Ведьмино Варево (СИ) - Прибылов Александр Геннадьевич - Страница 17

Убранство местной дорожной гостиницы не блистало оригинальностью: толстые бревна сруба изнутри никто даже не почесался обшить доской или замаскировать еще чем. Большое помещение, сразу же едва ли не до боли напомнившее студенту самую обычную столовку, заполняли грубо сколоченные столы и не менее грубо воздвигнутые лавки к ним. У дальней стены нашлась лестница наверх и дверь, ведущая, видимо, в кухню. И все — никаких украшений, стоек, витрин, полок. Минимум излишеств. Глиняная посуда, которую вместе с объедками с одного из столов не успели убрать. А, вот: деревянная ложка вместо привычной стальной!

Ну и конечно же, люди. В зале, полутемном после яркого солнечного дня, находились всего четыре человека. Причем один из них мирно похрапывал в окружении той самой грязной посуды и нескольких кувшинов, распространяя по помещению запах прокисшего пива. Еще двое мужчин о чем-то тихо переговаривались за столом в углу — эти бросили подозрительные взгляды на Мяву, но сразу же потеряли интерес, продолжив шептаться. Четвертый темноволосый и с ухоженной бородой дядька самой купеческой наружности даже глаза не соизволил скосить, отдавая дань уважения расставленной перед ним снеди. Как пить дать — хозяин аварийной повозки: воспользовался оказией, пока работники седьмой пот по себе размазывают…

— Договариваться буду я, стойте и ждите, — тормознула подругу и Стёпу Куница. Оборотнице, после секундного раздумья, в руки отправилась перевязанная метла: — Я быстро.

Молодая девушка решительным шагом пересекла остаток общего зала и скрылась за дверью на кухню — куда ж еще та могла вести? Чем и воспользовался попаданец, подробнее рассматривая местных, заодно пытаясь поймать некий диссонанс. И ведь поймал: что караванщики на площадке, что посетители таверны — они оказались… обычными. Просто люди, по лицам и фигурам которых так вот сходу и не скажешь, что они из другого мира. Вот одежда отличалась, да только сам Степан уже начал к домотканому полотно-стайл привыкать. А закрыть глаза — так и вовсе может показаться, что зашел в общепит студгородка геологов в середине буднего дня. Разве что радио, включенного вполголоса, не хватает…

— За мной! — Ница вернулась — и пяти минут не прошло. — Нам разрешили занять сенник над дровником. После заката дадут повечерять — а за это утром нужно будет убраться в харчевой гостинца.

Чуть запнувшись, она тем не менее, уже на улице и потише, добавила:

— Ничего в мену не взяли, как я ни пыталась предложить. А княжеской монеты у меня не сыскалась…

…Расстилая многострадальный полог поверх сохнущего сена, Степан думал, что наконец-то удасться поскучать. Вотще! Стоило растянуться поверх грубой ткани — и сон сморил его мгновенно.

Беззаботно уснуть по примеру оборотня и чужака у Ницы не получилось. Более того, если бы не насмерть вдолбленная наука держать эмоции под контролем — ведьма бы и усидеть на одном месте вряд ли смогла. Проклятье! И ведь ничего такого вроде как и не произошло. Но — ведающая прямо-таки всеми фибрами своей души чувствовала: она не в Полночном лесу! Словно там осталась какая-то важная её часть, оставив Куничку одну, в полной неизвестности и пустоте! А она ведь ничего такого даже после разрыва с матерью не почувствовала! Да и выбрались за границу лесных чащоб всего-то ничего: на своих двоих от места вынужденной лодочной стоянки при всем желании за полдня далеко не уйдешь. Без нужного наговора, конечно. Который, как теперь ясно ощущала несостоявшаяся лесная колдунья, для степей не очень-то и подойдет!

К счастью, не подвели хотя бы люди: после рассказов Степана, знающего хоть чего-то о добрых трех десятках народов своего мира, Куничка заподозрила, что наладить общение с соседями-южанами окажется несколько сложнее, чем ей раньше казалось. Но нет: с хозяйкой таверны они договорились по правде, не отличимой от принятой в родной матушкиной деревне и знакомых соседних, откуда иной раз приходили гости. «Голодного накорми, усталого — устрой спать, коли он не враг тебе, не посыл, не нежить або нечисть коварная. Не в ущерб себе, но и не для виду, а честно, какая тебе по силам. Гостю честному следует отработать гостеприимство хозяйское.»

Единственное, что поставило молодую ведающую в тупик — это категорический отказ взять за ночлег, вечерю с утреней и припасы в дорогу что-то из вещей на обмен, прихваченных Мявой. Про существование «княжеской чеканки», серебряной и медных рубленных монет с выбитым гербом держателя престола кремлевского, молодая колдунья знала, даже держала в руках — у Леты хранилось по нескольку штук таких и таких. Однако смысл использовать их в качестве меня так и не смогла постичь: кусочки металла годились разве что отдать кузнецу сделать какую красивую штуку типа серебряной инкрустации на лезвие охотничьего ножа. И выглядит лепо, и нежити с нечистью материальной рану реальную нанести получится.

Ну и кто в здравом уме будет держать у себя вещь, что использовать не получится, лишь карман себе оттянешь? Причем ладно бы главная над кашеварами, прачками да дворовыми мужиками не старая еще властная женщина загнула непомерную цену — это бы Ница еще поняла. Хотя даже в том же лесу, где каждый уважающий себя охотник мог себе позволить в мехах с ног до головы щеголять, выделанная соболиная шкурка ценилась куда как больше запаса продуктов на несколько дней — но ладно. Так нет же — даже слушать не стала: давай монеты. Еще и посмотрела с этаким сочувствием, и посоветовала в следующем селе сразу избавится от части менового запаса, взяв деньгами. Чудно…

На самом деле Куница была уверена: если бы не взятое добровольно на себя… как его там, Стёпа говорил? А, инкогнито! То отношение к ведающей со спутниками сложилось бы кардинально другим. Лучшая комната, лучшая еда, никаких просьб взамен! Лесная ведьма сама лучше знает, как и чем отплатить добрым людям — вне зависимости, узнают те о благодеяниях или нет. Надо сказать, постоялый двор в руке ведающего определенно нуждался: цепочка оберегов, вырезанных прямо на столбах частокола уже давно выдохлась и никого сильнее залётного болотного огонька остановить была уже не в силах. Да и сам старый центральный дом не помешало бы где укрепить словом, а где и варевом пропитать, от плесени да жучков-древоточцев. Интересно, куда смотрит та или тот, в чьих обязанностях поддерживать порядок в этих землях? С другой стороны, может, не позвали хозяева — вот и не пришла, своих забот у колдунов всяко всегда хватает…

…Через некоторое время Куница поймала себя, что продолжает прикидывать: как ловчее да надежнее превратить неухоженный в плане ведовства гостинец в достойно и красиво защищенный от всего потустороннего объект. Чтобы местная очевидно старая ведающая (молодая бы не ленилась проверять своих подзащитных и без спросу) цокнула языкам да признала: молода, а могёшь! Может, предложила бы остаться себя, как немощь совсем уж случится, подменить и принять людей…

…Не признает, нет. Без книги в первую очередь — а так же без инструментов, с одной метлой. Изгой никому не нужен — кроме себя самой да двух вынужденных спутников. И слезы тут не помогут — ни те, что от жалости к себе, ни те, что от бессильной злобы. Потому утерев лицо, Ница закрыла глаза и начала про себя повторять наговор дороги: хоть разберется, что нужно поменять в нем в новых землях. А потом и до других наговоров дойдет. Это только кажется, что до летней темноты уйма времени, тянущегося и тянущегося для праздного разума как патока — а разуму деятельному все переделать и вечности не хватит! Во всяком случае, времени путешествия не хватит точно. А там уже, может, что-то и решится.

Растолкать засонь так просто не получилось. В лесу Мява мгновенно вскидывалась, стоило к ней прикоснуться, а вот на чужом сеннике, похоже, чувствовала себя в полной безопасности. И даже более того. Опустившаяся ночь принесла с собой лёгкую прохладу, и способная спать на снегу голой кошкодевушка, даже не просыпаясь…подгребла под себя Степана! Прижалась сама, обхватила руками и ногами, даже хвост обмотала вокруг ноги парня! А тот и пригрелся!