Костяной Скульптор. Часть 6 (СИ) - Розин Юрий - Страница 22

И уже через пару дней мы, теперь уже вшестером, стояли у ворот другого города демонов. Переговоры с местной властью в лице недавно порождённого системой полигона высшего ифрита, старую верхушку прикончил Рагок, прошли неожиданно удачно. Ещё не «рождённый» в момент бойни ифрит, в отличие от Давры, не имел никакой эмоциональной привязанности к старому правлению города. Так что, когда он узнал, что мы собираемся навсегда покинуть двадцатый этаж, без особых споров отдал «призовой фонд» в качестве откупа. Предварительно, правда, получив по пылающей макушке от Агнес, не поверив словам о том, что мы победили демонического графа (чтобы, скажем так, не выбиваться из коллектива, в обычное время Рагок решил оставаться в человеческой форме), но, как говорится, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Я был не против подобного способа убеждения.

В результате пространственный карман Найса пополнился небольшой горой драгоценностей, награбленных демонами за многие века убийств авантюристов, а также примерно полусотней магических артефактов самого разного уровня силы. Ничего особо полезного для нас, к сожалению, на двадцатом уровне не было. Но это не отменяло того факта, что заработанного нами добра на поверхности хватило бы для покупки небольшой страны.

Самая же большая ирония заключалась в том, что саму возможность подобного способа обогащения для нас обеспечили сами главы демонических городов. Если бы все эти ценности находились в хранилище города, подобном тому, в котором Илона, лидер Черной Зари, прятала Гуйар, мы, даже с силой Живой Крепости, не смогли до них добраться. Без специального пропуска, которым обладал лишь лидер города попасть внутрь было невозможно. Но управление порушенных Рагоком городов, направившее на попечение ифрита свои ценности, не доверяло ни ему, ни друг другу, и отказалось прятать награду в хранилище. В итоге горы добра лежали в одном из помещений дворца, под присмотром лишь нескольких стражников и доверенных лиц «скинувшихся» лидеров. Никто из них не был даже Воителем, так что нам все эти ценности и артефакты достались, фактически, на блюдечке. Забавно, что и говорить.

Впрочем, это была лишь лирика. Вернувшись к Давре, мы уже через пару часов были готовы к отправлению. И так задержались в дьявольских недрах дольше, чем планировали. И шагнув в синеватое свечение портала, я уже начал думать о том, на что же похож дом тварей теней.

Однако судьба распорядилась иначе. В первом же сравнительно крупном городе, куда мы вошли, чтобы найти себе хорошую гостиницу и недельку-другую отдохнуть от жара дьявольских недр, нас настигли неожиданные новости. Церковь объявила войну эльфам. Похоже, смерть Паттиса, чья душа сейчас была заперта внутри моей, стала последней каплей. И после десяти месяцев затишья разразилась настоящая буря. О ведущихся на границах большинства эльфийских анклавов сражениях без остановки говорили последние два месяца. И, понятное дело, общественное мнение человеческого общества было вовсе не на стороне остроухих. Эльфов называли предателями, поправшими доверие церкви и убившими епископа, грязными лесными выродками, неблагодарными отродьями, не ценящими проявленное к ним доверие…

В общем ничего особенного. По словам Найса, подобное стабильно случалось раз в три-четыре сотни лет, когда градус напряжения между эльфами и людьми достигал пика. Потом следовали войны, во время которых человеческим армиям никогда не удавалось одержать безоговорочную победу, затем, когда первый пыл угасал, начинались переговоры, эльфы выплачивали компенсацию, лишались каких-то привилегий, и всё стихало. Со временем остроухие вновь набирали силу, за несколько веков у них как раз успевало более-менее подрасти новое поколение Воителей, а кто-то из старых даже становился Живой Крепостью, их влияние увеличивалось, и всё повторялось по новой.

Первой проблемой эльфов было то, что они были эльфами. Не-людьми. Ксенофобия в чистейшем виде, не ослабевшая даже спустя тысячелетия соседства. Второй — их излишняя гордыня, мало какие остроухие по-настоящему искренне признавали, что человечество давно стало хозяином континента и победить их у эльфов не получится никогда. В отличие от гномов, выбравших путь осторожного сотрудничества, вечный народ предпочитал высокомерное одиночество, веками скрываясь в своих лесах. С одной стороны они имели право на подобное отношение: жизнь, в десятки раз более долгая, чем у людей и благословение самой природы, о котором люди могли только мечтать — в каком-то смысле это и правда возвышало эльфов над человечеством. Но ценой за такую позицию были кровопролитные войны, после каждой из которых численность остроухих сокращалась раза в полтора-два.

Хотя, люди тоже были хороши. Даже я, не слишком хорошо разбиравшийся в ситуации, мог понять: даже дай эльфам полную свободу, они и за десяток тысячелетий не заселят человеческий континент. Побочным эффектом долгой жизни были крайне низкая рождаемость и медленный рост силы магов. Людям, способным за пару веков вырасти в численности в несколько десятков, а то и в сотню раз, эльфы никогда даже близко не были соперниками. Оставили бы остроухих в покое — пусть бы себе тихо-мирно жили в своих чащах. Так нет же, превосходство человечества должно быть абсолютным.

Вот только уничтожить эльфов людям также было практически невозможно. И тому также было две причины. Во-первых, святые древа, способные исцелить любые раны, если остроухий не умирал на месте. Пока они жили, захватить центральные города анклавов, сердца эльфийской цивилизации, было практически невозможно. А во-вторых, эльфийские святые. Благословлённые самой природой, способные использовать невероятную по мощи магию, а также воскресать после смерти с новыми силами. Пусть их можно было пересчитать по пальцам, каждый остроухий святой стоил нескольких человеческих Живых Крепостей. И так как скорость роста их силы могла заставить кусать локти даже человеческих гениев, каждое рождение такого благословлённого эльфа или эльфийки превращалась для людей в настоящее проклятье, а убийство остроухого святого — величайшим военным достижением.

А это означало, что выдуманная угроза, с помощью которой я хотел заставить Рейшу свести меня с Лирой, неожиданно стала более чем реальной. Святая дева эльфов, с которой я познакомился в подземелье некроманта, после начала войны наверняка оказалась одной из первых, если не самой первой в списке на устранение. Ведь даже по меркам человеческих магов она сейчас была довольно молода и любой грамотный генерал наверняка захотел бы устранить Лиру до того, как она станет реальной угрозой.

Меня, понятное дело, такой расклад не устраивал.

— То есть ты хочешь сражаться на стороне эльфов? — в глазах Лаэны легко читалось удивление.

Вечером через несколько дней после того, как покинули дьявольские недра, мы собрались в гостевой комнате номера гостиницы. Я уже давно понял, что в одиночку сделать можно куда меньше, чем с чужой помощью, так что решил первым делом обсудить с остальными происходящее и понять, что они думают по этому поводу.

— Ещё чего, — я покачал головой. — Что будет с остальными остроухими меня совершенно не интересует. Я хочу лишь найти Лиру.

— Ты что, правда влюбился? — Веск улыбался от уха до уха. — Вот уж от кого ожидал этого в последнюю очередь, так это от тебя!

— Я, вообще-то, теперь человек, — огрызнулся я, — по крайней мере частично. Почему это я не могу влюбиться? Хотя на самом деле я пока что сам не понял, влюбился или нет. И чтобы это понять, хочу её найти, пока что это всё.

— Ладно-ладно, я просто подкалываю.

— Если бы не знал этого, давно прибил. И ещё раз, нет, я не собираюсь сражаться за остроухих. Скорее уж против людей, если вам так проще. Так что нам надо решить, что делать со становлением Живыми Крепостями, потому что Воители, даже нашей силы, в этой войне мало что будут значить.

— Погоди-погоди, и что, никаких: «Я пойму, если вы не захотите идти со мной»? — Веск откровенно забавлялся.

— С какой стати? Перед тем, как мы отправились убивать Паттиса, я уже устраивал нечто вроде голосования. Каждый раз городить весь этот ненужный пафос я не собираюсь.