Время перемен (ЛП) - Эшли Кристен - Страница 73

Но еще и потому, что держал меня за руку.

Глава 18

Смертельно влюблен

Кэди

Наши дни...

ОТКРЫВ ГЛАЗА, я увидела темно-синие простыни.

Перекатившись на спину, я посмотрела на другую сторону кровати, она была смята, подушка вдавлена, но место пустовало.

Сев и прижимая одеяло к груди, я огляделась, понимая, что солнечный свет пробивается сквозь закрытые шторы спальни Курта.

Уже поздно.

Неудивительно, ведь я почти не спала прошлой ночью, а когда Курт отвел меня в свою комнату, чтобы овладеть, он, наконец, добрался до момента, когда мог не торопиться.

Что он и сделал.

Что мы сделали.

Поэтому после, когда я вырубилась, голая в его объятиях, я вырубилась в прямом смысле этого слова.

При этой мысли я услышала далекий свист.

Откинув одеяло, я увидела на полу свитер Курта.

В те далекие времена я, не колеблясь, натягивала одну из футболок или рубашек Курта, а Курт без колебаний говорил, что ему все равно. Ему это нравилось. До такой степени, что иногда, когда мы заканчивали заниматься тем, чем занимались, и мне нужно было что-то накинуть, он брал свою рубашку и подавал ее мне.

Поэтому я тут же схватила свитер, натянула его через голову, просунула руки в рукава и двинулась в дальний конец комнаты.

Отдернув занавески, я увидела на улице Курта, в другом свитере, джинсах, шарфе, обернутом вокруг шеи, в зимних ботинках, он бросал Полночи палку, которая прыгала за ней по высоким сугробам.

Она взяла палку и вернулась к нему.

Я никогда не играла с ней в «принеси палку».

Даже не знала, что она это умеет.

Но меня поразила красота ее прыжков по снегу, та восторженность и грациозность, с которой обильные хлопья снега мягко разлетались в разные стороны, при этом последствия ужасной травмы не казались такими явными и давали ей свободу двигаться снова.

Не говоря уже о том, что меня поразил вид Курта, играющего утром в снегу с моей собакой.

Я приняла решение каждое утро играть с Полночью в догонялки, надеясь, что вместе с нами будет Курт, после чего двинулась к своей сумке, которую он принес и оставил на стуле. Я достала свежие трусики и туалетные принадлежности и направилась в ванную, чтобы заняться делами.

Закончив, я вернулась к сумке, натянула носки, и все еще в его свитере вышла из комнаты, отправившись гулять по дому, рассматривая его при свете дня.

Я поняла, что Курт жил здесь уже давно. Он потратил это время, чтобы сделать каждый дюйм дома своим. Все выглядело очень по-мужски, но по-домашнему уютно.

Я могла бы жить здесь счастливо. С Джейни, которая, несомненно, уже жила счастливо в своей комнате, когда навещала отца, и с ее отцом, чей образ ощущался повсюду.

Пробираясь на кухню (к кофе, и, надеюсь, Курту, так как задняя дверь вела в прачечную), я почувствовала себя хорошо оттого, что у него есть это. Что он это создал. Что прожил свою жизнь без меня, но сделал это хорошо во многих отношениях. У него была влиятельная и авторитетная работа. Большой дом. Прекрасная дочь. Он говорил, что у него есть друзья. Говорил, что парни в участке любят его дочь, но, подозреваю, они также испытывали некие чувства и к нему, и, конечно же, уважали его.

Чувствуя от этих мыслей тепло, наполнившее всю меня, проснувшись в доме Курта, зная, что приехала к единственному мужчине, которого когда-либо любила, который снова был в моей жизни, я спустилась по лестнице и направилась на кухню, увидев, что Курт с Полночью уже вернулись, и она бежала ко мне, неистово виляя хвостом.

Войдя в кухню, я потрепала ее за холодную шерсть, потом выпрямилась, и она уселась рядом со мной.

Курт сидел на противоположном конце кухонного островка, шарф исчез, и в ту минуту, как я открыла дверь, его взгляд переместился с газеты перед ним, на меня.

Затем он мгновенно опустился на его свитер на моем теле.

Это меня не удивило.

И все же я удивилась другому.

— Ты читаешь газету?

Его взгляд вернулся к моему лицу.

— А ты нет?

Ни за что.

В моей жизни было достаточно плохих новостей. Мне не нужно искать их каждый день.

— Нет. Но я имела в виду, ты читаешь настоящую газету? Не просто смотришь новости в Интернете?

— Я много времени трачу на технологии, каждый день. Телефон. Компьютер. Планшет. — Он коснулся пальцами края бумаги, разложенной на столешнице, и потрепал ее. — Надо обеспечить себе дозу старой школы, иначе я превращусь в микрочип или что-то в этом роде.

Я улыбнулась его шутке и, заметив чашу с апельсинами, направилась к другой стороне островка.

— Чаша для мелочей — хороший штрих, Курт, — сказала я.

Он как-то странно меня изучал, а затем, смутившись, спросил:

— Что?

— Чаша для мелочей под апельсины.

Он взглянул на нее, потом снова на меня.

— Это называется чаша для мелочей?

Я ухмыльнулась.

— Да.

Он не улыбнулся в ответ, начав объяснять:

— Это мама. Она говорит, что мой дом выглядит так, будто его везде мужик пометил. Вот почему я получил эту чашу. И кресла-качалки у входа. — Он махнул рукой в сторону раковины, где на краю стоял мой вчерашний бокал. — И очень классные бокалы.

Я продолжала ухмыляться.

Он по-прежнему не улыбался.

Он поднял брови.

— Ты собираешься подойти сюда?

Определенно, да.

После того, как выпью кофе.

Я посмотрела на его кружку и уже собиралась поискать глазами кофеварку, когда он сказал:

— Кэди, иди сюда.

Его голос прозвучал глубже, настойчивее, и я совсем забыла о кофе.

Я пошла к нему.

Курт развернулся на стуле. Широко раздвинув ноги, он упирался пятками на перекладину.

Когда я подошла ближе, он обнял меня одной рукой и притянул к себе, так что я оказалась между его ног, очень близко.

— Хорошо спала? — пробормотал он, глядя на мои губы.

— Да, — прошептала я, видя, что он смотрит на мои губы, поэтому я смотрела на его.

Еще одна его часть, которую я любила. Его прекрасные губы.

И они двигались.

— Полночь уже погуляла, — сказал он.

— Ладно, — выдохнула я, поднимая на него затуманенный взгляд.

Он смотрел мне в глаза, тогда как его рука опустилась, а затем поднялась и исчезла у меня под свитером.

У меня перехватило дыхание.

— Мне нравится, что ты пришла ко мне на кухню в моем свитере, — поделился он.

Я одела его не потому, что мне было холодно, и тем более мне не было холодно сейчас.

Но ноги у меня дрожали.

— Я... хорошо, — выдавила я.

Его рука скользнула от моего бедра к пояснице, и он притянул меня так, что я оказалась прижатой к нему от промежности до груди.

— Ты голодная? — спросил он.

Возможно, спускаясь по лестнице, я чувствовала утренний голод.

Но в этот момент я чувствовала нечто совершенно иное.

И все же я выдавила из себя слабое:

— Да.

Его губы двинулись вперед и коснулись моих, его глаза были так близко, что мы почти целовались ресницами, а его губы двигались против моих, пробормотав:

— Я тоже.

Он коснулся моих губ, и я непроизвольно вскрикнула, потому что внезапно начала подниматься.

А потом я оказалась позади газеты, Курт склонился надо мной, ловко прижимая меня спиной к столешнице.

Он не поцеловал меня. Его дыхание скользило по моим губам, глаза смотрели в мои, обе руки поднимались вверх под свитером, по моим бокам, большие пальцы скользили по ребрам, остановившись под грудью.

У меня снова перехватило дыхание, и я с беспокойством уставилась на него, потерявшись в его взгляде, в исходящем от него аромате морозного воздуха, все еще цепляющимся за его одежду, и тепле его тела, в ощущении его рук, в этом моменте утреннего единения.

Его руки двинулись вниз, зацепились за края моих трусиков, и я прикусила губу, наблюдая, как потемнели его глаза, когда он это увидел, и прошептала:

— Курт.

— Да, — прорычал он, темнота в его глазах сгущалась, пальцы вцепились в ткань трусиков, растягивая их, вызывая дрожь, пробирающуюся мне между ног. — Курт. Скажи еще раз, Кэди.