы бы уже бежали отсюда, теряя знамена.
— А можно? — спросил я с тщательно разыгранной надеждой в голосе.
Все замерли. Проф немного подумал.
— Нет, нельзя, — ответил он серьёзно.
Я разочарованно вздохнул. Одна надежда, что у тети Бланки сейчас будет разлитие чёрной желчи. Или она у неё уже давно разлилась?
— Что он себе позволяет?! — запоздало завизжала синьора Будрио.
Проф удивленно поднял брови:
— Но дорогая, Энрик — очень послушный мальчик, даже разрешения попросил. И пожалуйста, успокойся, за завтраком только о чем-нибудь нейтральном.
За завтраком я рассказывал о джунглях и охоте на горынычей, а также делился сведениями о динозаврах, полученными у синьора Бриансона.
В глазах Виктора стыла такая тоска, что я даже позлорадствовал: а чего ты хотел, парень? Приключений без опасностей? Так садись за комп и играй до посинения.
После завтрака я заглянул в караулку и застал там скучающего Филиппо.
— Как твой очень большой малыш? — поинтересовался я.
— Растёт, вчера первый раз улыбнулся!
— Мы с профессором сейчас уезжаем, а здесь остаются два злобных гостя. И мои ребята: Геракл, Диоскуры и Самурай. Посмотри, чтобы они не пострадали.
— Кто? Гости или звери?
— Конечно, звери. Плевать я хотел на здоровье этих родственничков.
— Э-ээ, а может, ты их как-нибудь… — Филиппо сделал руками жест, как будто он что-то скручивает.
— Нет, — вздохнул я, — тут профессор пошутил, что я могу их выжить, а я в шутку спросил, можно ли, а он серьёзно сказал, что нельзя. Так что нам не повезло. Если бы я не спросил, можно было бы что-нибудь придумать, а так…
— Никак я тебя не пойму, — сказал Филиппо, — ты паинька или маленький дьявол?
— Я тоже, — признался я, — последи за ними, пожалуйста, Диоскуры ещё маленькие и глупые, а Самурай не может взлететь.
— Ага, не беспокойся, — успокоил меня Филиппо и ушёл предупреждать всех остальных.
— Зачем они сюда прилетели? — спросил я, когда мы с профом ехали на аэродром.
— Напомнить разбогатевшему родственнику о своём существовании.
— Ха, да я берусь за пару лет сделать неплохое состояние из той суммы, что они потратили на билеты.
— Так это ты, — заметил проф. — Для этого надо что-то делать!
— Хм.
— Вообще-то Виктора мне жалко. Бланка ненавидит Этну, потому и уехала. И позаботилась, чтобы её сын был совершенно не похож на этнийца.
— Да уж, своего она добилась, он и на человека-то не похож.
— Зря ты так. Видел, как он помрачнел, когда ты отказался с ним общаться?
— Видел. Ну и что? Вчера надо было заботиться о своей репутации. Ну допустим, про полёт он рассказал со страху, в истерике, ладно, не учили его не бояться. Но мою гостиную он видел в среду и приберёг свое возмущение до вчерашнего дня!
— Ну да, всё это правда. Тем не менее, он тобой восхищается и хочет быть на тебя похожим.
— Почему вы так решили?
— Ты не обратил внимания, как он завидовал твоим приключениям?
— Ну допустим. И что? Э-э, он не умеет хотеть, вот! Поэтому у него ничего не выйдет. Никогда.
— Прямо как контрольный выстрел в голову. Люди меняются. Ты не заметил?
— Ну почему же, заметил. Но для этого надо быть твёрдым. Ну как металл, можно переплавить или перековать и получить другую форму, такую же твёрдую. Желе тоже можно придать любую форму, но, во-первых, оно будет дрожать, а во-вторых, скоро растает. И опять будет просто лужица.
— Интересное рассуждение. А почему одни люди твёрдые, а другие нет?
— Не знаю, — потянул я. — Вот интересно, на Джильо мы познакомились с синьором Бриансоном, ну я рассказывал. Он тоже такой… хлипкий… С Земли, одно слово. Но, по-моему, он твёрдый. Так вот, сможет он стать таким, чтобы Доменико не пришлось таскать его по джунглям на себе? Скорее всего, да.
— М-мм, ну и чем они отличаются? Виктор и синьор Бриансон?
— Проще всего сказать «всем», но это не ответ. Что из этого «всего» важно, а что нет? Я не знаю.
Я вопросительно посмотрел на профа.
— Я тоже не знаю, — сказал он, — а ты все ещё думаешь, что я могу ответить на любой вопрос?
Я помотал головой.
— Этого не может даже Господь Бог. А Сократ, наверное, и впрямь ничего не знал, раз задавал своим ученикам столько вопросов[16].
— Непочтительный тип!
— Вот сейчас мы приедем, и там будет очень много почтительных офицеров, — ответил я. — Вам ещё надоест.
— Лётчики не очень-то почтительны, — усмехнулся проф, — хуже них только врачи.
— Как это?
— Ну однажды (я уже был генералом) на меня наорал один лейтенант медицинской службы: мне надо было срочно поговорить с человеком, которого как раз укладывали в ожоговую капсулу, а врач, конечно, был против.
— И как? Вам удалось?
— Удалось, я и сам врач. Да и Ренато хотел со мной поговорить. Синьор Арциньяно, — пояснил проф, — с тем врачом-лейтенантом ты уже тоже знаком.
— Угу, я так и понял, что синьор Террачино — военный врач. И он, конечно, мог встать у вас на дороге. — Я с удовольствием продемонстрировал свою сообразительность.
— Это так страшно?
— Жуть!
«Мою команду» привезли только на пару минут позже нас.
— Синьоры, — сказал я тихо, — если вы сегодня не сумеете убедить майора Барлетту научить вас летать, сами себе будете злобные мараканы!
Ребята повеселели ещё больше, хотя минуту назад казалось, что это невозможно.
Лётчики нас уже ждали. Быстро я зарабатываю себе репутацию человека, от которого можно ждать чего угодно, но с которым не соскучишься. Читать лекцию о достоинствах своей программы я не стал, только предложил сыграть на тренажере один к трём и взял не пять стрелков, а только своих друзей. Проф, полковник Мирано (командир Третьего истребительного) и старший аналитик центра программного обеспечения ВВС, ужасно недовольный, что его вытащили из дома в воскресенье, сели к нам наблюдателями.
Итак, один «Сеттер» против трёх, и все мои противники — настоящие асы, Барлетта в том числе, между прочим. Полетели.
Попытка напасть на меня плотным строем привела только к сёрьезным повреждениям носовых экранов, я почти не пострадал. Чокнутая ракета произвела фурор, кто-то, кажется Барлетта, пытался её сбить, забыв обо всем. Летучие коты, ну неужели никто из них не поддастся и не «почистит небо»? Двенадцать же ракет уже летают. Алекс даже ругаться устал. Оп! Почистили. Кто это был? Вот сейчас, уже отработанный в бою трюк, серпантинчик, да ему двух десятков выстрелов хватило (экраны у него ещё не работают). Один готов. Дальше. Две ракеты с очень близкого расстояния в одну цель, я так вертелся, что неизвестно ещё кто больше пострадал от моего «глупого» маневра. Кто же так подставляется? Я, конечно! И на закуску невероятно понравившаяся всем абракадабра. Полковник зааплодировал.
16
Сократ — древнегреческий философ (ок. 470-399 до н.э.), широко известен своим изречением «Я знаю только то, что ничего не знаю» и так называемым «сократическим методом», состоявшим в том, что учитель не отвечает на вопросы своих учеников, а сам их задаёт.
- Предыдущая
- 31/83
- Следующая