Прислуга в гостинице духов (СИ) - Матлак Ирина - Страница 39

В противоположном конце комнаты громоздился двухъярусный письменный стол, заваленный всякой всячиной. Чего там только не было! Какие-то книги, свитки, шкатулки, из раззявленных пастей которых выглядывали всевозможные открытки и украшения. Рядом примостился высокий книжный стеллаж, помимо непосредственно книг напичканный не предназначенными для него вещами. А рядом с ним — еще один, полки которого занимали разнообразные колбы и пузырьки. Неподалеку располагалась ширма, из-за которой выглядывала часть ванной, стоящей на массивных золотых ножках в форме жаб. Судя по периодически раздающимся булькающим звукам и исходящему из-за ширмы пару, в ванну была набрана горячая вода.

Пожалуй, больше стоящей в комнате ванной меня удивила только расположившаяся у окна клетка, где сидела… жаба. Только уже настоящая и неимоверно огромная. Зеленая, усыпанная многочисленными бородавками и обладающая непомерно большим ртом. А рядом с ней, на полу стояла не менее большая стеклянная банка, где жужжало несколько десятков упитанных мух.

От вида последних меня передернуло.

Словно желая усилить мое отвращение, жаба вдруг высунула невероятно длинный язык, просунула его сквозь прутья клетки, открыла им же крышку банки и, выловив несколько мух, с видом гурмана их сожрала.

— Не стой с открытым ртом, муха залетит, — ехидно бросила госпожа Санли, и я с трудом заставила подскочивший желудок вернуться на место. — Значит так, милочка, вот здесь, — она подошла ко второму стеллажу, — хранятся зелья моего личного производства, они неприкосновенны, и совать к ним свои кривые руки не сметь! Зато вот это, — кивок на заваленный стол, — твои владения. Наводить порядок строго по инструкции, их найдешь во втором ящике сверху. И еще. Следить, чтобы Джу-джу не ел больше пяти мух за час, у него диета. На все про все два часа, время пошло.

Ошарашенная я отмерла ровно в тот момент, когда управляющая уже открыла дверь, намереваясь покинуть спальню.

— У меня. Сегодня. Выходной! — крикнула я ей вдогонку, кипя праведным негодованием.

Замерев, госпожа Санли обернулась через плечо и приторно-елейным голоском, действующим на нервы сильнее воплей, пропела:

— Кто-то хочет лишиться места? — и, снова отвернувшись, напомнила: — Два часа!

Очередной хлопок двери заставил меня сначала вздрогнуть, а затем гневно и немного по-детски топнуть ногой.

Убираться в ее комнате, ну надо же! И это вместо того, чтобы заканчивать свой проект!

Наплевав на возможные последствия, я решительно подошла к злополучной двери, с силой дернула на себя ручку, но та не открылась. Потребовалась еще пара отчаянных попыток, чтобы признать: меня самым наглым образом заперли.

В порыве накатившей злости я уже хотела вместо наведения порядка разнести здесь все к Котиковой бабушке, но в последний момент сдержалась и аккуратно опустила взятое было зелье на место. Меня отрезвила вовсе не сознательность работницы Большого Дома и даже не инстинкт самосохранения, а неизвестность последствий. Я не знала наверняка, что содержится в пузырьках и колбах, и что произойдет, если их разбить. Зато хорошо помнила, что случилось в прошлый раз, когда госпожа Санли случайно разбила какое-то из них, и в холле гостиницы гремел натуральный гром.

Сдувшись, я понуро потопала к столу и открыла второй ящик. В нем, среди всякого хлама, виднелся помятый бумажный листок, на котором, помимо пары зеленых пятен, присутствовало изложенное неровным почерком руководство к действию.

— Пункт первый, — зачитала я вслух. — Разложить ингредиенты для зелий в указанном ниже порядке…

Нахмурившись и бросив быстрый взгляд на стол, продолжила:

— Пункт второй — разложить книги строго по алфавиту…

Чем дальше я читала, тем стремительней мое негодование сменялось недоумением: и вот на это мне дали всего два часа? Да тут и полдня мало! Помимо наведения порядка на столе, мне предстояло разгрести все, что накопилось под ним, помыть пол, разбрызгать какой-то ароматизатор, начистить до блеска зеркало и, кроме прочего, проследить, чтобы вода в ванной не остыла.

Все это попахивало откровенным дурдомом и сумасбродством одной дорвавшейся до власти ведьмы, но, решив взяться за дело делу, отступать я была не намерена. Алена с Аней уже упоминали о том, что им доводилось здесь убирать, а это значило, что ничего особенного, мне, по сути, не поручили. Однако это вовсе не подразумевало, что я намеревалась пускать такую вопиющую эксплуатацию горничных на самотек. Еще не знала, как именно, но я твердо вознамерилась заняться этим вопросом. Возможно, даже потревожить вечно занятого Кирилла и раскрыть ему глаза на выходки управляющей. Учитывая, как его нахваливал весь персонал, включая моих напарниц, он мои слова проигнорировать не должен.

К уборке я приступала с настроем как перед ожесточенным боем! Отправляя мелкий мусор в обнаружившуюся у стеллажа урну, припоминала уборку в старой библиотеке. Если справилась с целым помещением — справлюсь и с одним столом!

Наверняка дело бы двигалось быстрее, не привлекай мое внимание попадающиеся под руку вещи. Я просто не могла совладать с собой, то и дело задерживаясь на странных амулетах, засушенных цветах и старых книгах. Несмотря на творящийся хаос, все вещи находились в отличном состоянии — даже рукописи, которым по виду был не один десяток лет, обрамлял новый переплет. Было видно, что к ним относятся бережно и аккуратно… хоть и бросают валяться, где пришлось.

Я пересыпала в разные банки перемешанные между собой разноцветные камешки, чувствуя себя при этом Золушкой, отделяющей горох от чечевицы. Перекладывала бусы и искала пары серьгам, сортировала пишущие перья и пыталась оттирать пятна чернил (почему не пользоваться шариковой ручкой?). Сортировала открытки, на некоторых из которых, не удержавшись, прочитала тексты. Писали госпоже Санли в основном родственники и подруги — судя по всему, такие же ведьмы в прямом и переносном смысле.

А вот одна стопочка открыток, обнаружившаяся в закрытой шкатулке, вызвала у меня сначала изумление, потом недоумение, а затем ехидную и немножко злорадную улыбку. По правде говоря, то, как мне удалось открыть эту шкатулку, так и осталось загадкой. Просто, глядя на нее, я вдруг заметила на замке полупрозрачную, как будто призрачную гусеницу. Вообще-то это неведомое существо больше походило на жирную личинку, но я предпочла думать, что это именно гусеница, когда, вооружившись пером, спихивала ее в урну. Гусеница отлипала от замка нехотя, сопротивляясь, но сражение все-таки проиграла. А как только это случилось — щелк! — и замочек открылся.

В шкатулку я заглянула без промедления. Конечно, не самый красивый поступок, но… но вот нечего было меня в свои личные служанки записывать! Да и содержимое оказалось таким, что всякие муки совести тут же исчезли, уступив место тому самому восторженному злорадству. Открытки, на которых изображались разные портреты госпожи Санли, сопровождались небольшими, но содержательными письмами, адресованными ее возлюбленному. То есть, она подписывала их, признавалась в пылкой страсти и безмерной любви, но почему-то не отправляла адресату, а складывала в шкатулку и запирала.

А таинственным возлюбленным был не кто иной, как… Най.

Когда до меня это дошло, я аж присела на очень кстати стоящий рядом стул. Самое удивительное заключалось в том, что первое письмо было написано около тридцати лет назад, в то время, когда госпожа Санли была еще молодой девушкой. Из написанного следовало, что они с духом желания познакомились еще давно, и у них случился роман. Короткий, но, видимо, очень бурный.

Как мне уже было известно, если девушке случилось влюбиться в духа желания, после ее непременно ждет разбитое сердце и невозможность больше полюбить кого-нибудь другого. Кажется, именно это с управляющей и произошло. Неожиданно я поймала себя на том, что начинаю ей сочувствовать.

Эти открытки… письма… я понимала, что заглянула во что-то глубоко личное. Сунула нос туда, куда не имела никакого права. Злорадства поубавилось, и возникшая мысль как-то воспользоваться найденным, сдулась, точно воздушный шарик.