Прикосновения зла (СИ) - Чижова Маргарита Владимировна "Искра От Костра" - Страница 24

— Да.

Мэйо прищурился:

— Дай немного подумать…

Нереус бухнулся на колени прямо посреди кубикулы:

— Нет. Прошу. Не нужно ничего придумывать. Кнут страшит меня гораздо меньше, чем твои непредсказуемые поступки.

— Если речь про осьминога, то план был безупречным!

— Виола очень зла на тебя.

— Повизжит и успокоится! Ей следует признать, что главенство в семье принадлежит мужчине.

— А тебе проявить снисхождение к женской слабости, — геллиец посмотрел на хозяина. — Когда она прижалась, я слышал стук её сердца, волнение груди…

— Ты нашëл грудь у моей сестры?! — осклабился Мэйо. — Поздравляю первооткрывателя неизведанного! Мне казалось, что она специально утягивает всë повязками, не желая иметь даже маленькие округлости, на которых мог бы отдохнуть мужской взгляд.

— Мэйо!

— Да сядь ты уже в кресло, хватит натирать коленками полы!

— У тебя очень красивая сестра. И ты это знаешь.

— Знаю.

— Есть ли способ расстроить её свадьбу?

Поморец сплëл пальцы и положил на них подбородок:

— В теории — да. И не один.

— Может, попробуем?

— Что я слышу! Друг, упрекавший меня за мелкие шалости, толкает на серьëзный проступок. Где твои благочестивость и смирение с капризами судьбы?

— Я просто желаю счастья и тебе, и госпоже Виоле.

Мэйо улыбнулся с видом сытого тигра:

— Я не строю планы на далёкое будущее. Предпочитаю действовать исходя из обстоятельств.

— Это мне уже ясно. Но нельзя обходиться одной лишь тактикой, должна быть и стратегия.

— Можно. Я же как-то справляюсь!

Эбиссинский жеребец, доставшийся Рунако, был песочного цвета — завсегдатаи ипподромов называли эту масть соловой.

Конь приплясывал, упираясь в удила. На узкой морде с миндальными глазами широко раздувались тонкие ноздри.

Нереус вывел расшагиваться светло-серого Апарктия, похожего на Альтана статью, но менее обмускуленного.

Островитянин ласково оглаживал коня, настраиваясь на скачку.

Верховые не разговаривали друг с другом — это считалось плохой приметой.

Семейство Кьяна и его гости расположились в беседках и под тканевыми навесами. Оттуда доносились музыка, смех, детский визг.

Нереус ждал, когда придëт Мэйо, чтобы по традиции дать напутствия коню и его всаднику.

Поморец явился в прекрасном настроении, пьяный и весëлый, как сатир.

Он быстро шепнул в ухо Апарктия охранительный заговор и смачно поцеловал лошадиную морду.

— На кого поставил? — спросил геллиец.

— На вас конечно!

— Зачем?

— Я тут вспомнил одну историю, — Мэйо сунул руку в поясной мешочек, вынул сухарь и угостил жеребца. — Было это в звенящие годы детства. Наш Богоподобный Император Клавдий приехал в Таркс и отец устроил грандиозные скачки колесниц в его честь.

Нобиль полез за вторым сухарëм:

— Наш Дом представляли четыре лучших наездника и четыре сильнейшие упряжки. Мне тоже хотелось поучаствовать, а не сидеть в ложе и слушать рассуждения о политике. Я собрал четверик молодых коней, приехал на ипподром и заплатил стартовый взнос. Отец был в ярости.

— Представляю…

— Он велел своим рабам любой ценой не пускать меня вперёд, заставить добровольно сняться после пары кругов, — Мэйо усмехнулся. — Драка за победу была нешуточной. Три колесницы разнесли в щепки. А я… Настырный мелкий оболтус первым пересëк финишную черту.

— Ты выиграл?

Поморец кивнул:

— Выиграл. И выиграл честно. Это видел весь ипподром и сам Император. Он встал из кресла и апплодировал мне.

— Вот почему тебя любят горожане.

— И поэтому тоже, — нобиль похлопал Апарктия по шее, — Император призвал меня к себе, поздравил с победой и подарил золотой браслет, доставшийся ему от деда — страстного поклонника скачек.

— Огромная честь получить такое сокровище.

— Богоподобный Клавдий сказал, что он приносит удачу.

Мэйо достал из мешочка мужской браслет в три пальца шириной, оттряхнул от крошек:

— Наклонись, скажу напутствие.

Нереус свесился с коня.

Поморец ловким движением защелкнул браслет на запястье раба:

— Мне он великоват, а тебе — в самый раз.

— Браслет Императора? — геллиец уставился на свою руку с благоговейным ужасом.

— На удачу! И это… Моë напутствие: на четырех ногах уезжаешь — на четырех и вернись.

Мэйо ободряюще улыбнулся невольнику.

Коснувшись пальцем серьги, Нереус отчеканил:

— С твоим именем и в твою честь!

Маршрут скачки пролëг через скошенный луг, вдоль сети каналов и вверх по засаженному фруктовыми деревьями холму.

Длинная дистанция не испугала Нереуса.

Его жеребец обладал сухими, крепкими ногами, широкой грудью и отлогим плечом.

Прикрываясь ладонью от рыжего предзакатного солнца, раб мысленно прикинул, где добавит хода, где напротив — одержит скакуна, чтобы сберечь его дыхание и силы.

Дюжина всадников выстраивалась у стартовой отметины.

Эбиссинский конь злобно жал уши, когда Рунако набирал повод чуть короче.

Бритоголовый невольник смотрел вдаль с азартом, не отвлекаясь даже на то, чтобы облизнуть пересохшие от волнения губы.

Бросить платок доверили красавице Виоле.

Ещё не до конца оправившись после приключений на Зубастой скале, девушка выглядела бледной и взволнованной.

Нереус вспомнил её поцелуй, запах еë духов…

Белый платок коснулся земли, возвещая о начале состязания.

Геллиец сдавил пятками бока Апарктия.

Жеребец пружинисто сел на задние ноги и, взвившись, сорвался с места размашистым галопом.

Эбиссинский скакун оказался проворнее. Он вытянулся стрелой и на два корпуса опередил остальных.

Лихтиец видел перед собой облако пыли и бритый затылок Рунако.

На гладком участке пути обе лошади наддали, выровнялись ноздря к ноздре и помчались вдоль канала, с грозным фырчаньем молотя копытами по земле.

Вскоре верховые покрыли половину отведëнного расстояния и поворотили жеребцов у дорожного камня, очутившись спинами к ветру, а лицами — к особняку Кьяна.

Широкая тропа вела на холм. Его склон оказался довольно пологим, однако Нереуса охватило беспокойство.

Соперник стремительно удалялся, а геллиец вновь дышал пылью, наблюдая всë тот же затылок и гордо вскинутый хвост эбиссинского скакуна.

Нереус бросил поводья и схватился за гриву Апарктия.

Почуяв волю, жеребец толкнул языком медные удила и расширил мах.

В нëм словно пробудился одноименный дух северного ветра, приносящий шквалы и град.

Перед финишной прямой расстояние между двумя лидерами составляло пять корпусов. Прочие участники безнадёжно отстали.

Эбиссинский красавец выдохся.

Он потерял почти треть хода и продолжил замедляться.

Апарктий, напротив, уверенно держал скорость, быстро сокращая разрыв.

Некоторое время рабы ехали плечом к плечу, а затем Нереус обошёл соперника, пригнулся к лошадиной шее и первым пересëк финишную черту.

Йина вошла в комнату. Остановилась на пороге, сбросила платье.

Сделала пару неуверенных шагов к постели, на которой отдыхал Нереус:

— Доброй ночи.

— Доброй ночи, — ответил геллиец, поправив золотой браслет.

— Ты победил и мог выбрать любую.

— Знаю.

— Хочешь отомстить?

— Нет.

— Тогда зачем?

— Иди ко мне.

Йина легла, нежно поцеловала парня. Открылась его ладоням и жадному взгляду.

Геллиец твëрдо знал, чего хочет, действовал умело и решительно.

Ийну затрясло от возбуждения. Она тëрлась о любовника, выгибалась, постанывая и кусая губы.

Нереус бережно, словно хрупкую драгоценность, погладил её грудь, талию, раздвинул стройные бëдра.

В широко распахнутых глазах Йины плескалась похоть.

— Возьми меня, — прошептала рабыня.

Ей не хватало воздуха, желание сводило с ума.

— Скучала по мне? — усмехнулся Нереус.