Попаданец в Скайриме (СИ) - Миллер Тони - Страница 99

Костер прогорел. Посреди груды тел фалмеров, каких-то животных и совершенно не уместных тут кусков сыра и кубков с земли поднялся человек. Его волосы сгорели, лицо покрыто волдырями от ожогов, одежда изорвана и обожжена. Неестественной походкой, подволакивая ногу он отправился через лес.

Где-то через часа полтора он дошел до стены пещеры из которой вырастали двемерские постройки. Еще пол часа движения по коридорам и он вышел к платформе, посреди которой виднелся большой рычаг. Дернул его и платформа унесла его вверх. Опять, недолгая ходьба по коридорам и за одной из дверей, что он открыл дернув за рычаг его ожидал лес. Обычный лес, покрытые снегом сосны освещенные утренним солнцем, птицы перелетающие с ветки на ветку, да голоса людей на проходящей рядом дороге.

Человек все той же неестественной походкой, как зомби, вышел и двери и рухнул в снег. Минут через десять он поднялся, встал и со странным выражением лица огляделся по сторонам.

— Лидия, смотри! Мы попали в мой мир! Сейчас мы пройдем через этот парк и выйдем к дороге, чуть дальше по которой будет школа где я учился! Я столько хочу тебе показать! — он засмеялся и нетвердой походкой пошел через лес к дороге.

Десять месяцев спустя.

Минула середина осени, желтые-красные листья покрывали землю и дорогу через лес, неподалеку от Фолкрита. По дороге шел человек. Одет он был в непонятное рубище из чего-то подобного мешковине, на ногах какие-то драные сапоги, что уже не жалко было бы и выкинуть. Голова и лицо человека были до неузнаваемости обезображены рубцами от ожогов и лишь на местами уцелевших участках клочьями росла борода и волосы.

Оглядываясь по сторонам он что-то рассказывал на непонятном языке и активно жестикулировал. Временами начинал смеяться, а спустя пол часа начинал плакать, горюя о чём-то. Порой начинал негромко напевать что-то. Слова были не понятны, но зато мелодии необычно-притягательные, прилипчивые.

Человек шёл по дороге и под его ногами шелестели упавшие желтые листья. Человек шел, шел…

Конец третьей части.

Часть 4. Глава 1.

Пробуждение было тяжелым. Это ж сколько же я вчера выжрал, что так хреново себя чувствую? И, собственно, где я? Лежу на чём-то мягком… Колется. Похоже, что сено. Нет, не кровать. Прямо на землю навалено сено и я сверху. Странно, ну ладно. С трудом разлепив слипшиеся от гноя глаза уставился на морду здоровенной, покрытой шерстью коровы, что понемногу подъедала мою «кровать». За сколоченной из грубых досок перегородки негромко блеяли козы.

«Хорошо вы вчера погуляли, Поручик!» — подумалось мне, и эти слова как-будто взорвали плотину в моей голове и на меня обрушился неудержимый поток воспоминаний о событиях прошедшего года и того, что этому предшествовало.

Это… это было слишком, слишком для одного человека, слишком много всего и сразу. Ужас, отчаянье, безумное чувство вины, чудовищный стыд за весь тот позор, которым я покрыл себя за эти двенадцать месяцев, юродствуя и служа посмешищем перед всем Скайримом, который я обошел едва ли не весь.

Не имея сил сдержать скрутившую меня боль я заорал, и вскочив с соломы бросился к светящемуся прямоугольнику двери, врезался в нее и вывалился наружу, в снег. Поднявшись на на ноги я побежал из деревни в сторону леса, спотыкаясь и падая, и снова вставая. Мне что-то кричали в след, но не слышал, не хотел, не мог. Прочь, прочь!

* * *

Эмоции — это тоже работа, на которую нужны силы и от которой можно устать. Невозможно страдать бесконечно. Рано или поздно перегораешь и на место сжигающей изнутри боли приходит пустота и апатия.

Ноги идут механически сами по себе, с каждым шагом по колено проваливаясь в снег, воспаленные глаза на мокром лице бессмысленно смотрят вперед. Вон, слева здоровенная гора. Наверно — Глотка мира.

Интересно, как там Седобородые? Хотя, что с ними станется… Сидят, медитируют, с небом говорят. Наверно похоронили его уже, ученика своего непутёвого… А ведь я и в самом деле умер тогда в Чёрном пределе. Сгорел на костре вместе с… Нахлынувшая боль скрутила сердце, дыхание перехватило, глаза снова намокли. По крайней мере он успел оформить завещание. Хоть одно доброе дело сделал, позаботился о Люсии. Теперь у нее есть своя крыша над головой и деньги.

Прочь мысли. Мысли пробуждают воспоминания, воспоминания причиняют боль. Прочь, прочь! Измотать себя физической нагрузкой до полного отупения, счастливой прострации, когда всё, чем занят ум — пассивное наблюдение.

Перед глазами лес. Сосны, камни, снег, много снега. Пробираться через него совсем не то же самое, что смотреть на него со спины лошади. Лошади… Росинант, Ветерок, Звездочка… простите меня, простите!

Сквозь снег, вперед, напролом. Тело сжигает запасы сил, преобразуя в движение и тепло. Жар, жар распирает изнутри. Задрал рубаху из грубой ткани и начал растирать грудь снегом. Полегчало. Давай, давай! Не задерживайся! Не сбавляй темп! Солнце еще высоко!

Понятия не имел, что у меня есть такие резервы… Особенно после всего того, что пришлось пережить за последнее время. Здоровье в заднице, задница на морозе, но все еще способна шевелить булками на протяжении едва ли не десяти часов непрерывно. Вскочил я на рассвете, а сейчас уже стемнело. Вероятно тут сказывается та самодиагностика и ручная отладка здоровья, что я раньше проводил по утрам.

Вон, слева в скальной стене виднеется какой-то вход. Похоже на шахту. Прислушался — тихо, света внутри не видно. Зажег светильник, приоткрыл дверь и зашел во внутрь. Хм… А тут потеплее, чем снаружи. Похоже, что тут добывали железную руду, судя по красноватым подтекам на стенах. Вероятно, тут поработала какая-то разбойничья артель, но несколько месяцев назад по какой-то причине они оставили это место и ушли.

Спустился ниже, на третий ярус. Тут нет ни льда ни инея. Даже вон, что-то вроде пруда. Вода, конечно, ледяная… Но окунуться надо, и одежду постирать, особенно штаны… Будучи не в себе, я редко снимал их перед тем как «сделать свои дела». И не представляю, чтобы сейчас со мной было, если бы не забота мягкосердечных селян, что мыли меня, стирали мою одежду и иногда переодевали меня в рубище посвежее. От воспоминаний об этом кровь прилила к лицу, щеки запылали. Но все же, усталость оказала свое терапевтическое воздействие и вспышка стыда ощущалась уже не так остро как утром. Как звуки сквозь прижатую к голове подушку.

На берегу пруда я обнаружил старое кострище и драный спальный мешок. Хм… Вот и лагерь. Раздевшись я зашел в воду по пояс и быстренько помылся. Холодно, но надо. Не просто руки-ноги помыть, а… В общем, гигиена штука важная для здоровья и самочувствия.

Замочив в воде свою одежду я осмотрел себя. Да уж… «Хочешь похудеть — спроси меня как». За первые полтора года в Скайриме я порядком подрастерял свою прежнюю «солидность» в фигуре. Сначала этому посодействовала работа на лесопилке в Ривервуде и переход на натуральную пищу, потом через магию жизни работал с собственным организмом, наращивая мышечную массу и избавляясь от жировых запасов. Теперь же… где они, эти запасы…

Тело худющее, жилистое, но не дистрофик. Килограмм девяносто было, шестьдесят осталось. Удивительно, как я вообще выжил. Фермеры, жители деревень мимо которых я проходил, видя мое состояние, мягко, но настойчиво разворачивали меня с дороги к себе в гости, кормили и заботились обо мне, как о беспомощном ребенке, приговаривая: «Смилуйся над ним, Шеогорат!»

На коже то там, то тут какая-то сыпь, шрамы, синяки и ссадины, особенно на ногах. Подошва стопы загрубела, как-будто к ней приклеили стельки от обуви. Оно и не удивительно, ведь немалую часть времени я ходил босиком. На руках рубцы от ожогов: на тыльной стороне кистей, немного на предплечьях, насколько смог нащупать, плечи, горло и две трети лица, да и головы вообще, обезображены огнем.

— Носи свои награды, герой! — произнес я в темноту, — И вообще, шрамы украшают мужчину, да?! — добавил я и горько рассмеялся.