Злая мачеха против! (СИ) - Муравьева Ирина Лазаревна - Страница 28

— Отличная мысль, мам…Как мне вас теперь называть? — замявшись, спрашивает Амелия.

— Мадам, конечно же, — отвечаю я.

Лицо девушки слегка опускается. Так забавно, что я даже хихикаю.

— Ну же, Амелия, ты всегда говорила, что у меня отличное чувство юмора! — улыбаюсь я, — Конечно я пошутила. Ты можешь звать меня Эстэлла.

Амелия улыбается. Очень счастливо. Это напоминает мне кое о чем.

— Амелия, — говорю я, — Я хочу поговорить с тобой о Герберте Бретинском.

— А что с ним?

— Не строй дурочку. Я знаю о плане вашего побега, и я прошу тебя не делать этого.

Девушка раскрывает рот, чтобы что-то сказать, но я прерываю ее.

— Если вы с Гербертом любите друг друга, то он должен жениться на тебе. А не подвергать твою честь и репутацию позору. Если же он боится гнева своей бабушки, то он просто трус, не достойный тебя.

Амелия, в ответ на мою речь, улыбается. Хочет ответить, но не успевает.

Абсолютно внезапно, разрезая тишину, в поместье раздается крик.

— Папа! — вскрикивает Амелия и мчится вниз. Я — бегу следом за ней.

Оказавшись на лестнице, мы обе замираем. Внизу-в большой гостиной, несмотря на утро за окном, все окутано тьмой. Соцкий и Моноган стоят друг напротив друга. Лица первого я не вижу-граф стоит к нам спиной. Но лучше бы нам было не видеть лица Моногана. Нет, оно не искажено яростью, и не обезображено. Напротив-лицо его вовсе ничего не отображает. Оно пустое и белое, как мрамор. А глаза… У Моногана нет глаз. Лишь черная бездна в глазницах.

Амелия кидается было вниз, но я удерживаю ее.

— Стой! Ты не сможешь помочь. Если твой отец еще должен что-то этому человеку, ты бессильна.

Но Амелия верткая и оказывается сильнее, чем я рассчитывала.

Она вырывается от меня, бежит вниз по лестнице, и встает между колдуном и отцом.

— Перестаньте! — по-детски наивно просит она.

В ответ голос Моноган звучит словно из неоткуда, так как губы его не движутся.

— Уйди дитя, — говорит он, — Твой отец брал у меня в долг жизненных сил, чтобы спаси от смерти твою мать. Теперь жизненные силы нужны моей жене. И я пришел забрать свое.

— Но моя мама умерла! — с жаром кричит Амелия.

Ответ Моногана холоден.

— Я не всесилен. А долг есть долг. Отойди дитя.

Тьма вокруг отца и дочери начинает сгущаться, и я удивлена услышать голос графа.

— Амелия, прошу уйди. Это…это лишь между мной и Моноганом.

Как интересно. Соцкий был готов продать дочь старику, но, слава луне, еще не готов убить ее.

Однако, увещевания не действуют на Амелию. Она лишь выставляет вперед себя руки-как в защитной позиции-и между Соцкими и Моноганом образуется белый световой щит. Хм… Не знала, что Амелия умеет колдовать. Некоторое время ее щит держит тьму, но вскоре в помещении становится еще мрачнее, чем раньше. Свет Амелии блекнет и уменьшается. Фигура же Моногана становится все больше и больше.

Я решаю, что мне хватит смотреть на все это. Пора уходить. Разворачиваюсь на лестнице и иду в комнату за своими вещами.

Взяв свой приданный сундук, я выхожу из спальни. Конечно, я могла бы выйти с черного хода, минуя драму на своем пути, но все же — я графиня Соцкая. Хоть только и на бумаге. Я вошла в этот дом через парадный вход, и не буду, как воровка, пробираться обратно через черный.

Поэтому я спускаюсь по лестнице вниз. Там царит почти кромешная тьма. Сил Амелии уже совсем мало, и магический щит не выдерживает натиска Моногана.

Конечно, все это уже не мое дело. Я ухожу от Соцкого. И что с того, если я вдруг и стану вдовой? Все это для меня — не в первый раз. И любви между мной и супругом никогда не было.

Что же до Амелии — защита отца — это ее выбор. Со своей стороны, я сделала все, что могла для девчонки. В плохую или хорошую сторону пошло мое влияние — решать дальнейшей жизни.

И все же я не могу уйти.

— Господин Моноган, — говорю я, — Прошу вас, остановитесь.

Ответа не последовало. Что ж…

— Остановитесь, или я прострелю вам голову, — наставляю я на мужчину свое ружье, — Маг вы или нет, но, полагаю, дырка в голове не улучшит ваши способности. Поэтому остановитесь.

Моноган медлит. Поворачивается в мою сторону.

— У этого мужчины передо мною долг, — звучит его голос из ниоткуда.

— Долг? А кто вы такой, чтобы решать, у кого какие долги? — спрашиваю я, — Вы владеете толикой магии и большими деньгами, но не можете помочь своей жене в болезни. Ровно как и не помогли жене Соцкого. Теперь вы бессильны, и вас это бесит. Вы не бог, а лишь человек. Не вам решать, кто должен жить, а кто-умереть. И не вам забирать силы этого мужчины.

— У этого человека долг…

— Долг…, - вздыхаю я, — Посмотрите на его дочь. Перед ней у него тоже долг. Он не был хорошим отцом, каким должен был. И не оберегал ее, как должен. Но она сейчас стоит между вами. Посмотрите.

Моноган полностью концентрирует свое внимание на мне.

— Зачем вам все это?

Вопрос Моногана интересен. С графом и его судьбой меня связывают вовсе не супружеские узы. И сначала я сама не могу объяснить своего поведения, пока не понимаю одного. Мне просто все надоело. Стоять в стороне от жизни. Заботится лишь о себе. Я винила четвертого в том, что он был тряпкой, тогда как сама мало отличалась от него. Вот уж верно: муж и жена-одна сатана.

Но такая жизнь не ведет ни к чему хорошему. В этом я уже убедилась. Поэтому, будь Соцкий даже проходимцем с улицы, я должна была помочь. Хоть это и не самая моя лучшая затея — угрожать магу ружьем. Но отступать уже поздно.

— А отчего вы так упорно хотите, чтобы я прострелила вам голову? — парирую я на вопрос Моногана.

Неожиданно, тот смеется. И вокруг становится намного светлее.

— Вы удивительная женщина, — говорит маг уже своим голосом, — Вы оплатили свои долги, финансовый долг этого мужчины, а теперь еще спасаете его от смерти!

— Полагаю это значит, что забирать жизненные силы ни у кого вы ни будете? — наконец опускаю я ружье.

— Так точно.

Моноган улыбается. И — это невероятно-от его улыбки все вокруг наполняется солнечным светом.

— В вас есть искра, Эстэлла, не сдавайтесь, — произносит мужчина давно забытую фразу из моего прошлого и исчезает.

Растворяется в воздухе, будто его и не было. Некоторое время вокруг нас царит тишина. Потом я слышу тяжелый вздох Амелии, и через секунду та срывается на плачь. Бедная девочка…

Отец прижимает ее к себе, открывает рот чтобы утешить, или даже попросить прощенья, но не находит слов. Я же беру свой сундук и направляюсь к выходу.

— Эстэлла! Постой! — окликает меня Соцкий, но я даже не оборачиваюсь.

Моя история в Хилсноу закончена.

У меня есть деньги, заработанные на продаже кексов, и поэтому я останавливаюсь в небольшой гостинице в городке возле поместья Хилсноу. Люди тут же начинают судачить, что мол графиня Соцкая покинула мужа. Но меня их сплетни не волнуют. К тому же-все так и есть на самом деле.

Подумав хорошенько, я решаю все же запросить графа о разводе. Пусть ищет себе новую дурочку! Я же побыла графиней сполна.

Более того-будет приятно пожить самой и для себя. Но сначала — мне надо выспаться.

Я заваливаюсь на маленькую, но чистую гостиничную кровать, и погружаюсь в сон.

На этот раз ко мне не приходят ни тыквы, ни мои мужья. И, слава луне, за весь сон я не видела ни одного мужа в обличье тыквы.

Утром, свежая и выспавшаяся, я подхожу к зеркалу. А короткая стрижка мне даже идет. Конечно, такие волосы не по моде, но я давно доказала, что я скорее исключение, чем правило, поэтому — плевать на моду! Я причесываюсь, одеваю самый обычный костюм, и уже начинаю планировать день, как в дверь моего гостиничного номера кто-то стучится.

— Да-да, войдите! — громко говорю я.