Прикосновения зла (СИ) - Чижова Маргарита Владимировна "Искра От Костра" - Страница 10

— Меня давно записали в сумасшедшие. Но истина только одна. Если ты ударишь, я почувствую боль. Если ударю я, тебе тоже будет больно. Умнее держаться вместе, а не испытывать друг друга на прочность.

— Меня учили подчиняться, терпеть. Лежать лицом в грязи и смешиваться с этой грязью. Я поверил, что иначе нельзя, что так правильно.

— Можно иначе, — нобиль протянул руку, предлагая пожать запястья. — Не идти протореной тропой общих заблуждений, а выбрать свою дорогу.

— Стать… вашим другом?

— Моим лучшим другом.

Нереус дотронулся до локтя Мэйо, как было принято у геллийцев:

— Это честь для меня, господин.

— Вне дома и официальных сборищ можешь звать меня по имени.

— Я не смогу.

— Ты только что нарëк меня мягкозадым козлотрахом. Неужели так трудно выговорить «Мэйо»?

— Нет, не трудно.

— Тогда скажи!

— Я рад стать твоим другом, Мэйо.

Никогда не посещавший элитные бордели геллиец с интересом осматривал комнату. Потолок был невысок, окно совсем крошечное, зато деревянное ложе с резными опорами могло вместить дюжину алчущих плотских утех блудниц.

Мэйо стащил с себя одежду, разбежался и прыгнул на кровать:

— Я поскачу на этих кобылах во славу Веда!

Нереус разделся и аккуратно сложил вещи:

— Мне тоже помолиться?

— Как хочешь.

— Я толком не знаю местных обычаев…

С легким хрустом отворилось поворотное кольцо в потолке и на раба полетели розовые лепестки.

— Представление начинается! — обрадовался нобиль.

Комната стала заполняться сладковатым дымом.

Геллийца охватило возбуждение.

— Это горит эбиссинская трава, усиливающая влечение, — пояснил Мэйо, бесстыдно оглаживая свои чресла. — От неё встаёт даже у мертвецов!

— Она ведь запрещена… — сказал Нереус, прикрывая ладонью срамное место.

— В приличных домах — да. Но только не здесь!

Позвякивая браслетами и пританцовывая, в комнату зашли семь девушек.

— Число, приносящее удачу! — рассмеялся поморец.

Нереус мысленно прикинул стоимость такого веселья: сумма получилась внушительной, почти вдвое больше годового заработка лихтийского рыбака.

— Левая! — Мэйо указал на пышнобедрую афарку.

— Правая! — Нобиль махнул рукой в сторону эбиссинки со множеством косичек на голове.

— Правая пристяжная! — Поморец кивнул широкоскулой северянке.

— А ты, сладкий персик, — Сын градоначальника улыбнулся трясущей загорелой грудью итхальке, — становись моей левой пристяжной. Нереус, собирай свою тригу и помчались!

От запаха духов и благовоний у невольника голова шла кругом. Он выбрал головной «лошадкой» поморскую брюнетку, а по бокам разместил двух рыженьких землячек с аппетитными формами.

— В запряжку, кобылки! — громко приказал Мэйо.

Со смехом и весёлым ржаньем блудницы полезли на ложе.

Они встали на четвереньки, прижимаясь друг к другу блестящими от масла бедрами, образовав подобие квадриги и троеконного прогулочного экипажа.

— Рысью, длинногривые! — скомандовал нобиль, шлепнув по ягодицам афарку и эбиссинку. — Мой персик, не слушается вожжей! Персику нужен длинный кнут!

— И-го-го! — протяжно выкрикнула итхалька, подыгрывая Мэйо, берущему её сзади.

Нереус оперся на податливо выгнутые поясницы островитянок, неспеша проникая в горячее лоно поморской распутницы.

Стон наслаждения сорвался с её губ, и невольник решил действовать смелее.

— Погоняй их плетьми! — посоветовал Мэйо и тотчас показал, что имеет ввиду.

Он ввёл палец между откляченных бёдер афарки:

— Резвая вороная кобылка! Как тебе однохвостая плетка?

— И-го-го!

— Испробуем двухвостую!

Два пальца нобиля ритмично двигались в охотно отзывающейся на это вторжение блуднице.

— Пора прокатиться галопом! — заявил нобиль. — Нереус, готовь треххвостку! Всыпь им как следует!

Геллиец полностью отдался этой дикой скачке, потеряв себя в бешеной круговерти ладоней-вожжей, пальцев-хлыстов и дико жаждущего разрядки кнута.

Наигравшись в наездника, Мэйо потребовал от шлюх оральных ласк, пообещав щедро напоить божественным молоком самую старательную. И, разумеется, сдержал слово.

Удовлетворив во славу Дэйпо свою тригу, Нереус без сил упал спиной на подушки.

— Мой дед, — сообщил нобиль, давая себе короткую передышку. — Мог за ночь утолить любовный голод семнадцати похотливых красоток! Нам есть к чему стремиться, геллиец!

— Пусть вовеки не померкнет его слава…

— Ерунда! Я дождусь самой долгой ночи в году и поимею два десятка блудливых кобылок! Начну с моего персика!

Итхалька завизжала, когда поморец уткнулся лицом ей в грудь, целуя торчащие соски.

— Мой нежный персик! — промурлыкал Мэйо.

Рыжие островитянки жались к Нереусу, поглаживая его живот:

— Приходи к нам снова… Ты такой хорошенький… Ласковый красавчик…

— Они тебя любят! — счастливо выкрикнул нобиль. — Любят!

— А кого любишь ты, Мэйо? — решился спросить невольник.

— Мне кажется, что тебе известен ответ…

— Сестру?

Пьяный поморец уставился в потолок:

— Я всегда кидался грудью на волны. Желал запретного. Недоступного. Читал развращающие ум книги. Слушал философов, которых били камнями за безнравственные речи. Мечтал жениться на сестре…

— Подружился с рабом, — добавил Нереус.

Мэйо разразился смехом:

— Верно! Я почти сразу решил загадку. Отец выбрал тебя по одной лишь причине: между нами нет ничего общего. Ты — простой деревенский парень, трусоватый и невообразимо скучный. Моя полная противоположность.

— Согласен, — грустно улыбнулся невольник.

— Только видишь ли в чём дело… Противоположности притягиваются. Ты не такой уж тихоня. А я — пока ещë не полный псих.

— И на это мне нечего возразить.

Мэйо глянул на раба с хитрым прищуром:

— Покуражимся так, чтобы сам Мерт не захотел видеть нас в своём загробном царстве!

Шум с улицы заставил Нереуса насторожиться. Он выглянул в окно и прошептал:

— Там стражники… И вигилы… С факелами.

— Это за нами, — осклабился нобиль. — Девочки, сожалею, но мы вынуждены откланяться…

Он слез с кровати и наспех обмотал бёдра куском ткани.

Геллиец на ходу нырнул в свою тунику.

— Наверх! На крышу! — позвал Мэйо.

За удивительное проворство невольник мысленно сравнил хозяина с хорьком.

Поморец выскочил на декоративный балкончик, ловко вскарабкался по выгнутой руке кариатиды, и стало понятно, что этот путь для побега он использует не в первый раз.

Вечер погрузил улицы Таркса в синеватый сумрак.

Нобиль прошёл по крыше на задний двор и перепрыгнул на соседнее здание. Нереус молча следовал за господином.

Мэйо добрался до закреплённой на стене решетки, увитой плюшем, и бесстрашно полез вниз.

Коснувшись босыми пятками мостовой, поморец огляделся.

— Нужно спешить.

Хозяин и раб юркнули в ближайшую подворотню.

Мэйо петлял, стараясь выбраться из западни, но квартал был оцеплен, и повсюду сновали ищейки.

— Проклятье! — выругался нобиль. — Кажется, волки Силана вот-вот вцепятся нам в глотки.

Пробежав вдоль высокого забора, поморец остановился.

Все выходы оказались перекрыты.

— Я подсажу тебя, — сказал Мэйо. — Там небольшой парк. Выйдешь к ручью, он приведет на пляж. Оттуда без труда доберëшься до виллы.

— А как же ты? — взволнованно спросил Нереус.

— Со мной ничего не сделается. А тебя, если поймают, изобьют до полусмерти, просто потому что могут.

— Пусть бьют. Я останусь.

— Лезь! — рявкнул Мэйо. — Они умеют не только бить, но и сношать непокорных во все отверстия. Хочешь из-за глупого упрямства лишится зубов и до утра вылизывать вигильские члены?

— Нет, — буркнул раб, цепляясь за стену. — Твои аргументы красноречивы и убедительны.

— Я восемь лет изучал риторику.

— Храни тебя Вед, хозяин.

— А тебя Дэйпо, геллиец.