Кость для Пойнтера (СИ) - Мартыненко Всеволод Юрьевич - Страница 26

Разговор наш заглох, поскольку подгорная принцесса снова принялась за свою неслышную музыку и с небольшими перерывами занималась ею до самой пещеры, избранной для привала на этот раз. Впрочем, будучи неслышной, скрасить наш путь она тоже не могла. Зато через десяток минут после прибытия на место ситуация оживилась сама собой -- из тьмы сухой пещеры, лишенной светящихся лишайников, раздалось деловитое сопение, пыхтение и скрежет коготков.

Рассмотрев в свете фонарника, кого нанесло на место нашей предполагаемой ночевки, я с облегчением отпустил рукоять тесака и потянулся за булыжником помельче и поухватистее. Конечно, гном, а пуще того трансальтинец, из меня никакой. Но на этот раз Судьба милостиво закрыла глаза на различие в сноровке между мной и помянутыми обитателями Альт -- камень, пущенный наудачу, угодил точнехонько в деловито ковыляющую по щебенке жирную тушку, подбросив ее на добрых полфута. Вот мы и с ужином!

Я обернулся к Тнирг, чтобы поделиться с ней нежданной радостью, но гномь уже сама со всех ног кинулась к моей добыче. Однако вместо того, чтобы добить оглушенного зверька, она принялась тормошить его, углаживать короткую черную щетину, дуть в ноздри -- в общем, всячески пыталась привести наш грядущий ужин в чувство, а то и вовсе в доброе расположение духа. Разумеется, после моего молодецкого броска это было не так-то легко, но признаки жизни налитая жиром тварь начала подавать почти сразу же -- заверещала, засвистела складчатыми ноздрями и обгадилась.

-- Напугал Фиффи!!! -- Тнирг укоризненно сверкнула на меня оранжевыми угольками глаз. -- Хорошо хоть совсем не зашиб!

Очевидно, сия зверюга, похожая на толстую свиную колбасу, была отнюдь не желанной добычей, а кем-то вроде домашнего любимца подгорного народа. Или даже еще более полезной животиной, судя по тому, что на ее коротком хвосте болталось ранее не замеченное мной колечко -- как раз размером под пенал для письма.

-- Это же почтовик! -- подтвердила гномь. -- Не хавчик какой-нибудь!

Да уж, у хавчика шерсть светлее, и сам он куда мельче. Точнее, покороче будет при той же толщине, что и угольно-черный землерой. Хотя на привычного наземного крота этот тоже не слишком походил. Вынесенный к свету подгорной принцессой, он без всякого страха любопытно крутил рыльцем -- глаз в жесткой густой шерсти вообще не было видно, а голова оказалась куда массивнее, лобастой, как у хисахской касатки. Похоже, взамен зрения природа наделила подгорную зверюгу таким же сонаром, как и морских теплокровных. Что ж, здесь он будет всяко полезнее глаз...

В подтверждение догадки, стоило кроту повернуть рыльце в мою сторону, как по коже пробежала волна зуда, словно от беззвучного крика летучего ежа, теплым вечером охотящегося на насекомых в фермерском саду. Давешняя возня подгорной принцессы с пронзительно-неслышным свистом сделалась окончательно понятной.

Приведя в чувство неласково встреченного мною гостя, Тнирг полезла в одну из своих многочисленных котомочек, извлекла какой-то брикет типа огрского пеммикана и, отщипнув кусок в пару дюймов, принялась крошить его на ладони. Учуяв угощение, почтовик принялся водить рыльцем туда-сюда, а уверившись в грядущей кормежке, затрепыхался изо всех сил. Гномь сдерживала его не слишком долго, и вскоре пещера огласилась жадным чавканьем.

Зверек жрал столь самозабвенно, что я сам не сдержался, сглатывая голодную слюну. Лишь два соображения останавливали от просьбы дать кусочек на пробу: во-первых, невеликого брикета могло не хватить на всех почтовых кротов, а во-вторых, еще неизвестно, из чего выделывают данный пеммикан тут, под горой. Может, вообще из сушеных червяков!

Впрочем, я еще не оголодал до такой степени, чтобы таскать корм у домашних любимцев. Да и зазорно как-то подъедать за зверьем. У нас в Анариссе только тихие пьяницы да мелкие зеленые гоблины порой не брезгуют закусить дешевый самогон кормом из плошек, выставляемых у порога зажиточных домов.

Покончив с угощением, почтовик безропотно подставил хвост под навешиваемую депешу. Спущенный с рук, он так же деловито, как пришел, отправился прочь к своему адресату. Темная шкурка быстро растворилась в подгорной тьме, а скоро стихло и бряканье пенала по камням.

Что ж, с почином. Первое письмо пусть не полетело, но хотя бы поползло по назначению. Скоро завертится «игра», задуманная подгорной принцессой, и неведомые мне политические силы гномского государства придут в движение. Поневоле задумаешься о судьбах целого народа, в данный момент болтающихся на хвосте некрупного зверька.

Покуда я предавался размышлениям о хрупкости государственного устройства Безнебесных Стран, из темноты показались сразу два увенчанных щетиной рыльца. Почтовые кроты спешили за угощением и депешами, несущими перемены Подгорью. О втором не особо разумные твари совершенно точно не имели представления, но ради первого были готовы на все. Тнирг, сразу с двумя увесистыми тушками на коленях, напоминала многодетную мамашу, непонятно как справляясь с кормежкой и снаряжением в дорогу неуклюжих подземных гонцов. Для каждого из них у нее нашлось вдоволь внимания и ласковая кличка, не говоря уже о кусочках повкуснее.

За остаток дня до нас добралось еще три почтовика, из них один был пустой, без кольца для депеши. Ждать дольше, по словам гноми, уже не имело смысла. Остальные адресаты попросту не отпустили своих кротов, побоявшись, придерживаясь другой стороны или вовсе не желая участвовать в династических разборках.

Ладно, больше трети -- и то хлеб. То есть немалая удача. Хлеба же, равно как и какого-то иного провианта, с утра не нарисовалось, так что под конец я уже поглядывал на жирненьких подгорных письмоносцев с нескрываемым аппетитом. Когда последний из них скрылся в темноте, побрякивая латунным пеналом, мне явственно полегчало.

О кротовом корме я все еще предпочитал не задумываться. Явно какие-нибудь сушеные червяки. До того, чтобы решиться попробовать неизвестную дрянь, одного голода было недостаточно, хотя после событий минувщего дня желудок требовал чего-нибудь, и побольше, побольше… Вот только ждать угощения было неоткуда.

Так что когда подгорная принцесса извлекла свою прозрачную горелку, я с некоторым облегчением взял на себя разжигание огня. Не потому, что это предвещало какую-никакую готовку, а просто, чтобы хоть на какое-то время занять голову и руки. Заодно и обогреться немного -- стылость пещер уже потихоньку проникала сквозь небогатое число импровизированных одежек.

Однако когда я закончил возню и пламя разгорелось, гномь не мешкая приспособила поверх горелки какую-то посудину, в которой нельзя было опознать ни кастрюлю, ни сковородку. Судя по тому, что кронфройляйн щедро плеснула на нее не воды, а жира все из того же топливного бурдюка, эту утварь предполагалось использовать для жарки. Оставалось выяснить, чего именно.

На сковороду с начавшим уже шипеть жиром была высыпана какая-то серая крупа из какого-то не слишком большого кисета, а затем туда же полетел остаток брикета, от которого отщипывались куски для угощения почтовиков. Улегшиеся было сомнения в природе этого продукта возникли снова, но тут же стихли под напором однозначно мясного запаха, пробившегося сквозь сальный чад. Теперь я ожидал готовности варева с куда большим воодушевлением.

Наконец, творение кулинарного гения подгорной принцессы, сдобренное солью и пряностями, тщательно перемешанное деревянной ложкой, было признано его создательницей полностью готовым. Вот тут-то и выяснилось самое неприятное -- ложка эта была единственной! Сделать другую здесь, среди камней и лишайников, было решительно не из чего, а ложка из аварийного набора флайбота сейчас пребывала там же, где и многое другое позарез нужное, с чем я не имел привычки таскаться по дому -- в углу ангара за тысячу с лишним миль отсюда.

Осознав причину моего замешательства, Тнирг сняла пробу со своего кушанья и передала ложку мне с пояснением:

-- По очереди будем. Ничего?

В ответ я лишь благодарно кивнул. По трапезам с младшими женами, особенно с Келлой, я давно вывел простое правило -- если можешь с кем-то целоваться, значит, можешь и делить пищу сколь угодно интимным образом. Подгорная же принцесса при всей своей вынужденной внешней неопрятности не вызывала в этом смысле никакого отторжения. Даже наоборот, ее чуждость из-за расовых различий будила во мне определенное любопытство…