Грибификация: Легенды Ледовласого (СИ) - Беренцев Альберт - Страница 20

Хрулеев поспешно отвел от Грибной массы на колу луч фонарика, Гриб перестал сверкать и снова превратился в неопределенные черные очертания в сумерках.

Теперь колья с насаженными на них врагами Германа уже остались позади, Хрулеев шел по влажному пеплу сожженного луга, хлюпавшего при каждом шаге. Тотошка притихла и ковыляла рядом, иногда останавливаясь, чтобы принюхаться.

Элеватор за полем, обиталище Германа, казался мертвым. Ни огонька, ни звука. Приходить сюда конечно было глупо, но выбора у Хрулеева не было. Последние эчпочмаки были съедены еще днем, вернуться в Оредеж Хрулеев не мог — там его растерзают дети или пристрелит сумасшедший мэр. Оружия у Хрулеева больше не было, а по лесам рыскали орды детей, уничтожавших всех встреченных взрослых.

По пути сюда Хрулеев издали видел еще одну группу детей, не тех которые убили мичмана, и не оредежских. Дети выстроились в круг на широкой поляне, их было не меньше полусотни, у этих были не только кирпичи и арматура в руках, но и огнестрельное оружие, двое мальчиков держали автоматы. Дети не заметили Хрулеева, они просто стояли на полянке, совершенно неподвижно и в абсолютном молчании. Хрулеев все всматривался в их грязные, перемазанные кровью и ничего не выражавшие лица, но своей дочери среди них так и не узнал.

Именно тогда он понял, что ночевать в лесу больше не будет, это было слишком опасно и страшно. Можно было еще вернуться к ордынцам и обменять последние вещи — нож, фонарик, тамагочи, флягу для воды, вещмешок или даже Тотошку на еду. Но Хрулеев знал, что за все это ордынцы дадут ему всего лишь еще несколько пирожков, которых хватит в лучшем случае на один день. Это было бы бессмысленно, а больше идти было некуда. Сейчас, шагая через горелое поле к элеватору, Хрулеев только надеялся, что Герман сразу пристрелит его и не будет мучить или заживо сажать на кол.

Элеватор был уже совсем близко, огромные в несколько десятков метров высотой цилиндрические силосные баки казались черными яйцами какого-то громадного чудовища, Хрулеев теперь мог рассмотреть воздушные переходы и металлоконструкции, соединявшие баки и высокую прямоугольную башню с развевавшимся над ней флагом.

У подножия баков было заметно хаотичное нагромождение мелких построек, жавшихся к громадине элеватора. Забор из колючей проволоки, огораживающий лагерь Германа, серебристо блестел в сумерках, прямо за забором Хрулеев увидел караульные вышки. Но прожектора на вышках не горели, все казалось опустевшим и мертвым. Может быть, сюда наведались дети и уничтожили Германа, отомстив за насаженных на колья товарищей?

Хрулееву стало тревожно, он вдруг осознал, что уже минут десять идет по горелому лугу, но не видит никакой тропинки, как будто люди Германа по некоей неизвестной причине избегали луга и никогда не ходили к элеватору этим путем.

Хрулеев шел с зажженным фонариком, не таясь, лишь иногда он выключал фонарик и вглядывался в темневшую впереди громаду элеватора. На небе загорелись еще несколько десятков холодных октябрьских звезд, вокруг стояла тишина, через несколько минут будет уже совсем темно. Ветер усилился, в воздухе пахло зимой, скорым снегом и холодами. Здесь что-то было не так, и по мере приближения к элеватору это ощущение все усиливалось.

Хрулеев вдруг почувствовал, что наступил подошвой сапога на что-то твердое, в мозгу стремительно пронеслось некое давнее воспоминание, интуиция сработала безошибочно. Хрулеев догадался, что именно произошло еще до того, как посветил себе под ноги фонариком.

Под сапогом Хрулеева лежало нечто круглое, черное и металлическое. Никаких надписей на корпусе предмета не было, но Хрулеев узнал противопехотную ИИГ-37, и внутри у него все похолодело. Мина отжимного действия, взрыватель срабатывает при снятии веса. Зона поражения — 30 метров, достаточно убрать с мины ногу, и его разорвет на куски.

Хрулеев, стараясь не двигаться, стал лихорадочно шарить по земле вокруг себя лучом фонарика, пытаясь обнаружить другие мины. Еще одна мина действительно нашлась в паре метров впереди Хрулеева.

— Тото, не двигайся! Сидеть!

Собака плюхнулась в холодный и мокрый пепел, она обеспокоенно смотрела на застывшего и боявшегося пошевелиться хозяина. Хрулеев знал, что веса овчарки вполне достаточно для срабатывания мины подобного типа, если Тотошка наступит на другую мину — они умрут сразу же. Хрулеев слышал, как бешено колотиться сердце в груди, все его силы сейчас уходили на то, чтобы стоять неподвижно.

Это конечно было очень глупо, Хрулееву следовало ожидать от Германа чего-то подобного, ему следовало заметить раньше, что на поле нет никакой тропинки, что люди Германа здесь не ходят, ему следовало быть бдительным. Но голод, постоянный страх, бессонные ночи в холодных лесах притупили разум Хрулеева, теперь он умрет совершенно бессмысленно, как конченый идиот.

Нужно было искать решение, и Хрулеев в очередной раз убедился, насколько страх эволюционно бессмысленное явление, вместо того чтобы помогать быстро соображать в ситуации смертельной опасности, страх только мешал сосредоточиться. Главным сейчас было не двигаться, не убирать ногу с мины.

Хрулеев замахал горящим фонариком, заорал что есть мочи в сторону элеватора. Но это было бесполезно, на элеваторе было все также темно и тихо, ответом Хрулееву был лишь шум ветра.

Тотошка вдруг вскочила и подбежала к хозяину.

— Тото, нет! Отойди! Сидеть! Сидеть, падла!

Хрулеев понял, что его обманули, что здесь уже давно нет ни Германа, ни людей, элеватор был пуст. Куда исчез Герман, теперь не имело никакого значения, Хрулеев понимал, что установленная Германом мина, вероятно, все еще в рабочем состоянии, а значит он умрет. По крайней мере, это будет быстрая и почти безболезненная смерть, почувствовать он ничего не успеет.

Хрулеев знал, как разминировать ИИГ-37, это было возможно даже с помощью ножа и гаечного ключа, но для этого пришлось бы снять с мины металлический корпус, а для этого, в свою очередь, придется убрать с мины ногу, но если Хрулеев уберет ногу — разминировать больше будет нечего и некому.

Еще можно было придавить мину чем-то тяжелым, весом не меньше двадцати килограмм, Хрулееву было известно, что именно из-за этой технологической особенности ИИГ-37 считалась паршивой миной и была в свое время снята с вооружения. Если положить на мину достаточно тяжелый предмет — можно будет спокойно убрать с нее ногу, взрыва не произойдет.

Хрулеев осторожно снял с плеча вещмешок и взвесил его в руке. Ничего не выйдет, мешок слишком легкий, даже если Хрулеев набьет мешок собственной одеждой, вещами из карманов и сапогом со второй не стоящей на мине ноги, все равно веса будет недостаточно, и обмануть мину не получиться.

Нога тем временем затекла, зазудела. Взгляд Хрулеева упал на Тотошку. Овчарка поняла, что происходит что-то страшное, она сидела смирно, но жалобно подскуливала.

Даже сильно исхудав за последние месяцы, Тотошка оставалась крепкой, взрослой и крупной для своей породы овчаркой, весила она определенно килограмм тридцать, не меньше. Но даже такая послушная собака как Тотошка не сможет сидеть на мине совершенно неподвижно. А вот если придавить мину собачьим трупом — вполне можно будет убрать ногу и уйти, взрыва не произойдет.

Хрулеев вынул из кармана раскладной нож, в свете фонарика блеснуло выдвижное длинное лезвие. Нужно было позвать собаку, но язык не слушался Хрулеева.

— Тото...

Собака жалобно тявкнула. Один удар в горло — и все закончиться. Главное, чтобы Тотошка не дернулась, не сдвинула стоявшего на мине Хрулеева с места.

По щекам Хрулеева текли слезы, рука державшая нож дрожала. Хрулеев в последний раз обшарил фонариком землю под собой, но ничего полезного, чем можно было бы придавить мину, рядом не было, ни камней, ни кирпичей, только каша из пепла от сожженной травы.

— Тото, ко мне.

Овчарка подошла.

Хрулеева всего трясло, он зарыдал.

Тотошка лизнула руку Хрулеева, не понимая, почему хозяин плачет, она пыталась успокоить его как могла. Хрулеев схватил собаку за ошейник и занес нож для удара. Всего один удар, главное сосредоточиться на том, чтобы не покачнуться, не пошевелить ногой, стоящей на мине.