Сомнамбула - Чиж Антон - Страница 5

– Пан Бронислав? О, какое счастье… Наконец-то!

Перед ним стоял господин приличного вида, в пальто с поднятым воротником. Яцек забыл про обиду. Его встретили, и теперь он под заботами друга. Яцек искренне верил, что пан Бронислав его друг. Он захотел крепко пожать руку друга или еще лучше – обняться, как подобает землякам. Господин не изъявил желания проявить чувства. Напротив, изучающе рассматривал лицо Яцека, как рассматривают лошадь или новую шляпу. Яцеку стало неловко, он улыбнулся.

– Я уж подумал, забыли про меня… Пан Бронислав, а можно…

– Фотографию привез?

Яцек простил холодность, если не сказать грубость. Он был чувствительным юношей, но убедил себя, что в России добрый характер земляка мог испортиться. Чего еще ждать от империи?… Яцек вынул из кармана фотографию, сделанную в салоне на Новы Щвят[6]. Земляк переводил взгляд с него на снимок.

– Лично встречался?

– Конечно, пан Бронислав, обязательно надо понять характер человека и передать…

– Усвоил, что нужно делать?

– Это несложно… – Он показал выразительный жест, но его остановили.

– Не надо, перестань.

– О, простите… Пан Бронислав, а вы сможете устроить мне билет в императорский театр? Очень хочу посмотреть…

– Сначала дело.

– Конечно! Можете на меня рассчитывать…

– Очень надеюсь, – сказал пан Бронислав, пряча фотографию за пазуху. – Видишь крайнюю пролетку? Иди к ней, жди меня.

– О, благодарю!

Подхватив чемодан, Яцек спрятал разочарование за улыбкой. Разве так встречаются земляки? Разве это ему обещали?

Господин проследил, как юноша неумело закинул чемодан в пролетку и забрался сам. Он закурил папиросу. Боковым зрением заметил, что рядом появился еще кто-то.

– Ну, что там? – спросил он по-русски, не поворачивая головы и выпуская дым.

Рядом с господином, как будто случайно, остановился покурить человек невзрачного вида. Такого невзрачного, что в толпе может сойти за пустое место. Пройдешь и не заметишь. Ни одежда его, ни лицо, ни манера держаться, чуть сгорбившись, не оставляли в памяти ничего, кроме размытого серого пятна, что было несомненным талантом. Редким и нужным.

– В лучшем виде… Кондуктора допытывал, даже в вагон залез, потом побежал на телеграф… – ответил тот.

– Это все?

– Почти. За ним кто-то ходит. Умело и незаметно.

– Ты уверен?

Невзрачный усмехнулся:

– У меня глаз наметанный. Он – за ним, а я – за ними.

– Вот видишь, пан Почтовый, осторожность не бывает лишней, – ответил господин, прикрываясь рукой с папиросой. По-русски говорил он чисто, немного смягчая окончания слов.

– Тебе видней, Бронислав.

– Теперь другое. Нашел, кто то зробьив?

Раздался смешок, похожий на простудный кашель.

– Что ж не найти, дело нехитрое…

– Сведения точные?

– Обижаешь. Точнее не бывает, можно сказать, из первых рук. Господин старший помощник пристава Можейко чрезвычайно охоч до угощения. Как согреется, так язык развязывает, только держись.

– Кто он?

Тут неброский господин сделал глубокую затяжку и бросил окурок в лужу.

– Мой тебе совет, Бронислав, не связывайся с ним.

– Не твоя печаль. Кто?

Почтовый шмыгнул носом, будто не решаясь сразу произнести опасное слово.

– Ванзаров Родион Георгиевич.

– Охранка?

– Нет, из сыскной.

Бронислав повернул к нему голову.

– Цо такэго? Обычный чиновник. Тупой и ленивый.

– Я тебе совет дал, а дальше твое разумение, – ответил невзрачный.

– Теперь ходи за ним, чтоб каждый шаг его знал.

– Это можно. Только надо бы за прошлые труды.

В карман пальто Почтового влезли несколько мятых купюр.

– Не сомневайся, глаз не спущу.

Швырнув недокуренную папиросу под ноги, Бронислав пошел, не прощаясь. Он не видел, какой кривой усмешкой проводил его господин со странной фамилией Почтовый. Хотя, впрочем, каких только чудных и редкостных фамилией не встретишь в Петербурге, каких и быть не может. Вот, например… но не в этот раз.

Запрыгнув в пролетку, Бронислав устроился на диванчике и дружелюбно ткнул юношу в бок.

– Первый раз в столице проклятой империи, а, пан Яцек?

Юноша ответил дружеской улыбкой.

– Первый. Хотя изучал историю и архитектуру.

– Вот и хорошо, молодец. В знании – сила. Пригодится. Особенно расположение улиц и проходных дворов.

– Пан Бронислав, остановлюсь у вас?

– Зачем у меня. Почетный гость обязан проживать в лучшей гостинице.

– Неужели в «Европейской»? – чуть не задохнувшись от счастья, спросил Яцек.

– Зачем «Европейская»? «Европейская» пустяк. Будешь жить в «Виктории». Первый разряд…

– О, благодарю вас! Так мы сейчас туда?

Пан Бронислав окинул взглядом юного соседа по пролетке.

– Пан Яцек, ты не голоден?

– Нет, что вы, пан Бронислав! – отчаянно соврал Яцек, который последний раз съел бутерброд в буфете на перроне в Вильно.

– Ну и хорошо. Тогда пообедаем после.

– А сейчас куда? – спросил Яцек, обожавший все новое, особенно приключения.

– Приведем тебя в порядок, наведем столичный лоск, – ответил Бронислав и крикнул извозчику: – Трогай!

Ванька в потертом тулупе, глухой к журчанию чужой речи, хлестнул лошаденку вожжами. Пролетка тронулась к Варшавскому мосту, перекинутому через Обводный канал.

Проезжая по мосту, Яцек свернул голову, рассматривая высокую краснокаменную церковь Общества трезвости, стоящую вблизи вокзала. Впереди он предвкушал чудные красоты столицы проклятой империи. Той самой, что разделила и поглотила его бедную родину.

Столица империи предлагала развлечения на любой вкус: от певичек кафешантана до лекций по греческой философии. Лекции и полезные выставки чаще всего устраивались в больших залах Соляного городка, фасадом выходивших на Фонтанку, а тылами в Соляной переулок.

Здесь находились целых три музея: Кустарный, Технический и Педагогический музей военно-учебных заведений. В залах Кустарного вот уже несколько дней как развернулась Выставка камнерезного мастерства и уральских ремесел. Все, чем богаты Уральские горы, шахты и рудники, было выставлено в виде каменных, чугунных и литейных изделий. Из уральских богатств не выставили только каторжан, арестантов и ссыльных. Да и то сказать, незачем смущать столичную публику звоном кандалов и тюремными песнями.

Выставка была смотринами того, что предстояло везти через два года в Париж, на Всемирную выставку 1900 года. Для широкой публики экспонаты не представляли большого интереса. Ну, разве вырезанные из камня шкатулки, подсвечники и прочие предметы домашнего обихода. Посетителей было мало, залы пустовали.

Около полудня в зал вошла дама, одетая в жакетку модного фасона и теплую, по погоде, шапочку. Лицо ее прикрывала густая вуаль. Она осматривалась, будто искала что-то нужное, когда наконец заметила Уральское общество обработки камней. В стилизованной под старинный терем экспозиции были выставлены каменный набалдашник для трости, искусно вырезанные головы гончих, мундштуки, чернильные приборы, тонкие гребешки, массивные пепельницы и прочие предметы, которые так приятно показывать гостям, никогда ими не пользуясь. Около терема скучал приказчик. Даме он поклонился с большим рвением и спросил, чем может служить.

Дама оглянулась, будто за ней слежка.

– Я ищу господина Зосимова, – тихо произнесла она.

– Прошу простить… мадам, – ответил приказчик наугад, не видя ее лица и угадывая замужнюю женщину по фигуре. – Что вам угодно?

– Передайте ему… – Тут она запнулась и, приблизившись на полшага, произнесла: «Ищущий найдет награду свою»…

Приказчик повел рукой в глубину терема.

– Извольте пройти за ширму. Вас ждут.

Дама, немного робея, прошла мимо столов с каменными изделиями и отодвинула занавес черного шелка. Внутри было темно. Две толстых свечи неясно освещали столик, на котором что-то темнело.