Дети Исана (СИ) - Кхампхун Бунтхави - Страница 23

— Думаю, нам хватит трех или четырех человек, чтобы управиться за день. Я и Тит Тюн залезем наверх, а вы с матерью станете снизу подавать.

Кун очень обрадовался, что все перестелят за один день. Если вечером вдруг пойдет дождь, им не придется искать другое убежище.

Мать спросила, какие сладости ей лучше приготовить, чтобы заодно угостить монаха Кена и послушников. Отец Куна кивнул и поинтересовался, что она собирается готовить.

— Чего бы ты больше хотел? Рисовую сгущенку[78] или «собачьи вонючки»[79]? — уточнила мать.

— Лучше первое, и этого достаточно, на две сладости у нас не хватит кокосов. На пальме всего три плода.

— А кхау лам, отец? — подал голос Кун.

— Да ты поди-ка сыщи нынче подходящий бамбук!

Кун в последний раз ел эти сладости, когда умер их дедушка. Он любил сгущенку больше, чем «собачьи вонючки». Забавное название обуславливалось тем, что сладость готовилась из листьев вонючей лозы, — растения, обладающего отталкивающим запахом. Листья перетирали в ступке, отжимали сок и подмешивали его в муку. В процессе приготовления сладости на пару́ неприятный запах превращался в приятный аромат.

Дед как-то жевал свежий лист паэдерии, сказав, что это помогает при запоре и вздутии живота.

Отец спросил у жены, сколько осталось риса. Та ответила, что несколько мын. И когда рис закончится, неизвестно, где его взять. Падэка тоже мало — не более десяти половинок кокосового ореха. К тому же в кувшине уже появился затхлый запах.

Мужчина нахмурился, потом решительно заявил, что не позволит семье умереть с голоду. Где-то через неделю он отправится за падэком, но пока не решил, куда лучше: на реку Мун или на реку Чи. Для начала нужно посоветоваться со старшим братом.

Кун обрадовался, надеясь, что и его возьмут в поездку. Тогда он увидит край, где земли дают урожай, а рыба размером с хвост крокодила.

— Мын риса — сколько это, мам?

— Мын — это примерно двенадцать килограммов.

— Корзина, которой твоя мама черпает рис в амбаре, тоже называется «мын», — добавил отец.

— В нее как раз двенадцать килограммов помещается, — продолжила женщина.

Ту корзину отец сплел сам. Каждый исанец в деревне может сплести такую. Для плетения берут определенное количество прутьев, поэтому корзину можно использовать как меру веса.

Отец Куна составил план работы на следующий день. До петухов он пойдет в деревню, где живет тетя Плой, чтобы нарубить бамбука и настругать из него прутья для переплетения кровельных листов. Мать останется заниматься хозяйством: она обрушит впрок мын риса, а потом сделает муку для рисовой сгущенки. Только ей понадобится помощь Тит Хата, потому как кроме него никто не сможет слазить за кокосами.

— Говорят, что он уехал со старостой в другой район два дня назад, — сказала мать.

— Завтра наверняка вернется. Послезавтра уж точно, — ответил отец.

— Тит Хат мастер, да? — спросил Кун.

— Да, особенно выпить… Ну и делать он все умеет, — засмеялась мать.

Кун следил, как отец легко, словно играючи, плетет кровельный лист, но мальчику казалось, что это очень сложное и мудреное дело. Для начала в землю заколачивают четыре колышка, между которыми укладывается вязанка слоновой травы. Далее подготавливается основа. Это желоб длиной в один ва из ствола старого крепкого бамбука, расколотого вдоль, обстругивается так, чтобы на концах остались утолщения. Они не дадут стеблям травы соскользнуть с основы. Также готовят очень прочную и длинную лиану парамерию, которую вымачивают в воде. Кун как-то помогал отцу обрывать с нее листья: на месте слома из лианы выступал клейкий млечный сок, он быстро густел на воздухе. Если сок попадал на кожу, то проходило не меньше недели, пока он окончательно смывался.

Теперь начинается главное. Пучок травы смачивают водой, перегибают пополам через основу и крепят на ней пропущенной лианой. Следующий стебель точно так же закрепляют на основе рядом и соединяют с предыдущим. Доходя до конца основы, затягивают тугую петлю и пропускают лиану с задней стороны обратным стежком. В итоге получается драница, внешне походящая на короткую штору или циновку.

Мать сплела столько же кровельных листов, сколько и отец — три штуки.

Кун понаблюдал за работой родителей, а потом спустился под дом, поиграть с сестренками между сваями.

Наконец наступила суббота. Поутру раздались голоса Тит Тюна и Кам Конг, звавших мать Куна. Мальчик проснулся и без промедления вскочил на ноги.

— Вставай! Помоги перенести вещи в другое место. Надо как следует укрыть все рогожкой, а то запачкается! — крикнул ему Тит Тюн.

Через некоторое время Кун, его мать и Кам Конг перенесли кухонную утварь, снедь и спальные принадлежности к рисовому амбару. Грязный и Красный тем временем в возбуждении напрыгивали на ноги мальчика, словно в предвкушении какого-то угощения.

Отец Куна и Тит Тюн разбирали крышу, с шумом сбрасывая старые кровельные листы на землю. Мать Куна и Кам Конг делали муку для рисовой сгущенки. Кам Конг ритмично нажимала на педаль, а мать склонилась возле горловины ступки и с разных сторон подгребала кучки дробленого риса под удары песта.

— Как растолчем в порошок, подбавим воды, чтобы как следует разбухло, а потом отожмем[80]. Добавим сахар, кокосовую мякоть и поставим на огонь.

Позже подошли Тит Хат, Кем и Мек. Тит Хат сразу осведомился, что сегодня на обед. Кун ответил, что приготовили лап из падэка и суп из рыбных консервов.

— Я такое не ем, а то пронесет. Сварите мне супчику из вашей курицы, — сказал он и задрал голову вверх, ища глазами Тит Тюна на крыше дома.

— Всё-то ты обо всем знаешь, дружище, во всё вник, всё разведал, — крикнул сверху Тит Тюн.

— Гы… Женился, чтобы кости всем перемывать? — нашелся Тит Хат.

— Ты недавно ездил в округ. Рассказывай, у какой «мамаши» потерял невинность? — спросил Тит Тюн.

— Ничего подобного! Если я вру, то пусть дух Поп сожрет мою печень с почками! — ответил Тит Хат и смущенно захихикал.

Отец крикнул сверху, чтобы Тит Хат лез за кокосами. Еще он сказал, что пусть Кун с матерью занимаются готовкой, а Кем и Мек помогут, подавая наверх новые кровельные листы. Тит Хат послушался, живо скинул с себя саронг и передал его Куну. На парне осталась только маленькая набедренная повязка.

— Я еще дома подготовился. Если повязка вдруг соскочит, пусть никто не подсматривает — сказал он, сняв с плеча веревку из стебля ареки с заготовленной петлей. Взявшись за два конца, он затянул узел под коленями и быстро вскарабкался на дерево.

— А зачем ты привязал веревку к ногам? — спросил Кун.

— Чтобы ногами в ствол упираться. Не приставай с вопросами!

Шустро забравшись на верхушку дерева, парень на мгновение повис на веревке. Тут же вниз упал полуспелый плод кокоса. Кун поднял его с земли и побежал к женщинам, возившимся с мукой. С обеих градом тек пот.

— Ух ты! Я нашел еду, дружище Тит Тюн! Поймал двух гекконов. Осторожно, Кун, береги от собак! — крикнул он и сбросил гекконов в красно-белую крапинку на землю. Кун подбежал рассмотреть их поближе.

— Иди положи их куда-нибудь, они уже дохлые, я переломил им шеи.

Кун взял ящериц за хвост и понес показать Кам Конг.

— Отлично! Сделаем острый суп, — сказала она, улыбнувшись.

— Не надо, я сам сварю, — прокричал Тит Хат.

— Давай-давай, сделай повкуснее, дружище, — откликнулся с крыши Тит Тюн, пока Тит Хат спускался с кокосового дерева.

— Сделать сделаю, а тебе не дам. Молодоженам такое не положено, — пошутил тот, спрыгнув на землю.

Солнце светило все ярче, играя лучами. Отец Куна и Тит Тюн стелили крышу споро, не тратя времени на перекуры, лишь обмениваясь репликами по делу. Пот, стекавший по плечам и спине отца Куна, размывал грязь по коже, словно сажу по кастрюле. От влаги плечи и ноги мужчины блестели на солнце, а маленькая набедренная повязка насквозь промокла от пота. Казалось, что он работает в ночь полнолуния: мужчина не только не роптал на палящее солнце, но и умудрялся улыбаться Тит Тюну, его лицо излучало неподдельную радость. Кем и Мек без остановки подавали кровельные листы. Кун услышал краем уха, что взрослые завели разговор про мангуста, и подошел послушать. Там оказался и Тян Ди, державший в руках корзинку с рисом.