Сын ведьмы. Дилогия (СИ) - Седых Александр Иванович - Страница 16

Никто не знал, что это за странный казачок приехал на телеге с Фролом, а осторожный мужик лишь крестился и пожимал плечами: «Мол, от края погоста незнакомого попутчика подвёз. Казак хотел убитого коня разыскать на поле брани. Да взять из седельной сумы вещь ценную». Вот и появилась легенда, будто бы Чёрный Всадник погибшего эскадрона восстал из мёртвых, нашёл своего боевого коня, вынул из тела все пули, выложил животворящим крестом и ускакал на погост, к братам казакам. Ибо, после этого случая, казака в чёрной рубахе больше никто не встречал в полку— Алексей, тем же днём, переоделся в гимнастёрку защитного цвета, а в лицо его только Фрол видел. Не нашли и того раненого гнедого коня— Алексей отвёл его на хутор, наказав крестьянину спрятать в сарае и откармливать, пока раны не затянутся. Хозяин был несказанно рад подарку судьбы. С такими отметинами на шкуре, коня точно не реквизируют для нужд армии, а пахать казацкий конь был приучен. Молодой казачок ещё и седло хозяину оставил, денег не взял. Зато не побрезговал отобедать и согласился принять в дар пятилитровую бутыль домашнего вина, полувековой выдержки.

Отправившись назад в расположение полка, Алексей размышлял всю дорогу о превратностях новой войны. Похоже, конница больше не является главной ударной силой. Артиллерия и пулемёты будут теперь царствовать на поле брани. Алексей не хотел больше воевать в кавалерии. Настоящая война— не воинский парад. В землю придётся глубже зарываться, а в атаку на карачках по грязи ползать. Нет больше красивым благородным животным места в боевом строю.

— Эх, друг Сивка, прости, что не уберёг от смерти глупой! Эта война была не твоя!

Никогда больше Алексей не поведёт невинную доверчивую живую душу на убой. Да и сам в мясники не пойдёт. Мальчишка окончательно утвердился в решении спасать чужие жизни, стать санитаром.

С ценным подарочком от крестьянина Алексей заявился в полдень к штабной избе. Линию фронта передвинули на бывшие позиции австрияк, а все тыловые части решили оставить в селе. В домах, условия проживания получше, чем в окопных блиндажах, поэтому штаб, медсанчасть и кухня разместились с комфортом.

— Дядь Семён, выдь за хату, погутарить надо, — вытянув вверх руку, легонько стукнул в мутное стекло оконной рамы Алексей. Расположение рабочего стола Семёна он знал с прошлого посещения.

Фамилию Семёна Исааковича Вездельгустера редко кто мог выговаривать без ошибок, а по — отчеству рядовой состав в армии не величали, поэтому штабного клерка все кликали просто — Семёном. Только молоденький казачок обращался к этому двадцатилетнему упитанному телу с приставкой — дядя. Но Семёну наивный паренёк сразу приглянулся, на простачке можно чуток подзаработать. Шустрый работник канцелярского стола себя долго ждать не заставил.

— Рад видеть молодого человека во здравии, — зайдя за угол дома, улыбнулся гостю Семён. — Наслышан уже о твоих подвигах.

— Это которых? — насторожился Алексей.

— Ты уж со счёта сбился? — рассмеялся Семён. — Я читал прошение поручика Ширкова о награждении геройского казака Георгиевским крестом. Только, извини, но бумагу твою «завернули».

— Куда завернули? — мальчишка всё же ещё мечтал о блестящих медальках.

— Штабс — капитан Хаусхофер лично разорвал представление к награде, — показал пухленькими ладошками сей пакостный процесс Семён, который из — за этого лишился верного магарыча от награждённого. — Не по форме было подано. Не может пехотный поручик писать наградной лист чужому казаку. Тем более что ты на тот момент, вообще, к обозу приписан был. На тебя даже жалоба пришла о самовольной отлучке.

— Не нужна мне такая награда, — нахмурил брови казачок. Алексею действительно не хотелось ползти на вершину славы по костям погибших станичников. — Не сумел я казачий эскадрон спасти.

— Ну, и много же, парень, ты на себя берёшь, — добродушно рассмеялся наивности героя Семён. — Всех может только господь бог спасти, да и тому, похоже, сейчас недосуг. А твой фортель, с обходным манёвром по болоту, и меткая пулемётная стрельба помогли пехотному батальону почти без потерь прорвать фланг противника. Это я дословно цитирую Ширкова. Кстати, всем офицерам, участвующим в операции, теперь награды вручат. Даже твой злейший враг, штабс — капитан Хаусхофер на медаль себя записал.

— Да не интересны мне эти побрякушки, — недовольно прервал клерка Алексей. — Ты мне положенное по уставу отдай.

— Приходи к вечеру за своим месячным жалование, раз уж выжил, — поморщился Семён. — Я только долг вычту.

— Да это подождёт, — отмахнулся парень. — Ты форму новую выдай.

Семён опытным взглядом окинул статную фигуру бойца.

— Ладно, найду подходящий размерчик.

— Ну, я даже не за этим пришёл, — смущённо потупился казачок и вывел руку из — за спины. — Вот — взятка.

Пятилитровая бутыль сверкнула стеклом на солнце. Виноградный божественный нектар засветился чудным янтарным цветом в его лучах.

Семён воровато оглянулся, но место было укромное — правильно разведчик выбрал точку. Семён осторожно принял тяжёлый сосуд, правой рукой прижал к груди, левой вынул тугую пробку. Аромат говорил всё!

— Даже пробовать не буду — это чудо, — с наслаждением понюхал пробку гурман. — Я до армии служил приказчиком в винной лавке, толк в хороших напитках знаю. Чего просишь? Подделать твой наградной лист? Я согласен, это восстановит в мире попранную чужой рукой справедливость.

— За напрасную смерть казаков награды не приму! — решительно замотал головой Алексей. — Дядька Семён, запиши меня в санитары. Я должен в искупление спасти сто солдатских жизней.

— Эх, этот юношеский романтический максимализм, — обнимая ценную бутыль, подсчитывал уже прибыль бывший приказчик. Семён себя уже давно в душе ощущал старым скептиком. — Чего мелочиться — то: убивать — так эскадрон, спасать — так целую роту. А бедному Сёме судьба — только бумажки перекладывать. И добро бы денежные купюры, а то ведь кипы пустопорожней бумаги ворочать приходится.

— В любой профессии есть свои мастера, — польстил клерку Алексей. — В полку тебя уважают.

— Вот это называется — уважают!!! — потряс бутылью мастер эпистолярных дел. — Другие за понюшку табака норовят запрячь.

— Ладно, пойду я, небось, фельдфебель жутко на меня серчает.

— Считай, что вторую жалобу от Зыкова я уже потерял, — хитро подмигнул штабник. — Ты, Алёшка, не беспокойся — через час сам тебя разыщу и приказ о переводе вручу.

Семён любовно погладил ценную бутыль, поднял к солнцу, залюбовался игрой цвета. Оглянулся на казака, но говорить уже было не с кем. Паренёк бесшумно исчез. Как смог разведчик, не произведя ни звука, перемахнуть через покосившийся скрипучий забор — загадка.

Через пять минут Алексей уже предстал перед разъярённым фельдфебелем Зыковым.

— Явился, ещё один сын степи! — потрясая кулаком у лица казака, бушевал дородный детина. Фельдфебелю очень уж хотелось двинуть казачка в наглую, невозмутимую морду, но пыл крикуна охлаждали кобура с револьвером на боку «охотника» и его уверенный взгляд. — Устроил тут мне запорожскую вольницу! Мало мне мороки с дикими ногайцами, так ещё и за казаками следи! Тебя к обозу причислили, так и должен служить здесь! Жрать кашу с мясом каждый горазд, а дров нарубить — так охотников нет! Ты глянь, что сыны степи учудили, — фельдфебель обвиняюще ткнул пальцем — сарделькой в сторону кучи напиленных чурок. — Поручил ногайцам старые брёвна на чурки распилить. Так ленивые «чурки» их так напилили, что топором не расколешь — хоть ещё в полтора раза распиливай. У тебя, басурманин, в степном ауле, поди, тоже печи коровьими лепёшками и хворостом топят?!

— Я живу в казачьей станице, рубить дрова умею, — спокойно ответил Алексей.

— Вот «охотник» и отрабатывай жалование. Пока кучу вполовину не уменьшишь, к котлу за жратвой не подпущу!

— Почему только половину? — небрежно бросил взгляд в сторону горы дровеняк Алексей. — К ужину все поколю.