Принцесса для психолога (СИ) - Матуш Татьяна - Страница 62

— Мертвыми, — медленно кивнула Ами. И так же медленно, холодно улыбнулась. — Кажется, я понимаю, зачем твоя Шекер упомянула такие редкие и дорогие нитки. Даже во дворце их не может быть слишком много, торговцы и возят их по чуть-чуть, одну-две катушки. Девушка и впрямь умна!

— Придется растрясти отцовскую кубышку, — отозвался Дамир, — но ты знаешь, где можно купить такую редкость?

— Мне ли не знать, — Ами хмыкнула.

— Поможешь? — загорелся парень.

— При одном условии.

— Луну с неба? Корону пустыни? Мешок алмазов?

— Часть ниток будет моя!

— По рукам! — Не раздумывая, сказал Дамир.

— Не знаешь ты, на что подписываешься, — засмеялась женщина, — но назад пути нет. Ты пообещал, Дем. Слово царя тверже сухаря!

Дожди обрушились на столицу внезапно: холодные, обильные, с тугими струями и — грязные. После них оставались неопрятные потеки на стеклах. Прислуга во дворце сбилась с ног, пытаясь их отчистить. Маги — бытовики лежали с переутомлением и в ход пошли ведра, тряпки и лестницы.

А еще — совершенно неожиданно похолодало. В домах затопили камины. Люди закутались в толстые плащи и подняли воротники. Странности погоды привычно списывали на гнев Небес и ждали от Святых Древних более внятных указаний. А их пока не было. Небеса молчали.

Его светлости, герцога Монтреза, смена моды не коснулась. Он продолжал ходить в ладно пригнанном легком камзоле. Два верхних крючка неизменно были расстегнуты, обнажая шею, слишком тонкую для мужчины.

Придворные, красуясь друг перед другом и перед дамами, повязывали шелковые шейные платки… Эшери платка не носил и ему было совершено не интересно, что думают о такой "невыносимо неизящной" привычке дворцовые модники. Изящества герцогу природа и так отвесила с избытком, немного меньше — как раз и будет то, что нужно.

Что ж… женщины с этим спорить бы не стали.

Принц без титула, наоборот, был застегнут наглухо. И в прямом, и в переносном смысле. Его смуглое лицо с аккуратной черной бородкой не выражало ничего, даже недовольства погодой. И голос был насквозь обычный:

— Каванараги успокоилась. За последнюю неделю жизнь на островах почти пришла в норму, жители даже рискнули вернуться в свои дома. Но мой человек считает, что это временное затишье.

— Есть основания? — хмуро спросил Змей.

— Выход на поверхность газа и горячих вод… Это признаки того, что в глубине горы есть камера с незастывшим расплавом.

…Была у стратега привычка сильно переоценивать собеседника. Почему-то ему казалось, что все вокруг умны, образованы и так же быстро соображают. Временами это сильно раздражало.

— Гора может снова заснуть? — спокойно уточнил Змей.

Марка передернуло:

— Терпеть не могу разрушать чужие надежды, — сообщил он, глядя в пространство. — А когда-то любил… Вовсе невозможным я бы это не назвал, мой император. Но деньги на такой исход не поставлю.

Он подвинул к себе карту, за прошедшие недели исчерканную вдоль, поперек и по диагонали. Уже третью или пятую. Пометки на них менялись, но красная линия, которую Марк провел несколько недель назад, оставалась неизменной. Художники получили задание переносить ее на каждую карту — она тянулась от островов Полуночи к восточному пику континента по дну Великого моря, повторяла очертания земли и заканчивалась у границ Империи, там, где поднимались Пьесторские горы.

— Проснулись Эри и Сенгутаир. Пока ничего фатального, но жители на всякий случай собрали вещи. Соседний Реарн готов их принять. Это… благородно. Потому что у короля Леона тоже проблем хватает. Он о них мудро помалкивает, но такие вещи не замолчишь. Границы-то открыты, купцы и путешественники ходят, и даже зеркалами.

Перо прогулялось по карте, стремительно и уверенно, и отметило размашистыми крестами пять территорий.

— Здесь трясло. Есть разрушения и жертвы. Пока немного, но это не самые густонаселенные провинции Реарна. Если тряхнет вот тут, — перо нарисовало шестой крест, меньше и тоньше, — жертв будет на порядок больше.

— Реарн постоянно трясет, — буркнул Змей.

— Все пять толчков произошли с того момента, как проснулась Каванараги. И — обрати внимание — все пять районов расположены строго вдоль линии. Как мыслишь, мой император, какова вероятность, что это — простое совпадение?

— Где-то близко к нулевой, — удрученно согласился Змей. — Еще немного, и жрецы объявят очередной конец света. Бездна! Вот паника — это последнее, что мне сейчас нужно.

— Невежество рождает чудовищ, — негромко заметил Эшери. — Но мне кажется, у имперского стратега есть понимание ситуации. Марк, ты готов объяснить нам, с чем мы имеем дело?

…А вот сейчас он не удержался. Привычка разгонять мозг взяла верх над обещанием, данным Маргарите. На несколько мгновений он все же прикрыл глаза, проверяя, все ли он помнит и заправляя тезисы доклада, как арбалетные болты в зарядный карман, аккуратно и точно. Чтобы ни один не переклинило.

То, что он собирался сказать императору, мягко говоря, не поощрялось. А чуть более честно — было ересью, за которую сжигали на площади, предварительно урезав язык.

— Мой император, маршал. — Низкий голос был абсолютно спокойным. — У меня есть, по крайней мере, одна хорошая новость. То, что мы наблюдаем — точно не конец света. Это, скорее, его середина. Я бы даже сказал, ближе к началу.

Герцог шутку оценил, веселая улыбка мелькнула и спряталась. Змей нахмурился. Но он и так был хмур, так что грозное движение бровями пропало втуне.

— Этот процесс продолжается с рождения мира.

— Название у него есть?

— Не в нашем языке. Но я попробую объяснить. Надеюсь, для присутствующих здесь не станет святым откровением, что суша не плавает в океане как… цветочки в проруби? Оба континента — лишь выпуклости обширной тверди, которые поднялись над водой. — Змей вперил в брата антрацитовые глаза. Монтрез согласно кивнул. Для него это откровением точно не было.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ — Точнее, стоит говорить — поднимаются.

— Процесс не закончен? — первым сообразил Эшери.

Марк посмотрел благодарно и с чувством сказал:

— Насколько же проще говорить с человеком, который читал "Космогонию" Сая! Да, ваша светлость, он вовсю идет. Этот процесс рассчитан на эры. Твердь трескается, а на ее стыках либо выплавляется новая твердь, либо она уезжает вниз и расплавляется, бахая вулканами.

— То есть, демоны здесь не при чем, их, как всегда, безвинно оклеветали, — хмыкнул Змей, — получается, вулканы — вовсе не проклятье, а…

— Если переходить на термины Храма, они — скорее благословение. Предохранительный клапан, берегущий жизнь в мире. А на заре времен именно горячие горы дали толчок самому ее возникновению.

— Жрецам этого не ляпни, — потрясенно сказал император, инстинктивно понижая голос, — сожгут! Это даже не хула на Храм, это… какое-то лютое попрание основ. В особо циничной форме. Групповое, чтобы не попирать каждую по отдельности. Монтрез, — он развернулся к герцогу, — в этом, действительно, есть смысл? И сколько его?

— Вам в процентном соотношении, ваше величество? — невозмутимо уточнил Эшери, — Где-то девяносто девять к одному. Если сравнивать с "Молитвословом". Один оставим случайности.

— Я бы оставил ей больше, — возразил Марк, — А вот насколько… Надо бы глазами посмотреть, это всегда вернее. Зеркала врут.

Рам метнул в брата взгляд, наполненный самыми черными подозрениями:

— Ты же не собираешься туда лезть? — негромко спросил он.

— Боюсь, мой император, другого пути нет. Чтобы поставить задачу, я должен точно знать, с чем имею дело.

Тишина упала такая, что стало слышно, как косой дождь с нездешней силой лупит по стеклам. Новый дождь — по только что вымытым стеклам. Опять будет грязь…

Рам опустил черную голову и помотал ей так, словно надеялся… На что? Что невидимый венец повелителя свалится и укатится куда-нибудь в угол. И там потеряется.