Время перемен (ЛП) - Эшли Кристен - Страница 15

Я ничего не понимала.

Парень моей лучшей подруги запал на меня примерно в тот день, как мы познакомились.

Я могла бы работать в «Сип энд Сейф» лет до сорока и получать блестящие оценки своей работы, но все равно, ни «Сакс», ни «Нейманс», ни «Нордстром», ни «Антрополоджи» никогда бы не наняли меня, и не послали бы на курс повышения квалификации, чтобы увидеть меня сидящей на показе мод Александра Маккуина в Лондоне (или как они там находят одежду).

Я даже не могла достаточно долго сдерживать свой характер, чтобы уговорить родителей одолжить мне денег.

Вероятно, я закончу тем, что подцеплю какого-нибудь чувака, который будет обращаться со мной как с грязью, обрюхатит, и я буду работать в «Сип энд Сейф» до конца своей жизни.

По правде говоря, мир нуждался в работниках «Сип энд Сейф». Если бы их не было, у кого бы люди брали в поездку стаканчик кофе или пакетик с жареной кукурузой или необходимый набор дворников?

Я просто... Я просто...

Я не хотела, чтобы этим человеком была я (всегда).

— Кэди, — позвал Тони.

Я посмотрела на него.

— Прости. Ты прав. Я веду себя глупо. Мне нужно быть на работе в семь, а я даже не знаю который сейчас час, но…

— Перевалило за 2:30.

Отлично.

— Кэди… — начал он.

Я прервала его:

— Прости. У меня был плохой день, пара плохих недель, и я не справилась с этим, а тебе пришлось... пришлось влезть в это и разбираться с моими проблемами, и мне жаль. Но я ценю это. Правда. Я бы испекла тебе печенье, но я надолго останусь без кухни, и машина сломалась, и все сбережения ушли на ее ремонт, и у меня нет муки, или коричневого сахара, или масла, и уж точно нет шоколадной стружки или ванильного экстракта. Так что…

Я почти подобралась к краю кузова, но остановилась, когда Тони прервал меня дрожащим от смеха голосом.

— Не двигайся.

Я уставилась на него, удивляясь, как он мог казаться таким веселым, когда его губы были лишь слегка изогнуты.

Хотя, глаза очень сильно сверкали.

Даже в темноте.

— Нет муки? — спросил он.

Я отвела взгляд в сторону.

— Я дразню тебя, Кэди, — ласково сказал он, все еще забавляясь, и все вместе несло в себе двойную порцию доброты.

Дерьмо.

Как я могла забыть, как сильно мне нравится этот парень?

— Я сейчас не в настроении, чтобы меня дразнили, — сказала я фургону «Фольксваген», припаркованному рядом с его грузовиком.

— Похоже на то, — пробормотал он. Затем, уже не бормоча, он потребовал: — Поговори со мной.

— Я действительно ценю то, что ты сделал, но...

Я замолчала, когда его пальцы сомкнулись на моем подбородке, он повернул мое лицо к себе, посмотрел в глаза, и повторил, на этот раз более твердо:

— Поговори со мной.

Я посмотрела в его глаза, которые теперь были очень серьезными, и это просто случилось.

Слова полились из меня потоком.

О маме и папе, и как сильно они любили меня, но разочаровались, что я не вписываюсь в их сверхуспешную семью. О папе, который зарабатывал серьезные бабки, будучи крупной шишкой в большой компьютерной компании. О маме, заведующей отделением трудотерапии в больнице. О брате, получившем стипендию в Беркли и закончившим его с тремя предложениями о работе, все с зарплатой в пять раз больше, чем у меня в «Сип энд Сейф», даже если я работаю сверхурочно.

Я рассказала о сломанной машине, и что скоро стану бездомной.

Рассказала, что беспокоюсь из-за Марии, и не только потому, что у ее парня ко мне что-то есть, и если она когда-нибудь об этом заговорит, то велит проваливать мне, а не Лонни. Но еще я беспокоилась о ней, потому что, казалось, у нее не было никакого жизненного ориентира, и я не хотела говорить, как моя мать (которая была уверена, что у меня нет цели), что ей пришло время определиться со своей жизнью.

Я не стала рассказывать ему о своей неуверенности в том, что Лонни продолжит путаться с Ларсом и его бандой, учитывая, что с нашей первой встречи я не видела Тони пару месяцев, но, похоже, во время нее он являлся частью команды Ларса. Я не знала, как он это воспримет, а ведь он только что спас меня от изнасилования. Я не думала, что обидеть его — это круто.

Но я рассказала, что, по всей видимости, была неудачницей, раз думала, что должность в «Сип энд Сейф» поможет мне в том, что я в модных туфлях и дорогом тренче, развевающемся позади, буду летать между Парижем, Миланом, Лондоном и Нью-Йорком.

Когда я закончила, он констатировал очевидное:

— Это очень много.

Я кивнула и глубоко вздохнула, теперь смущенная тем, что выложила все это.

И тут произошло нечто странное, потому что на секунду показалось, будто Тони пребывает в нерешительности.

Я видела его второй раз в своей жизни, так что не знала достаточно хорошо, но для него казалось совершенно неправильным не понимать точно, кто он и что делает.

Затем он обнял меня за спину и притянул к себе, удерживая так.

Срань господня!

— Все наладится, — пробормотал он, снова колеблясь, прежде чем разомкнуть объятия, и неловко похлопать меня по руке, затем опустить ее, обхватив пальцами мою талию, и это совсем не казалось неловким. Ни для него, то, как он держал меня, ни определенно для меня, находившуюся в объятиях Тони.

Тем не менее, мы сидели в неловком молчании, оба держались напряженно, прежде чем я попыталась нарушить этот момент, сказав:

— Я что-нибудь придумаю. Такова жизнь, верно? Она тебе пакостит, а ты что-то придумываешь.

— Верно.

— Ты очень милый, — заметила я.

— Да, милый.

Он сказал это так, словно это была абсолютная неправда, и у меня по коже пробежал холодок.

Я повернулась в кольце его руки и откинула голову назад, преодолевая запретное чувство, когда мое лицо оказалось так близко к его лицу, и сказала:

— Можешь перестать быть милым. Теперь я в полном порядке.

— Я перестану быть милым, когда буду знать, что ты села в машину, убралась отсюда нахрен и тащишь свою задницу на работу, даже если весь день станешь вкалывать как проклятая, потому что ты на своем пути и не хочешь все испортить из-за того, что твой брат мудак, а родители тебя не понимают. Не уверен, что «Сип энд Сейф» приведет в Милан, но кого это волнует? Если ты можешь спокойно спать по ночам, зная, что потратила целый день на хорошую работу, и ты на верном пути, куда бы он ни вел, и где бы ни находился.

Он был абсолютно прав.

Тогда я задумалась, а может ли он сам по ночам класть голову на подушку и знать, что на верном пути.

А еще мне хотелось положить голову на подушку рядом с ним.

И, наконец, мне очень хотелось его поцеловать.

Но этим я бы не доказала ему, что извлекла урок из сегодняшней ночи, что это был всего лишь момент в моей жизни и я собираюсь найти какой-то способ взять себя в руки.

Поэтому я слегка отстранилась, и, убрав руку, он меня отпустил.

Мне это не понравилось.

Я не позволила себе думать об этом.

Я пообещала:

— Я сяду в машину и уеду отсюда, вернусь домой, пока он у меня еще есть, высплюсь как смогу, а потом потащу свою задницу на работу.

Он ухмыльнулся.

— Молодец, девочка.

Я ухмыльнулась в ответ.

Он спрыгнул с дверцы кузова, взял меня за руку и потащил прочь со словами:

— Я провожу тебя до машины.

— Ладно.

Он повел меня к машине. То есть шел рядом со мной, пока я вела его к своей машине.

Он остановился у водительской дверцы и повернулся ко мне, отпустив (к сожалению) мою руку.

— Ты в состоянии вести машину?

Официально, наверное, нет. Но ничто не отрезвляет девушку быстрее, чем то, что она едва избежала групповухи, в которой не хотела участвовать, будучи спасенной симпатичным парнем, парнем, который был милым, но (возможно) подозрительным, с которым ей определенно хотелось переспать и которому она излила свою жизнь, заставив неловко утешать ее на дверце кузова старого пикапа «Шевроле».

— Я в порядке.

Ему потребовалась секунда, чтобы оценить меня, прежде чем он кивнул.