«Давай полетим к звездам!» - Чебаненко Сергей - Страница 24

Космос, Луна... Конечно, в детстве я и мечтать не мог о космических полетах. Тогда, в тридцатые и сороковые, и слова такого не было - космонавтика.

А вот о полетах в небо - мечтал.

Как рождаются мечты? Хорошо помню лето сорок второго. Немцы рвутся в мой родной Ворошиловград.

Советские войска держатся из последних сил. Военной техники у наших отчаянно не хватает. Фашистская авиация прочно господствует в воздухе. Бомбы как горох сыпятся на город. Пятерка фрицев, отбомбившись, разворачивается, чтобы уйти на аэродром. Уверенные в своей силе, наглые... Я сижу на корточках у стены дома, смотрю, слезы на глазах. Обида, ненависть, бессилие... И вдруг из-за облаков в буквальном смысле вываливается краснозвездный истребитель и сходу стремительно идет в атаку. Один против пятерки немцев! Фрицы поздно заметили наш самолет, растерялись... Трассы пуль потянулись к фашистским стервятникам. Один из самолетов с крестами на крыльях дернулся, кувыркнулся и круто пошел вниз. “Ястребок” развернулся по широкой петле и снова атаковал врага. Немцы попытались перестроиться для обороны, но не успели. Еще один самолет потянул к земле черный дымный хвост. Фрицы испугались, рассыпались в стороны и драпанули... Вот в тот день и решил - выросту и обязательно стану летчиком.

В детстве я никогда не отличался примерным поведением. Бегал с уроков, дрался отчаянно, летом яблоки тряс с соседских деревьев - вкуснее они там были, чем в нашем собственном саду, что ли? Но учеба... Учеба - дело святое. Нравились математика и физика. Ну, и конечно, рисование. Хотя зубрилой никогда не был, но как-то само собой получилось окончить школу только с отличными и хорошими оценками. А двойку “за поведение” в аттестат не ставят.

В семье нас было девять детей. Мама очень хотела, чтобы я после школы пошел учиться в медицинский институт и стал врачом. Но я для себя тогда уже все решил твердо и однозначно: только в авиацию, только летать. Когда сказал дома, мать заплакала, а отец крепко обнял меня и сказал: “Ну, давай, Лешка. Летай!”

В Ворошиловграде было авиационное училище, но там готовили штурманов для бомбардировочной авиации. А я хотел быть летчиком-истребителем, летать на больших скоростях -так, чтобы дух захватывало. Поэтому отправился в соседнюю Харьковскую область и поступил в Чугуевское авиационное училище летчиков.

Учиться было сложно, но интересно. Есть люди, которым трудно привыкнуть к небу, к полетам. А я как-то сразу прижился в авиации. Датой моего воздушного крещения стало 27 января 1949 года - первый полет на самолете в сопровождении пилота-инструктора. Ну, а в самостоятельный полет я отправился через три с половиной месяца - 15 мая...

Боялся ли? Конечно, боялся. До коликов в животе. Перед взлетом решил сосредоточиться, закрыл глаза...

Липкий, гадкий ужас. Белокурый фриц в черной униформе целится в меня из пистолета.

“Врешь, сволочь, не испугаюсь, - зло скриплю зубами. -Наша возьмет!”

Открыл глаза - и вперед. Отлетал на “отлично”.

Окончил училище с красным дипломом. Командование предложило остаться в авиационной “альма-матер” инструктором. На вооружение стала поступать уже новая техника, реактивная. Стране остро нужны были пилоты. А пилотов нужно было учить.

Летал - как заведенный. Взлет - посадка, взлет -посадка... Наверное, сотни три вчерашних пацанов с моей помощью стали называть себя летчиками.

А, в общем, конечно, рутина. Скучно. Каждый день одно и то же: взлет - посадка, взлет - посадка...

Разве что в пятьдесят восьмом, весной... Во время одного из полетов на учебном “МИГе” ни с того, ни с сего загорелся движок. Мамочка родная, как пришлось покорячиться, чтобы выйти на аэродром! Сел. Вылезли с курсантом из дымящейся машины, стоим, смотрим друг на друга и хохочем. Живы! Никогда не злоупотреблял, но вечером в тот день водочки накушался немерено...

Через год направил рапорт с просьбой перевести в летно-испытательную часть. Пресытился взлетами и посадками, что ли? Теперь хотелось не просто летать. Хотелось подняться еще выше в небо, испытывать новые типы крылатых машин. Как любят писать журналисты, “небо манило недосягаемыми высотами”.

Раппорт удовлетворили с первой попытки. Прибыл к новому месту службы. Начал проходить переподготовку, изучать материальную часть самолетов. Но полетать на этой технике так и не успел. В октябре меня вызвали в штаб части и предложили пройти медицинскую комиссию. Попал в авиационный госпиталь и... Стал кандидатом в космонавты!

Мне не посчастливилось попасть в группу пилотов для космических кораблей “Восток”. Отбирали самых щупленьких наших ребят, самых низкорослых. “Восток” - не Кремлевский Дворец съездов, в нем особо не развернешься. А нужно еще установить катапультируемое кресло с космонавтом. Поэтому и брали “малышей” - Гагарова, Титовского, Нелюбина.... Жаль, конечно, что не удалось полететь в космос в числе самых первых. Но и меня судьба не обидела. Как-то в конструкторском бюро у Василия Павловича Михеева я увидел чертежи “Восхода”. Многоместного корабля со шлюзовой камерой для выхода в космос. И, как говорится, заболел... Моей рабочей одеждой стал космический скафандр. Точнее, его прототип. Ведь многие технические решения отрабатывались, что называется, “по ходу пьесы”. Я на себе испытывал некоторые модификации скафандра. В специальной герметичной камере меня “поднимали” на разные высоты, выдерживали несколько часов. Держался.

Потом был полет. Вышел из корабля в открытый космос. Страшно было, конечно...

...Леденящий страх. В меня целится фашист. “Струсишь, Лешка?” “Врешь, гад!”

Оттолкнулся от края шлюза, пошел в свободный полет. В динамиках скафандра звенящий от возбуждения голос Паши Белянина, командира “Восхода-2”:

- Земля, я - “Алмаз”! Человек вышел в космическое пространство!

Потом были несколько минут сковывающего тело и душу ужаса, когда настало время возвращаться в корабль. Скафандр раздуло внутренним давлением, и плечи никак не хотели помещаться в проеме люка. Пришлось стравить воздух -операция, которая никакой программой полета не предусматривалась из-за ее чрезвычайной опасности. И только тогда я смог вернуться в “Восход” - нестандартно, ногами вперед, “по покойницки”, как выразился потом, уже при разборе полета на Земле, генерал Маканин.

А затем был восемнадцатый виток, когда отказала система ориентации корабля, и не включился тормозной двигатель. Полтора часа ожидания смерти, пока “Восход” еще раз облетал Землю: запасы воздуха, воды и пищи были рассчитаны максимум на трое суток. Задержка на орбите несла нам медленную и мучительную смерть.

Паша Белянин вручную все-таки смог сориентировать корабль, двигатель включился, и мы приземлились - в нерасчетном районе, в глухой тайге где-то под Пермью. Мороз был градусов пятнадцать, ледяной ветер... Нас нашли только через сутки.

Земное житье-бытье...

Однажды, года полтора назад, позвонил Василий Павлович Михеев и попросил срочно приехать в конструкторское бюро. Когда я вошел в его кабинет, Михеев молча развернул на столе лист ватмана, внимательно посмотрел на меня и сказал:

- Алексей, я хочу, чтобы ты стал пилотом вот этой маленькой штучки.

Взглянул на лист. Шарик, два конуса, силовая рама с четырьмя стойками-“ногами”. Я сразу понял, что это такое.

Лунный корабль...

И снова начались тренировки, тренировки, и еще раз тренировки... Олежка шутил, что макет корабля “Знамя” в Звездном городке стал нашим вторым домом. Каждый день начинался одинаково. Мы надевали скафандры и занимали места в тренажере.

И пошло-поехало... Команда следует за командой, инструкторы ни на минуту не дают нам расслабиться. Взрыв ракеты на старте, потеря ориентации корабля, авария системы управления во время стыковки...

И вот летим. Макарин дрыхнет в спускаемом аппарате. Земля где-то за “кормой” корабля, “тетушка Селена” подмигивает в окошко...

Так сбываются человеческие мечты...

Чеслав Волянецкий и другие - 3