Четвертый поцелуй (СИ) - Алешкина Ольга - Страница 2

— Какая мания, ты че несёшь?! — возмутился он. Стукнул ладонью по крыше моей машины и подвел: — Чокнутая.

— Вот, — выставила я палец и заметила: — У вас психика не стабильная.

Он раздул ноздри и отмахнулся:

— Ладно, будем считать, что ты талантливая актриса и я тебя не интересую.

Идиотизм. Он всерьёз решил — я протаранила его специально? Наличие недешевой тачки, да более-менее сносной мордахи ещё не повод думать подобные мерзости о каждой встречной девушке. Парень отступил, прошел к капоту и присел. Осмотрел мою машину, переключился на свой бампер, и снова вернулся ко мне:

— У тебя КАСКО есть?

— Не-а.

— В общем, так, кукла, смотри, что у нас выходит. При любом раскладе виноватой признают тебя и на ремонт тебе ничего не обломится. Свой бампер я способен заменить сам, чем торчать тут в твоей компании, да потом ещё полдня у гаишников, поэтому предлагаю разъехаться с миром. Как тебе моё предложение?

С предложением я, разумеется, согласна, возмущало лишь одно — чем его моя компания не устраивала? Я и сама не планировала любезничать с ним, но укол по самолюбию нанесен. Даже не подозревала, что оно у меня настолько ранимое. И это его невежливое обращение «кукла» … ну, да и бог с ним, отстал — хорошо. Даже денег не требует.

— Идёт, — кивнула я. Завела машину, выпрямила спину и пленительно улыбнулась: — Всего хорошего!

Отвечать он счёл излишним, буркнул под нос недовольство и направился к своей тачке. Видимо моя улыбка не такая уж и пленительная. Я фыркнула, пожала плечами и тронулась.

Джип ехал следом, данный факт меня тяготил. Я несколько раз снижала скорость и прижималась вправо, предлагая меня обогнать, он и не думал идти на опережение. Более того, сбрасывал скорость сам и даже немного увеличивал расстояние между нами. В итоге я плюнула, поехала быстрее, стараясь беспрестанно не высматривать его в зеркала.

В Поселок имелось два въезда, в народе обзывались верхний и нижний. Он свернул в нижний, я облегченно выдохнула и поехала дальше — мне требовался верхний.

Подъехала к дому, где провела восемнадцать лет своей жизни, вышла из машины и осмотрелась. Чей-то черный кот нахально дрых в баб Тасиной клумбе, примяв вытянувшуюся молодую поросль. «Ох, и влетит же тебе!» У гаражей два пацана возились с велосипедом, немного поглазели на мою машину и вернулись к своему занятию. Я их не интересовала вовсе. Черемуха давно отцвела, зато сирень ещё радовала глаз. Я сорвала одну кисть лиловых соцветий и попыталась найти пяти лепестковое. Нашла, загадала желание и сунула в рот. Пожевала и проглотила, как в детстве. Господи, как давно и недавно это было, хоть одно сбылось?! Попыталась припомнить детские мечты — несколько сбылось, из тех, что самые банальные. Машина вон, например. С тоской в очах, я покосилась на капот и вздохнула: ладно, чего теперь горевать, отремонтирую, главное сама целёхонька.

Маму я навещала последний раз в декабре, накануне нового года. Шальная мысль, отметить праздник вместе, выветрилась из меня утром тридцать первого, благодаря мамуле и её сожителю Мишане. Михаил Андреич, будучи в одном исподнем, с хрипотцой и задором с самого утра выводил «Три белых коня», под бодрый мамин аккомпанемент. Я спешно умывалась и собирала вещи, тихо радуясь, что мама ещё не научилась бренчать шансон. Провожали меня весело, под «Зимнюю вишню», и искренне недоумевали «чего это я выдумала уехать».

Могу с уверенностью заявить, зимой дом выглядел более уныло. Усыпанные листвой сирень и акация сейчас прикрывали значительную часть некогда белого фасада, с потрескавшейся местами штукатуркой. Я вошла в пропахнувший сыростью подъезд, миновала три деревянных ступени и встала у перил. Дом у нас одно подъездный, двухэтажный на восемь квартир, соответственно, по четыре на этаже. Наша и баб Тасина двери свежеокрашены серой краской, в параллельном ряду соседи сменили на современные, металлические. Может и матери заменить? Тишина стояла на этаже подозрительная, небывалая, сказала бы я. Даже телевизора из квартиры соседки не слышно, а баба Тася любит вздремнуть под сериал, причем убавлять громкость ей никогда не приходило в голову.

Квартира оказалась не заперта. Я толкнула дверь, скинула в прихожей кеды и прошла в кухню. Чисто. Хороший знак. Пару чайных кружек на дне раковины в расчет не беру, хотя ещё не факт, что из них пили именно чай. Живая душа нашлась в количестве одной штуки: Мишаня спал на диване в гостиной, притулив голову на свои ладони.

— Михаил Андреевич, — громко позвала я. Особо он мне не нужен, да негоже вполне здоровому мужику днём почивать. — Мама где?

Он подскочил по-солдатски, присел, вытянулся в струнку и только после распахнул глаза. Именно распахнул. Ресницам, обрамляющим веки Мишани, позавидует любая девушка. Сфокусировал на мне недоверчивый взгляд, убеждаясь, что я не мираж, а стою перед ним из плоти и крови, крякнул и заголосил:

— Вот те раз! Женечка наша приехала! Ух, ты ж! Ух!

Мишаня подскочил, хлопнул себя по ляжкам и присовокупил что-то о счастье привалившем в дом. Под этим счастьем, судя по всему, подразумевалась я. Хотя не исключаю, что радовался он, узрев повод «отметить знаменательное событие».

— Мама где? — повторила я вопрос.

— Так на работе она, Жень. На работу ж устроилась, к помещику нашему. Хорошая работёнка, не пыльная, всех делов раз в день полы в офисе помыть.

— Отпад, — буркнула я.

— Чего, Женёк?

— Супер, говорю! От учителя до поломойки — блестящая карьера! — Андреич скуксился, предвкушая возможную нотацию от меня, и загрустил. Напрасно, кстати, я сейчас не в том расположении. — Идемте, с сумками мне поможете.

Он засеменил за мной на улицу, забежал вперед, распахнул мне подъездную дверь. Сама галантность, в трико и мятой футболке. Вообще-то, Мишаня вполне приятный, несмотря на рассечённую по молодости бровь и абсолютно лысую голову. Шрам хоть и придавал ему залихватский вид, зато ресницы сглаживали. Этакий вечный рубаха-парень, несмотря на свои пятьдесят. Здоровьем не обижен, только работать не любил, прикрываясь всякий раз своей судимостью. Мол, не берут никуда. Сколько его знаю, перебивается случайными заработками.

Когда он появился в нашем доме, я долго скандалила с мамой, кричала «только уголовников нам не хватало!», мать гордо вскидывала голову, называла его страдальцем, сидевшим по политической статье. На деле всё оказалось куда прозаичнее и сидел он за драку в пивнушке, а вот поскандалил с товарищем, как раз, не сойдясь в политических взглядах. Не знаю какой он ключик подобрал к маме, но я на тот момент уже переселилась в город и в итоге смирилась с его присутствием в доме. С его появлением мать и пить стала как будто реже.

Запила она через полгода после ухода отца из семьи. Оба они трудились в местной школе, мама учитель музыки, отец физкультуры. Перейдя сорокалетний рубеж, папа спутался с приезжей учительницей, молодым специалистом, мать не выдержала пересудов в школе. Расставались они тихо, интеллигентно, почти без скандала. Папа робко заявил, что имеет право на половину имущества, мама вручила ему его гантели и присовокупила:

— Пилите гири, Шура, они золотые!

Дело в том, что кроме музыки, мама увлекалась советским кинематографом и в её речи частенько проскальзывали подобные цитаты. Она просто обожала крылатые фразы. Думаю, не трудно догадаться, что моего отца зовут Александр.

Работать в одном коллективе не представлялось возможным и, как только закончился учебный год, отец, с его новоиспеченной пассией, уехал пытать счастья за триста километров от родины. Мама купила путевку и уехала в санаторий, подлечить душевное равновесие. Но либо не там лечила, либо раны оказались гораздо глубже. Летом она ещё держалась, к концу первой четверти всё чаще вечерами закрывалась в своей комнате, а по утрам особо тщательно и подолгу чистила зубы. Мусор стала выносить сама. Мы с сестрой тогда учились в одиннадцатом и вполне могли сообразить, что к чему.