Прислуга в гостинице духов (СИ) - Матлак Ирина - Страница 57

Мы обошли весь внутренний двор, побродили по саду, во время чего Герман иногда останавливался и, прикрыв глаза, что-то проверял. После поднялись на крышу.

На крышу, чтоб меня! И как это сделали — история, заслуживающая отдельного внимания.

Неожиданно оказалось, что лестница, ведущая из бань на нижние этажи — не одна в своем роде. На одной из стен гостиницы с внешней стороны тоже имелся рычаг, при нажатии на который прямо из той же стены выехала лестница — только не деревянная, а железная. Похожая на пожарную и своим видом не внушающая никакого доверия! Герман заставил меня лезть первой, буквально взяв на «слабо», и как назло, едва я стала подниматься, разыгрался ветер, точно специально норовящий меня сбросить. Я тут же пожалела, что забыла завязать волосы, из-за чего растрепавшиеся пряди теперь лезли в глаза и ужасно мешали.

Забравшись наверх, чувствовала себя настоящим героем. А когда следом за мой на крыше оказался Герман, совсем некстати вспомнила об одном из снов с Наем. Вроде бы тогда мы с ним тоже находились на крыше, только небо было звездным, а сейчас первые звезды прятались под завесой хмурых туч.

— Отсюда наблюдать лучше всего, — отряхнув руки, произнес безликоборец.

— Наблюдать тебе, — поправила я. — Мне вообще не видны никакие коридоры. А раз так, то, к слову, какой от меня толк? Зачем мне нужно таскаться на дежурство?

— Затем, что ты участвовала при создании барьера, — Герман загнул один палец. — Видишь безликих, — загнул второй. — А умение видеть невидимых духов, если таковые вдруг сумеют проникнуть на территорию, может пригодиться, — загнул третий.

Недолго подумав, я кивнула:

— Аргументы приняты. Но ты ведь понимаешь, что я не буду тратить время понапрасну, торча с тобой на крыше?

Герман подозрительно на меня покосился. А я, хмыкнув, достала из прихваченной сумки неизменный блокнот и карандаши. Улыбнулась обманчиво-ласковой улыбкой и пригласила:

— Милости прошу занимать позицию, господин безликоборец.

Как и вчера, мы снова сидели друг напротив друга. Я рисовала Германа, а Герман, позируя, следил за состоянием барьера и все теми же коридорами. Его выдавал несколько отсутствующий вид и складка, пролегшая меж бровей. И снова, как в минувший раз, портрет захватил меня целиком, заставил погрузиться в мир линий и участвовать в гонке за ускользающим образом. Все, что нарисовала прежде, теперь казалось мне неправильным — хотелось переделать нос и брови, придать большую выразительность глазам, которые никак не желали мне поддаваться.

Боже, это лицо…

Во время рисования я испытывала такой эмоциональный надрыв, что действительно забывала, где нахожусь. Не помнила, что сижу на крыше Большого Дома, а над моей головой — бескрайнее темное небо и пара звезд, все-таки сумевших выглянуть сквозь пелену туч.

— Ты поговорила с Наблюдательницей? — вопрос безликоборца застал меня врасплох.

Я даже не сразу поняла, откуда исходит звук, и что он вообще значит.

— Тэйрон просил тебя с ней переговорить, — не дождавшись ответа, добавил Герман.

Когда сказанное окончательно вернуло меня к реальности, я кивнула:

— Поговорила. Она сказала, что на Джею напал «разумный человек», и что у него холодная аура.

— Разумный человек? — нахмурившись, переспросил Герман. — Под этим следует понимать мага разума, то есть псионика?

— Думаю, да, — согласилась я. — После всего, что узнала, я теперь тоже склоняюсь к такому варианту. Хотя… учитывая связанные с духами странности, все может быть не так, как кажется. К слову, раз уж ты об этом заговорил. Обсуди это с заклинателем сам. Видеть его не хочу!

Мое последнее заявление Германа явно обескуражило:

— Почему?

— Почему? — я усилием заставила себя не вскипеть. — Потому что он крайне бесцеремонный, наглый и неприятный тип!

На этом тема для меня была закрыта, и я демонстративно вернулась к рисованию, но теперь ничего не клеилось. Состояние погони за образом ушло, ушло и волшебство, оставив мне простую бумагу и карандаш, которым я вяло штриховала тени.

Примерно через час, когда ночная прохлада дала о себе знать, а выданный Вилли перекус был съеден, мы собрались спускаться. Требовалось еще заглянуть в комнату, где хранился ключ, и некоторое время провести около него. Я как раз сложила блокнот в сумку, когда на горизонте вдруг показалась знакомая лиловая змейка. Она стремительно становилась все ближе, и вскоре рядом с нами стоял дух желания собственной персоной.

Вот только его мне не хватало после утреннего общества заклинателя!

Най остановился, сложив руки на груди, и обвел нас с Германом тяжелым взглядом. Будь я Наблюдательницей и умей видеть ауры, наверняка обнаружила бы, что у духа желания она сейчас чернее угля.

— Что надо? — без тени дружелюбия спросил Герман.

— Я пришел не к тебе, — передернув плечами, ответил дух и, не став дожидаться, пока я выскажу все накопившееся в душе возмущение, произнес: — Я думал над тем, что ты сказала. И, знаешь, ты права. Я существую с того времени, как появился этот мир. С того же времени получаю любую, какую только пожелаю, кем бы она ни была. Просто потому, что хочу. Но мне не подвластно разлучать пары, это противоречит самой моей сути. Теперь ты больше не одинока, карамелька. Поэтому я оставлю тебя.

Как только до меня дошел весь смысл его слов, так сразу и захотелось рухнуть на колени и благодарить высшие силы за ниспосланное мне счастье. А еще я непроизвольно покосилась на Германа, гадая, понял ли он самое важное в словах Ная. Судя по ответному взгляду — понял.

Мне стало настолько же легко, насколько неловко.

«Теперь ты больше не одинока» — фраза, которая не имеет двойного дна.

Больше ничего не говоря, Най ловко запрыгнул на змея и уже приготовился взлетать, но я вынудила его ненадолго задержаться.

— Удачи тебе, — пожелала ему почти искренне. — И учись хорошо прятаться.

Догадавшись, что я подразумеваю преследующую его госпожу Санли, дух желания усмехнулся, но теперь в этой усмешке не было ничего надменного и самодовольного — пожалуй, так мог улыбаться один хороший знакомый другому.

— А ты учись смотреть глубже, — неожиданно пожелал он. — Видишь безликих, а самого главного — того, что под носом, не замечаешь.

Сорвавшийся с места змей поднял ветер, резво взвился к самому небу и вскоре превратился в маленькую лиловую ниточку, затерявшуюся где-то в темноте. А мне только и оставалось недоумевать: что он сейчас имел в виду?

Остаток августа пролетел быстрее, чем июль, а сентябрь оказался еще скоротечнее августа. Незаметно наступил октябрь, с которым постепенно уходило последнее тепло, а природа так же постепенно засыпала, облачаясь в красно-золотую пижаму.

Темп жизни более менее наладился: я продолжала трудиться в гостинице, работала иллюстратором, контактировала с Димой, который по всем признакам не оставлял попыток на меня воздействовать, и проводила много времени с Германом… нет, не так. Очень много времени с Германом! Помимо совместных дежурств до сих пор не прекращались наши сеансы рисования — я все никак не могла закончить его портрет. Перерисовала уже три раза, и каждый из них в итоге разрывала бумагу в клочья. На меня нападала какая-то смертная тоска, недовольство собой, что в конце концов приводило к полнейшему отчаянию. Герман, чей характер переменился в лучшую сторону, старался меня успокоить и говорил, что неудачи с портретом не стоят моих переживаний, но это не утешало. Зато, если не брать в расчет мой творческий кризис, наши отношения ничем не уступали изменению в поведении Германа — то есть, прогрессировали.

Вечерами, свободными от дежурства, мы ходили в кофейню, ставшую нашим любимым местом. Или выбирались на террасу, если там было пусто. А иногда просто торчали у него в комнате, валяясь на кровати, слушая музыку и болтая о жизни.

Казалось бы, прошло почти два месяца, а я все никак не могла поверить, что безликоборец оттаял. Конечно, характерец у него по-прежнему оставался еще тот, и на компромиссы этот человек идти так и не научился, но все-таки угрюмости в нем стало поменьше. А вот чувство юмора и легкость в общении, напротив, пробудились, что меня несказанно радовало.