Цена твоего прощения (СИ) - Сдобберг Дина - Страница 61

 Никогда не думал, что простой факт беременности твоей женщины и ощущение живота под ладонью могут вызвать столько восторга. Вдруг под ладонью ощущается такой толчок, словно там изнутри что-то лезет прямо сквозь кожу. Кира говорит мне, что это ребёнок так шевелится. Ничего себе шевеления! Да он там лягается, как жеребёнок задними копытами!

- Ну, не мне одной видимо не нравится, когда ко мне прикасаются чужие люди. - Говорит она и отваривается к окну.

Её слова. как удар наотмашь. Вот кто я для неё теперь. Чужой. Заслужил, сто процентов заслужил. Но, даже понимая это, хочется выть в голос и крушить все, что попадётся под руку. Смотрю на её профиль, на забранные в объёмный пучок волосы, и глаз отвести не могу.

 А ведь в первый раз. как её увидел, даже и не заметил какая она красивая. Прокручиваю в голове весь разговор снова и снова. А память зараза подкидывает воспоминания. Словно издевается, мол, смотри, как девочка хотела раньше и что теперь, радуйся. Помню, наш разговор в кабинете, когда только речь зашла о возможной беременности. И как Кира переживала, что не сможет правильно ребёнка научить, потому что сама этих законов не знает. Вопроса, в каких традициях должен быть воспитан ребенок, перед ней не стояло от слова совсем. А сейчас даже фамилию мою давать на хочет.

Тычет мне моими словами, напоминает о том, что и так забыть невозможно. Задели её мои слова, сильно ранили. Говорят, одно дурное слово сотню добрых перечеркивает. Сколько мне сказать надо, чтобы она забыла о том вечере? Сколько сделать?

Ничего. Главное она жива, скоро моей будет. А там у меня вся жизнь впереди, чтобы её обиды развеять. Любящая мать, всегда примет того, кто любит её ребёнка. А то, что Кира будет самой лучшей мамой, я не сомневаюсь. И тахмировский мелкий к ней прикипел. Да и Амиран не просто так сказал, что видно уж очень она этого ребёнка хочет, раз даже в том, кошмаре, что ей устроили я и моя мать, она смогла сохранить беременность.

Сейчас бы только эту свадьбу пережить, а потом окружу её заботой и покоем, никаких волнений, никаких тревог. Пусть начало было отвратительным, оставшееся время беременности пройдет, как и должно было изначально. В неге и радости.

 Под свадьбу занял недавно открытый музей. Помню, как Кира восхищённо рассматривала фото отреставрированной усадьбы. Хочу, чтоб красиво было, чтобы достойно её.

Любопытство и восхищение пробиваются даже сквозь её настороженность. На минуту исчезает женщина, перенесшая сильную боль, и появляется моя прежняя девочка. Жаль, нельзя её сейчас поймать в объятья и не дать уйти обратно. Тем более, что нам предстоит ещё один очень непростой разговор.

 Кира не собирается соглашаться, о чем прямо и говорит. И хоть я к этому был готов, всё равно кипятком обдаёт. Только я хорошо знаю Киру, и знаю, что сейчас я поступлю низко, воспользуюсь её незнанием и благородством. Но выбора у меня нет, как бы не повернулось, я не смогу отойти и оставить её. Только если сдохнуть.

Тахмировы помогли в тот вечер ей, сегодня помогут мне. Стоило только упомянуть о возможных проблемах, что появятся у братьев, если она откажется, как я понял, что выиграл. Моя девочка никогда не подставит тех, кого приняла, как близких. О себе и о собственном благе она будет думать в конце.

Я победил, и пусть победа отдает горечью, она растворяется в ощущении лёгкого прикосновения её пальчиков к моей руке, в тихом "да", что словно бабочка порхнуло с её губ. Во всём её облике столько света и нежности, что мне казалось, я захлебываюсь своей никому не нужной любовью. Ей не нужной.

Я намеренно отказался от свадебного марша. Мне он показался грубым. Да и хотелось напомнить Кире о других моментах нашей жизни, а не только о том вечере. Когда мы были на Урале и решали вопросы с заключением договоров, возвращаться на базу каждый вечер стало неудобно. И мы сняли особняк. Там в гостиной стоял белый рояль. Однажды утром я застал её гладящей клавиши, вспомнил, что она училась играть на фортепиано, и попросил сыграть что-нибудь.

Вот тогда она и играла этот самый "Вальс цветов". И когда я готовил эту регистрацию, я подумал, что это будет лучшей мелодией для того, чтобы сопровождать один из самых важных моментов в нашей жизни.

И я очень ждал, когда я смогу вновь одеть ей на пальчик кольцо. Я помнил, что в тот момент у неё пошла кровь, видел подушку, что вместе с тестами и записью её голоса и сейчас лежали в моём сейфе. Но даже и не представлял, что настолько сильно повредил ей руку. На пальчике, на суставе было два светлых шрамика. Пьяная тварь! Не удержался, целую ей руку, прижимаясь губами к этим отметинам.

Сам себя спрашиваю, на что я надеюсь? Никто бы не простил. Не важно, из какого народа и семьи. Подобного не прощают. А я мечтаю. Надеюсь, что вернётся ко мне. У Киры светлое сердце, но всему есть предел.

Взгляд падает на её кулон, что как всегда на её шейке. Пусть её боги дадут ей сил, чтобы перешагнуть через мою вину. Я любую цену готов заплатить за её прощение.

 Веду её на середину зала. Она часто напевала эту песню во время того, как колдовала на кухне. И услышав её на днях в машине, посчитал это добрым знаком. Да и слова там такие... Символичные.

Сложнее было научиться танцевать за два дня. Это Кира у меня получила прямо дворянское воспитание, бабушки, что говорится, постарались. Благо вовремя вспомнил, как Влад несколько раз танцевал в кабаках для наемников, поражая этим местных девок, что ошибались возле таких заведений, желая подзаработать.

Когда я его спросил, он сказал, что в детском доме научили, пока старая директриса была у власти. Потом-то новый директор пришёл, который готов был и еду совсем не покупать, лишь бы в карман побольше набить. Вот Влад, после того как перестал ржать, и учил эти два дня.

 Ощущение её тела в моих руках пьянило. Забываюсь, подбрасываю её вверх, удерживаю на вытянутых руках и делаю то, о чём так долго мечтал. Целую её животик, всё равно, что все видят. и что мелкая вредина изнутри отвечает ударом. Моя! Теперь уже всё равно, под каким именем. Она моя! О чём и заявляю и в зале, где проходила регистрация и своим людям.

 Но на том крыльце происходит что-то непонятное, если до этого Кира просто злилась и отталкивала меня из-за обиды, то сейчас она вся просто закаменела. Эта идеально ровная спина, холодная полуулыбка... Такой я её видел только после того разговора на балконе.

Дома она поднимается по лестнице, придерживая длинные юбки. Вот словно на казнь идёт. И не обернется, не посмотрит. Я всё время сравнивал две наши свадьбы. И хоть на первой не было вообще никаких церемоний, это по-прежнему один из самых лучших дней в моих воспоминаниях. Вторая... Даже говорить и думать не хочется.

Спускаться, и вообще ужинать, Кира отказалась. Видно сильно переволновалась, потому что уверен, намеренно отказываться от еды и вредить себе и малышу, она не будет.

- Здравствуй, дед! – говорю, как только слышу в телефоне его голос.

- Как Кира? - вместо приветствия отвечает он. Пересказываю ему все, что знал сам, не скрываю ничего.

- Значит, Тахмировы её признали сестрой. Это хорошо. - В голосе деда слышится облегчение, понимаю, что он тоже переживал за Киру. - Но не для тебя.

- Это в каком смысле? - удивляюсь я.

- Хорошо, что рядом с ней оказались нормальные люди и позаботились о девочке. - Как всегда не церемонится дед. - А вот то, что они теперь с тебя и спросить могут, для тебя не очень хорошо. Ты привык, что Кира сирота, а что Амиран, что Тайгир с твоим статусом считаться не будут. Младший вообще может вместо разбирательств просто пристрелить.

- Дед, ты с чего это взял? - ничего себе предположения.

- Ну, потому что я бы пристрелил.- Просто отвечает он.

- Как мать? - спрашиваю перед тем, как закончить разговор.

- Бог покарал. - Говорит дед.

- В смысле? - не понимаю его слов.

- Обездвижила. Ниже пояса вообще ничего не чувствует, руки еле слушаются, даже ложку не в состоянии удержать. - Перечисляет дед. - И речь пострадала. Нет, она говорит, но с трудом. Её родственница приехала, чтобы ухаживать. Твоя мать говорит, что это Кира её прокляла.