Принцессы не прощаются (СИ) - Левина Ксюша - Страница 31

 — Ой, я их встретила уже давно! Когда Лида ипотеку ещё оформляла. И она мне понравиась! — бабушка всё ещё не понимала, в чём беда. Сделала один глоток вина, потом ещё один и уставилась на нас. — Вы что, не рады?

 — Нет, — хором ответили мы. Переглянулись и взялись за руки.

 — Ну и глупцы… Вы же счастливы. Да, я выбрала эту квартиру, подружилась с Люсей и она стала мне помогать, — мы посмотрели на Люсю, она не отрываясь от телефона подняла руку и помахала ей, будто хотела сказать: “Да, это я!”. — Мы ловко разыграли историю с посылками и вы встретились! Вуаля! Потом я рассказывала Лиде про своего вну-у-ука… Потом Люся заболела… нет, она правда болела, но не так уж сильно. Просто у Егора было дежурство, но тут попотеть пришлось, чтобы именно он приехал, конечно. Ой, да там совпадений… И ёлка, и клуб, и караоке, и друзья его — идиоты. Не вы, ребята! Правда.

 — Слушай, миссис Дамблдор, — Егор выпрямился и пристально посмотрел на бабушку, — а про “Большую игру” деда ты знала?

 — М… игру… — она задумалась. — Ну я представляла, что этот прохвост жить тебе не даёт, но прям игра чтобы… А что за игра?

 — Про моих “друзей” зарплату, работу, учёбу?

 Бабушка потупила взгляд, но покачала головой.

 — Возможно про что-то догадывалась или понимала, но никогда не думала об этом, как об… Егор, ты пойми. Я с конца восьмидесятых зареклась говорить про бывшего плохо. Это же можно всю жизнь проходить недовольной букой. И особенно я зареклась говорить про бывшего плохо — детям и внукам. Они не виноваты, что мы друг друга ненавидим. И я не хотела портить твою жизнь, я просто подстроила пару-тройку встреч не более того. Ты и так с самой первой встречи только о Лиде и говорил! А ты Лида — первым делом мне про него рассказала. Хорошо или плохо, какая разница? Вы же сразу друг на друга запали! И я нисколько не сомневаюсь, что и без меня бы встретились рано или поздно, но мало ли что до того времени выдумала бы Вика или дед. Я просто хотела устроить Новогоднее Чудо!

 — И пересмотрела сериалов, — недовольно поддакнул Егор. — Ну просто класс. Мои бабушка и дедушка — старые интриганы.

 — Эй! — возмутилась бабушка.

 — Не “Эй” — а интриганы.

 — Я на “старую” обиделась.

 — И поделом.

 — Егор, я же вижу, что ты сейчас не очень расстроен, — хмыкнула бабушка. — Я по глаза-ам вижу!

 Я включилась в происходящее, которое до этого доходило до меня, как сквозь толщу воды и поняла, что хочу расхохотаться. Какие удивительно разные подходы у деда и бабушки, кто бы мог подумать.

 Сейчас, после всей этой горы “папок”, лежащей на столе и после Виктории рыдающей об уплывших денежках, история старушки, которая “помогала” внуку выглядит таким пустяком, что даже не идёт в общую копилку.

 — Я в шоке от вашей семьи, — присвистнула я.

 — Прости, но это для твоего же блага, — вздохнула бабушка.

 — А мне было просто скучно, — не отрываясь от телефона заявила Люся.

 — Стой! Люсьен! А про твоих одноклассников это… правда? — я вдруг вспомнила. что всякий раз, как Люсю обижали — непременно в этом участвовал Егор. — И про этого мальчика — бандита. Правда?

 — Макс. Ты про Макса и Григорьева? — вздохнула она.

 — Да.

 — Правда, — кивнула Люся. — Только Григорьев до сих пор не отстаёт. Я уже запуталась, кто кого ревновать должен по его мнению.

 — А Макс?

 — А Макс говорит, что я встречаю по обложке, что я с этим Григорьевым парюсь, а он меня кинет. А я вообще не парюсь, нафиг мне этот мажор не нужен! У меня свои дела — у него свои, но Макс говорит, что я запала и типа его ни во что не ставлю, а он всегда за меня. Капец какой-то! При чём тут я вообще?

 — Люсьен, — позвала я, касаясь её руки. — Тебе же Григорьев нравится, а не Макс?

 — Мне нравится сериалы смотреть, — надулась Люся.

 — Я по-о-онял, — протянул вдруг один из твоих друзей допустим-Саня. — Я понял! Григорьев — это же Илюха, да?

 Ты, наконец ожил и удивлённо уставился на друга, потом на Люсю, потом на бабушку. Бабушка пожала плечами, мол ни при чём. Люся вжалась в кресло.

 — Люся?

 — Я что?

 — Бабушка?

 — Понятия не имею, деда спроси.

 — Как ты там говорила? Люсю за Илью? — напрягся ты и сложил на груди руки. — Не семья, а колхоз! Если не успела влюбиться, Люся, рви когти. А вообще — как знаешь. Я уже ничему не удивляюсь. Бабушка — ты прощена. Но чтобы больше ни-ни!

 Баб Мотя, или как там её, разулыбалась, а я вдруг поняла, что моя сказка закончилась и превратилась в реальность. Интересно, у всех принцесс так? Все они вдруг узнают, что какой-нибудь братец Гримм их просто выдумал, дают ему по шее и возвращаются к себе домой?

Глава тридцатая. Правильный роман

В спальне было тихо и темно, я сидела на краешке кровати и смотрела, как падает на подоконник белоснежная крупа. Нет, в нашей истории не было драматичных расставаний. Она была нежной и новогодней до самого конца. Ты вошёл в комнату, сел напротив меня на колени и улыбнувшись протянул ко мне руки.

 — Тихо так, — сказала я.

 — Тихо. Слушай, крошечный мой человек, — шепнул ты, — я не стану говорить, как мне жаль что у меня семья творит дичь за дичью, но это же всё ужасно смешно, разве нет?

 — Смешно, — согласилась я.

 В тот момент я ужасно удивлялась, как вообще ты мне на голову свалился. Внутри кипело и бурлило ощущение восторга от того, что ты сидишь напротив и зовёшь меня “своим человеком”, я на самом деле, без шуток поражалась твоему характеру, твоей силе и доброте. И тому, что люди для тебя — особенные, потому их и так мало.

 Создалось впечатление, что ты по натуре коллекционер. Эдакий ценитель рода человеческого и в твоём шкафу, залюбленные и ухоженные, стоят только самые лучшие экземпляры.

 Вот тут четыре фигурки с бирочкой “друзья”, они для кого-то ничего не стоят, а тебе они дороги. Никто в них ничего, может, и не видит, а ты знаешь, как они хороши. Что-то вроде домашнего вина, которое делает какой-нибудь деревенский дядюшка. Семья в восторге, а прожжёные сомелье воротят нос.

 Рядом с фигурками друзей — королева коллекции. Бабушка. Она как бутылка плотного густого “Шираза”. Слишком изысканная и крепкая, чтобы любой мог оценить её прелесть. А ты — можешь. Потому что знаешь, что хоть большинство и воротит нос, сказав, что “Ламбруска” или, прости господи, “Санто Стефано” куда приятнее, твоя бутылка “Шираза” — королева коллекции. И ты с упоением будешь разбирать её на полутона.

 Там же, на полке, пожалуй Люся. Дерзкий молодёжный романчик, выбранный из сотни других. Он насмешит людей, которые посмотрят и скривятся: “Почитал бы Кафку али Коэлью, а не это бульварное чтиво!”

 А то, что их Кафка и Коэлья уже попса, а то что растащили по цитатам, распиарили, сняли в кино и поставили в театре, обезличили и обесточили, превратили в затёртое до дыр — вот это и есть твоя правда о чужом мнении. А у тебя на полке глупый молодой и молодёжный романчик, потому что… свежий. Потому что не дешёвый и не глупый, хоть на его обложке и красуется весёлая блондиночка в короне, а название — сущая провокация. И что? Ему, романчику, так веселее. Рассчитывать на тех и только на тех, кто откроет и начнёт читать.

 А я что же?

Не буду о себе.

Ты коллекционер того, что я всегда искала. Безразличный ко многому яркому или псевдо-интеллектуальному, ценитель. А я всю жизнь как-будто стремилась в твою коллекцию. Готовилась. И жила просто для себя, чтобы достигать внутренней гармонии всякий раз, когда чувствую себя в своей тарелке, чтобы эта гармония, которую якобы никто не может обрести, была со мной всегда и в момент нашей встречи ничего меня не пошатнуло и не снесло с пути.

 — Ты не переживай, мне совсем не страшно из-за всего, что тут напроисходило. Веришь?

 — Нет. Поверить не могу, что ты ещё не сбежала с криками и воплями. Правда.

 — Ну-ну, была бы неуверенной в себе дурой — непременно убежала. Но, милый, я знаю, что стою того, чтобы меня полюбили. Не из-за пары подстроенных встреч. Тш-тш, не спорь, — я усадила тебя обратно, потому что твои глаза зажглись невероятным светом, а руки дёрнулись к моей талии. Я не то возмутила, не то возбудила тебя словом “полюбили”. — Так вот. Я по-началу сомневалась из-за того, что ты всё решаешь, а я не у дел. Я понимаю почему. Я ощутила слабость и незащищённость из-за собственного зарождающегося чувства к тебе. Это нормально, как всё новое — это пугает. Потом ты сказал мне, что хочешь моего участия, и знаешь что? Я поняла, что ты мне доверяешь. А доверие — лучше признания. Ты. Доверил. Мне. Себя. Всё что произошло и произойдёт после — только детали. Я знаю себя и знаю, что ты так просто от меня не отделаешься. Я уверена, что ты серьёзен, когда обнимаешь меня, что ты серьёзен, когда вот так как сейчас смотришь на меня.