Капитуляция - Джойс Бренда - Страница 19

У Джека подрастала племянница, которую он ни разу не видел. Но, впрочем, его едва ли можно было назвать семейным человеком.

Джеку приходилось проявлять предельную осторожность везде, куда бы он ни отправлялся. Осторожно он действовал и когда рискнул проникнуть в Розелинд прошлым вечером.

Расспросы графини Джек счел возможной западней. Но за ним не следили, и никто не появился у её двери, чтобы арестовать его во время их разговора.

Джек остановился на пороге общей комнаты, пытаясь хоть что-то рассмотреть сквозь дым, и почувствовал, как его сковало мощным сексуальным напряжением. Графиня д’Орсе оказалась именно такой красивой, как твердили все вокруг. Встретиться с ней Джека заставило любопытство. Он хотел посмотреть, действительно ли она столь необычайно красива, — так и оказалось на самом деле. А ещё проверить, не устроила ли ему графиня ловушку, — чего у неё и в мыслях не было. Но Джек никак не ожидал, что она окажется той самой женщиной, которую он спас во Франции четыре года назад.

И в тот момент, когда Джек узнал её, он почувствовал себя так, будто кто-то неожиданно и со всей силы ударил его в грудь.

Джек тотчас осознал, что она была той эмигранткой, назвавшейся виконтессой Леклер. Он был ошеломлен, но сумел это скрыть.

Он мог с легкостью простить ей этот обман. Он не стал обвинять графиню в том, что она скрыла от него свою личность, и никогда не подал бы виду, что знает об этом.

Но за прошедшие годы он так и не забыл эту женщину. Её образ настойчиво преследовал его на протяжении многих дней и даже недель после того памятного пересечения Ла-Манша.

А теперь выяснилось, что старик, за которым она была замужем, умер.

Еще какое-то мгновение Джек смотрел перед собой невидящим взором, не замечая дюжину мужчин в трактире, куда он только что вошел. Джек мог видеть лишь Эвелин д Орсе с её темными волосами и яркими голубыми глазами, такую миниатюрную, изящную…

Джек вел опасную жизнь, и его выживание зависело от его инстинктов. Они были отточены годами беготни от таможенников, а теперь и от двух военно-морских флотов.

И в данный момент инстинкт предостерегал его, советуя держаться подальше от Эвелин д’Орсе.

Джек думал так не только потому, что счел её ошеломляюще красивой четыре года назад, — такой красивой, что он чуть не потерял голову с первого взгляда. Но когда эта женщина смотрела на него своими огромными голубыми глазами, умоляя его спасти её, она пробудила в душе Джека сильнейшее и совершенно незнакомое ему желание — неудержимое желание защищать, оберегать. Ему показалось, будто у неё за плечами была целая жизнь боли и страданий, которые он должен был как-то облегчить. Джек был глубоко тронут её отчаянием ещё тогда, четыре года назад. Но он скрыл это, взяв рубины в качестве платы за свои услуги. Помнится, он приложил все усилия, чтобы остаться как можно более безразличным и холодным.

Вчера вечером он снова не поддался очарованию этой женщины.

Это было нелегко. Он и забыл, какой потрясающе красивой она была, какой изящной. И эти тени страданий всё так же омрачали её глаза. Когда она смотрела на него этими наполненными отчаянием глазами, Джек ощущал ту же всепоглощающую потребность, что и прежде, — потребность защищать её ото всех жизненных невзгод. Потребность спасать её. Потребность крепко сжимать её в объятиях.

Это было просто абсурдно.

Так что, пусть сейчас она и обеднела, Джек напомнил себе: её жизнь едва ли была полна невзгод — в свое время эта женщина была замужем за одним из самых титулованных людей Франции. Долгие годы она была богата. И все эти странные потребности, начинавшие будоражить Джека, стоило графине посмотреть на него, были совершенно бессмысленны. А неистовое влечение… что ж, он, разумеется, мог оправдать это чувство — и отогнать его от себя.

Но, сказать по правде, Джек помог нескольким семьям бежать из Франции, вообще не получив от них никакого вознаграждения. Эти французы и француженки покинули свою страну, бросив всё, что у них было; он даже не думал отказывать им.

Но с графиней д’Орсе всё было иначе. Джек знал, что ни в коем случае не должен примешивать к делу её спасения личные чувства. Их отношения должны были оставаться сугубо безличными — в этом он нисколько не сомневался.

Она была просто слишком соблазнительной и слишком интригующей. Она будоражила слишком много чувств, и Джек с легкостью мог привязаться к ней. А он не нуждался в привязанностях вне своей семьи. Он жулик, контрабандист и шпион, и он любил свою жизнь такой, какой она была: ему нравилось существовать вне общества, ему нравилось находиться в бегах.

Что же касается их поцелуя, то Джеку стоило перестать думать об этом. До сих пор он никак не мог выбросить злосчастный поцелуй из головы. Джек не мог вспомнить, чтобы когда-либо был так возбужден, но, целуя её, не мог отделаться от ощущения, будто сжимает в объятиях невинную дебютантку.

И всё же он прекрасно знал: она была графиней, взрослой женщиной, вдовой и матерью. Она не была невинной и неопытной. И если бы Джек поверил, пусть даже на мгновение, что может испытать блаженство в её постели, и при этом не увлечься ею всерьез, он бы немедленно соблазнил её. Но он не думал, что сможет с легкостью покинуть красавицу графиню после одной-единственной ночи, так что предпочел держаться от неё подальше.

Поэтому, независимо от того, что предлагала графиня, независимо от того, как она это предлагала, Джек не собирался отправляться во Францию ради неё. Никогда ещё он не был настроен столь решительно.

— Ну вот, ты и добрался сюда, и ты цел и невредим. — Голос брата вдруг вторгся в его мрачные мысли.

В следующий миг Джека крепко сжал в объятиях высокий мужчина с золотистыми волосами, одетый гораздо изысканнее его. Увидев их вместе, любой безошибочно узнал бы в них родных братьев — ошибка в данном случае исключалась.

— Мы — в задней комнате, — явно излишне напомнил Лукас.

Джек был счастлив видеть старшего брата. Их отец оказался безответственным негодяем, который бросил их мать, когда Джеку было шесть лет. Лукасу в ту пору ещё не исполнилось десяти. На протяжении нескольких лет их дядя, Себастьян Уорлок, управлял поместьем за них, главным образом на расстоянии, как землевладелец, не живущий в своем имении. Лукас стал во главе поместья примерно в двенадцать лет, переняв бразды правления в раннем возрасте. Теперь Лукас и Джек были близки, как только могут быть близки родные братья, хотя их характеры различались, как небо и земля.

Лукас стоял во главе не только имения, но и всей семьи. Джек понимал, что тяжелая ноша упала с плеч брата, когда их сестры влюбились и вышли замуж. Теперь Лукас проводил большую часть времени в Лондоне или на Европейском континенте.

— Как дела? — спросил Лукас.

Джек улыбнулся:

— Разве тебе нужно об этом спрашивать?

— Ну вот, теперь передо мной — брат, которого я так хорошо знаю. Почему ты так вглядывался в толпу? — Лукас повел его в отдельную комнату.

Джек уже подумывал кое-что рассказать брату о графине д’Орсе, но заметил Себастьяна Уорлока, который стоял лицом к камину и спиной к ним. Как обычно, дядя был одет в черный бархатный сюртук и темно-коричневые бриджи. Лукас закрыл дверь, и глава шпионской сети премьер-министра обернулся.

— Ты редко опаздываешь. — Он пронзил Джека взглядом.

— Да, благодарю вас, со мной всё в порядке, вашими молитвами, — язвительно отозвался Джек.

— Полагаю, он опоздал, потому что трудно путешествовать по стране, когда за твою голову назначена награда, — заметил Лукас, отодвигая стул от рассчитанного на четверых стола.

В камине ярко горел огонь. На столе были хлеб, сыр, эль и виски.

— Когда твой брат обеспокоен, Джек, он начинает занудно бубнить одно и то же, как женщина, — сказал Уорлок. — А беспокоится он всегда о тебе. Впрочем, эта награда — идеальное прикрытие.

— Да, это идеальное прикрытие, — согласился Джек. Лукас занимался вывозом эмигрантов и тайных агентов с земли врагов, зачастую буквально вырывая их из рук неприятеля. Он был патриотом и тори, так что его активное участие в войне было совершенно естественным, и Уорлок знал это, когда вербовал его.