Кошмар в августе - Дельвиг Полина Александровна - Страница 32

Теорию о женщинах и домашних животных Даша уже слышала.

— И все-таки в чем конкретно заключается ее странность?

— В поведении, разумеется. А как бы ты себя вела, если бы все «твои мужья умирали скоропостижной смертью?

Даша в упор смотрела на подругу. Так же, как и Истомин, Юлька воспринимала биографию таинственной вдовы как должное. Но неужели такому разумному человеку в голову не приходила одна простая мысль?

— А тебе не кажется это странным?

— Что именно?

— Что все ее мужья умирали?

— Нет. — Паэгле глянула поверх очков. — Почему мне это должно казаться странным?

Даша со вздохом отвела взгляд. Видно, они там все с приветом.

— Юля, один — это случайность, два — совпадение, три — закономерность. Неужели даже расследования не было?

— Откуда мне знать! Я что, в милиции работаю...

— А в институте это обсуждали?

— Со мной — нет. — Узкие губы вытянулись полоской. — И при чем здесь мои рыбы? — Паэгле уже не скрывала раздражения.

— Пока не знаю.

— Тогда оставь Шувалову в покое. Мне нужен тот, кто отравил моих рыб.

— А если это она?

— У нее не было мотива.

— А у остальных был?

— Да, был.

— Могу я узнать какой?

— Нет, не можешь.

Это было поразительно.

— Почему?!

— Потому что не имеет значения. Тебе это ничем не поможет, а распространяться о своих отношениях с кем бы то ни было, я не намерена.

Даша сжала кулаки, она испытывала сильное желание послать бывшую одноклассницу к черту еще раз и уехать, на этот раз окончательно. Но тогда не надо было возвращаться: начать собирать вещи по новой смешно.

Юлька это поняла.

— Ладно, не буду тебе мешать, — она подошла к плите, выключила суп, — и ты постарайся ответить мне тем же.

— Чем — тем же?

— Не мешать. — С этими словами Паэгле покинула кухню, даже не предложив, по обыкновению, отведать своей стряпни.

— Да была нужда...

Оставшись в одиночестве, Даша сварила себе натуральный кофе, который специально купила по дороге, но пила его без всякого удовольствия. Ей было непонятно, как продолжать это дурацкое расследование. Каждый из подозреваемых мужчин что-то скрывает, Юлька тоже откровенничать не собирается, а кого же тогда допрашивать? Взгляд остановился на дымящейся чашке. Что ж, этот способ ничуть не хуже, чем все остальные.

Сделав последний глоток, Даша быстро перевернула чашку с остатками кофейной гущи на блюдце. Дождавшись, пока дно чашки остынет, осторожно заглянула внутрь. На фарфоровой стенке застыл темно-коричневый женский профиль.

— Ну вот и славненько. — Даша встала и потянулась. — Вот и ответ на все вопросы.

— Разрешите войти? — Не дожидаясь ответа, Бакреев зашел в кабинет, плотно закрыл за собой дверь.

— Есть новости? — Генерал поднял голову от бумаг.

Адъютант быстро прошел к столу, взял стул и сел, почти голова к голове.

— Плохо, Семен Данилович, — вполголоса проговорил он.

— Что именно?

— Все плохо. Действительно, в овраге, откуда добывают песок для стройки, между строящимся коттеджным поселком и дачами Минздрава рабочими было обнаружено пять трупов: четыре мужских, один женский. Вот. — Бакреев достал из кармана схему местности, положил на стол. — Здесь крестиками обозначены приблизительные места нахождения тел...

Генерал хмурил седые брови.

— ...Преступник убивал, хоронил свою жертву, видите, синие крестики, рабочие находили, переносили в другое место, вот сюда, — он указал на красные крестики. — Через несколько недель преступник убивал новую жертву, снова здесь закапывал, а рабочие снова переносили.

Григорьев недовольно качал головой.

— Прямо цирк какой-то. Не пойму, руки у них чесались, что ли?

Понимая, что вопрос риторический, адъютант все же ответил:

— Что вы хотите, работяги, у них одно на уме — чтобы никто не трогал, пока работают, а по окончании работы — чтобы хозяева не обманули. Там половина без регистрации, а остальная половина и вовсе без документов работает. Они милиции как огня боятся. А тут такое дело. Кроме того, люди в основном темные. — Бакреев усмехнулся. — Парнишка там один, так весь чесноком обвязан, говорит, если б не деньги, давно бы сбежал, мол, вурдалаки и оборотни в окрестных лесах бесчинствуют.

— Хорошо, если вурдалаки, — вздохнул генерал. — Ладно, рассказывай, что дальше.

— Черемисин тела осмотрел, письменное заключение делать не стал, но на словах просил передать следующее: трупы разной степени давности. Первый, предположительно, был захоронен чуть больше трех месяцев назад, последний, женский, пролежал в земле не больше недели.

Григорьев автоматически перевел взгляд на календарь. Отлистал назад несколько страниц. Лицо его потемнело.

— Продолжать? — Бакреев вопросительно смотрел на шефа.

Тот кивнул.

— Продолжай, продолжай, я слушаю.

— Предварительный осмотр позволяет предположить, что все жертвы, включая последнюю, скорее всего, были отравлены — следов насилия, травм не обнаружено...

— Как не обнаружено? — Григорьев несколько оживился. — А Беляков мне рассказывал про то, что там чего-то отстрелено или отрезано...

— Да, вот здесь самое интересное. У всех мужчин действительно удалены гениталии.

— Удалены?

— Именно удалены. Черемисин особо подчеркнул, что действовал медик, в этом сомнения нет. И еще — со стопроцентной уверенностью можно сказать, что операции проводились посмертно и, скорее всего, непосредственно перед захоронением. То есть картина преступления могла выглядеть следующим образом: преступник давал жертве некий одурманивающий препарат, доводил до места преступления, уже там дожидался смерти или давал новую дозу яда, после чего удалял гениталии и закапывал.

Григорьев, сцепив руки, быстро вращал большими пальцами.

— Сами гениталии обнаружены?

— Нет. Видимо, преступник забирал их с собой. Послышался тяжелый вздох.

— Господи... А что с женщиной? У нее есть какие-либо повреждения, травмы?

Бакреев отрицательно покачал головой.

— Совершенно ничего. Возможно, она просто оказалась в ненужном месте в ненужное время.

— Возможно, возможно. Отпечатки пальцев брали?

— Да. По нашей картотеке никто из пятерых не проходил.

Генерал неподвижно смотрел в полированный глянец стола.

— А как покойные выглядели? Я имею в виду, может, они бомжи или там какой ориентации...

— Не похоже. Нет, насчет ориентации твердо утверждать нельзя, но Черемисин говорит, что непохоже. Все четверо молодые, здоровые мужчины. Хорошо одеты. И что интересно, не пропали даже дорогие вещи: часы, кольца, у одного булавка на галстуке с бриллиантом.

— А кошельки?

— Кошельков не было. Может, преступник забрал их, но не с целью наживы.

— Я понял... — Григорьев принялся растирать шею, словно его что-то душило. — В кошельках всегда полно документов, бумажек... Значит, преступник не хотел, чтобы трупы идентифицировали. Это плохо. Очень плохо.

Бакреев слушал внимательно:

— Я понимаю, что дело поганое в принципе, но почему именно это плохо?

Генерал со вздохом откинулся назад:

— Потому, что ставит под сомнение версию о маньяке. Маньяк или все забрал бы, или ничего. В любом случае его скорее привлекли бы ценные вещи, а раз пропали только документы, то это означает одно...

— Что?

— Что преступник не хотел, чтобы между убитыми была установлена связь. Понимаешь?

— Понимаю. Вы имеете в виду, что через связь между убитыми можно выйти на убийцу.

— Точно.

— Так что же дальше делать, Семен Данилович? Надо возбуждать дело. — Бакреев по-прежнему не мог понять, в чем заминка.

— Дальше... Ты мне вот что скажи: кто еще об этом знает?

— Пятеро, включая Белякова. Но мужики хоть и простые, но держаться, как кремень, даже просить не надо, чтобы молчали. Хотя, думаю, они просто здорово напуганы. Боятся сесть.

— То, что боятся, — это хорошо... — Григорьев смотрел в пустоту. — Это очень хорошо, — в каком-то оцепенении повторил он. — Ты вот что, Бакреев, свяжись сейчас с Забелиным, передай, что нам с ним надо встретиться, желательно прямо сегодня.