Дети Исана (СИ) - Кхампхун Бунтхави - Страница 22

— Если наберем таких штук пятнадцать, то опалим на огне и сделаем подливу, — сказала женщина, отправляя насекомое в кузовок.

Кун отошел подальше и принялся усердно копать. В итоге он поймал еще трех сверчков. Мать подошла, отирая рукой пот с лица, и с улыбкой сказала, что набрала еще семь штук. Пришло время возвращаться, иначе они бы не успели до прихода шамана.

Вернувшись домой, они показали добычу отцу. Тот рассмеялся и похвалил сына за его старания. На кухне мать раздула огонь в очаге и поставила на него небольшую кастрюльку. Она нанизала на деревянную шпажку сухой жгучий перец и подержала его надогнем.

— А что ты готовишь? — спросил мальчик.

— Сделаю большую миску подливы из сверчков, — ответила мать.

Мать оторвала сверчкам головы и бросила их в нагретый на огне горшок. Время от времени она помешивала содержимое, не забыв при этом про соль. По всей кухне разнесся манящий аромат чего-то печеного. Мать достала одного сверчка и дала Куну попробовать.

— Оторви ножки с крылышками и выдави все лишнее, прежде чем съесть.

Кун послушался — насекомое захрустело на зубах.

— Здорово! А эти жирнее, чем цикады.

— Если бы удалось наловить побольше, то хоть вприкуску их с рисом ешь, но нам надо изловчиться и приготовить много еды, чтобы хватило на всех.

Мать поставила на очаг еще один горшок, в которой однажды делала рыбный соус. Она налила половник воды, вытащила из падэка рыбину и опустила ее в воду, затем подбросила дров. Мать попросила Куна караулить сверчков, а сама принялась толочь в ступке жгучий перец с жареным луком. После женщина добавила туда сверчков и продолжила толочь до однородной массы, которую она переложила в большую тарелку. В завершение она сняла с очага кастрюлю с рыбным бульоном и разбавила им пасту из сверчков.

— Ну вот, подлива готова.

— Значит, можем идти к бабушке, а псы пусть караулят дом, — сказал отец, беря на руки младшую дочь.

Мать разложила подливу по двум мискам и поставила на поднос, после чего повесила за спину три корзинки с рисом.

— Я понесу поднос, а ты веди дочерей, — сказала она мужу.

В доме бабушки уже собралось несколько человек: пьяница Тит Хат, развязно разговаривавший с Меком, староста деревни и учитель Тонг. Бабушка сидела внизу возле свай и жевала бетель.

— Сегодня в школе выходной. Почему не позвал Тян Ди пособирать шеллак? — спросил Куна учитель Тонг.

— Уже не нужно. Отец купил мне новые брюки.

— А кто из этих озорников лучше учится? — спросила бабушка.

— Пока сложно сказать… Тян Ди — упрямый ребенок и не слушается никого, — ответил учитель.

— Если бы Кем с сынишкой не пошли в лес, то сейчас присоединились бы к нам, — сказал отец Куна. — А почему шамана еще нет?

— Он уже идет. Я только что видел его жену, она рубила стебель бананового дерева, чтобы сделать кратонг[71].

— Этот шаман хорошо ладит с нашими деревенскими. И деда вашего тоже любил… — сказал староста.

— Что еще есть для угощения? — спросил отец у Асинин.

— Рыбные консервы и маринованный чеснок, — ответила за нее Кау.

— Можно и с падэком поесть. Совсем недолго осталось ждать дождя, и уж тогда мы наедимся лягушками так, что пузо треснет, — сказал Тит Хат.

— Тит Хату падэк не успел надоесть. Он же вкалывает у вьетнамцев за рыбные консервы, — съязвил Мек.

Тит Хат густо сплюнул и ответил: — Мне силы девать некуда. Вот и работаю на вьетнамцев, а за свой труд получаю выпивку.

— Наш камнан[72] вчера уехал на заседание, а я не смог с ним… — сказал староста.

— Почему?

— Ходил на Большое болото и вернулся лишь затемно, — ответил он и засмеялся.

В дом поднялся шаман в старом саронге, белой поблекшей рубашке с круглым вырезом и пха кхау ма, накинутым на плечи. Следом вошел Тит Тюн и поставил возле бабушки кратонг. Кун подвинулся ближе, желая получше разглядеть шаманскую атрибутику. На подносе лежали два вареных яйца, цветы, клейкий рис красного и желтого цветов, свечи и благовония. Вокруг кратонга были расставлены бамбуковые флагштоки длиной с локоть, а сами белые и красные флаги в форме вымпела с тремя зигзагообразными краями чередовались друг с другом[73]. Бабушка открыла бетельницу, достала из нее две купюры достоинством в бат и положила их в кратонг.

— А один бат нельзя положить? — спросил Тит Хат.

— Нельзя. Вознаграждение для гуру — два бата. Как закончим, можно забрать деньги, — ответил шаман[74]. — При проведении подобных ритуалов выплата «подъемных» обязательна.

— А ты смотри как следует и запоминай! Вырастешь — станешь шаманом и сам сможешь проводить подобные ритуалы, — сказал шаман Куну.

— А зачем яйца с рисом положили? — спросил Кун.

— Это угощение для божеств, дабы они снизошли к нам, отобедали и прогнали прочь болезни из бабушки.

— И бабушка больше никогда не заболеет?

— Именно. А вот это семицветный рис с красными и белыми флагами[75].

— А потом это все нужно в храм отнести? — спросил мальчик.

— Нет. Как закончим — пойдете вместе с Тит Тюном в лес и положите в домик для духов предков.

Шаман велел бабушке сесть и сложить руки на груди в молитвенном жесте. В кратонге зажгли свечи и благовония. Все сидели молча и слушали, как шаман бормочет заклинания, сложив руки на груди и закрыв глаза. Он обвязал длинную нить вокруг бабушкиной головы[76], затем прочел заклинание, призывая богов и небесных богинь снизойти и унести с собой болезнь бабушки, а ей даровать долгие годы жизни с детьми и внуками. В конце заклинания шаман снял с головы старушки священную нить и положил ее в кратонг. Бабушка взяла кратонг обеими руками и подняла на уровень глаз.

— Повторяйте за мной… — сказал шаман.

Когда она выполнила все необходимые указания, церемония завершилась, и он принял кратонг у нее из рук.

— Отнесите в лес и оставьте в домике для духов предков, — распорядился шаман.

— Можно сначала пообедать? — спросил отец Куна.

— Ну, давайте. Я тоже проголодался, — согласился шаман.

Сначала к столу подали поднос с двумя корзинками риса, затем Кам Конг и Асинин принесли еще, после чего все расселись на полу вокруг подноса. Мать Куна кормила дочерей рыбой из банки, а Кун сам накладывал себе еду и похрустывал маринованным чесноком. С особым аппетитом он уплетал жирную и сытную приправу из сверчков. За обедом учитель Тонг и староста деревни вели дружескую беседу.

Покончив с едой, Тит Тюн и Кун отправились в лес. Когда они подошли к маленькой, как скворечник, кумирне, Тит Тюн положил кратонг внутрь и уже собрался было уходить, но неожиданно вернулся. Он взял с подношения два яйца и протянул одно мальчику.

— Быстрее чисть скорлупу и ешь, а потом сполосни рот, чтобы никто не догадался, — сказал он.

— Разве не грех нам эти яйца есть? На нас лишай не нападет? — опасливо спросил Кун.

— Ничего страшного. Индра уже отведал, а мы его последователи, еще и заслугу получим, — отговорился Тит Тюн и положил в яйцо в рот[77].

Как-то вечером родители Куна сидели вместе и плели кровельные листы из слоновой травы.

— Мам, ты уже приготовила ужин? Решила помочь отцу?

— Уже приготовила. Послезавтра мы стелем новую крышу.

— Именно, — подтвердил отец и улыбнулся.

— Мать говорит, что скоро должны пойти дожди, поэтому я сходил в храм разузнать у монаха Кена…

— Нет. Какой день благоприятнее всего для перестилки. Он сказал, что лучше всего послезавтра.

— А соседи придут помогать?