Борьба незримая (Книга 2) - Чудинова Елена В. - Страница 11

• Предыдущая
• 11/50
• Следующая

- Так точно, г-н штабс-капитан! - Сережа, прежде чем положить книгу во внутренний карман куртки, с демонстративно насмешливой улыбкой пробежал глазами титульный лист. - Спасибо, что не Ивана Рукавишникова.

15

Дребезжащий вагон, зазвенев плохо пригнанными стеклами, остановился, немного не доехав до Елагина моста. Обрадовавшись возможности покинуть переполненный трамвай, Сережа спрыгнул с подножки не дожидаясь, пока вагон тронется вновь. Дорога до назначенного мостика заняла быстрым шагом не более пяти минут: взглянув на часы, Сережа убедился, что пришел почти на полчаса раньше. Вытаскивать треклятый томик Надсона было, очевидно, рано. "И, собственно, почему морщиться при слове "Надсон" является признаком хорошего тона? Я пошел давеча у этого на поводу - хотя скорее это был повод хоть как-то взбесить Некрасова. Но Надсона я тронул ради этого зря. Он не поэт - но он как-то слишком беззащитно чист, и морщиться на него грязновато..." Сережа, насвистывая, прошелся несколько раз туда и обратно по мостику. Мимо прошли красный курсант, обнимающий за талию девушку в кожаной юбке и лихо заломленном берете. Курсант на ходу скользнул по Сереже настороженно-подозрительным взглядом. "Нюхом, что ли, чуют?" Сережа, продолжая насвистывать, склонился над чугунными перилами, наблюдая колеблющееся отражение колыхаемой ветром листвы в неподвижной воде. Прошли еще два курсанта: до Сережи долетели слова "набор" и "доппаек".

- Послушайте, милый юноша, доставайте немедля то, что должны показать, и следуйте поживее за мной, если, конечно, не сошли с ума окончательно! - Сережа, вздрогнув, с изумлением обернулся на неожиданно возникшую за ним девушку лет двадцати. В голосе ее звучало еле. сдерживаемое негодование.

- Простите, mademoiselle?

- Ну же! Я жду! - Девушка, лицо которой было затенено складками ажурной черной шали, нетерпеливо топнула ногой. Нога, мелькнувшая из облегающей черной юбки, была маленькой, узкой, обутой в открытую черную туфельку, державшуюся на трех переплетенных тесемках не шире часового ремешка. Ее платье, выше локтей открывающее руки, было еще мыслимым для ресторанного зала, но представлялось просто невозможным на улице и в дневное время. Однако то, что в первое мгновение подумалось Сереже, было несомненной ошибкой.

Продолжая недоумевать, Сережа вытащил из кармана. лиловый томик Надсона в скороходовском издании.

- Все верно. - Щелкнув серебряным замочком маленькой шелковой сумочки, девушка вынула и показала Сереже сложенный вчетверо листок чистой бумаги. - Идемте! Не спешите слишком явно. Возьмите меня под руку. У той скамейки ненадолго сядем.

Приноравливаясь к мелкому шагу девушки, Сережа пошел неторопливой, прогуливающейся походкой, почти открыто рассматривая обращенное к нему в три четверти лицо. Незнакомка оказалась старше, чем по первому впечатлению: ее чрезмерно узкое, с японскими глазами и острыми скулами бескровное лицо было тронуто у рта и век сеткой еле обозначенных усталых морщинок. Это придавало лицу отпечаток какой-то трагической, беззащитной хрупкости. Хрупкой и узкой казалась и лежавшая в Сережиной руке маленькая рука, украшенная тоже очень "не дневным" браслетом: сплошь уложенные пиропы образовывали обвившуюся .вокруг руки змейку. Это был модерн в самом изысканном своем воплощении.

- Гранаты вовлекают в гибельные страсти всех, кроме Дев и Стрельцов, - перехватив Сережин взгляд, неожиданно произнесла девушка. Чем сильней вовлекают, тем ярче горят. Но мне это безразлично. Это подарок Артюра. Он сам это сказал, но все же подарил. Может быть - именно поэтому. Артюр - мой жених, который погиб в особняке Морозова в Трехсвятительском. Он был с Поповым.

"Ох и наешьтесь каши, Ржевский, общаться с эсеровской публикой", прозвучали в ушах шокированного Сережи веселые слова Зубова.

- Если это не прозвучит нескромностью, mademoiselle, - чуть отстраненно проговорил он, опускаясь рядом с незнакомкой на скамью, - как мне надлежит обращаться к Вам, позволено ли мне будет представиться, и чем я только что имел несчастье вызвать Ваше неудовольствие?

- Надо же иметь голову на плечах. - По бледным губам эсерки скользнула похожая на тусклую бабочку улыбка. - Чем Вы занимались на мостике?

- С Вашего позволения, любовался игрой отражений.

- Своевременное занятие. А больше Вы таки ничего не делали?

- Размышлял о Надсоне.

- Мило. Только помимо этого Вы еще и насвистывали.

- ...Простите?

- Не делайте таких изумленных глаз. "То ли дело, то ли дело под шатрами..." Прибавить к этому выправку. Рядом - училище комсостава. То, что Вас не сгребли под белы ручки на выяснение личности, я могу объяснить только клиническим идиотизмом курсантов, что гуляли вокруг.

- "В поле лагерем стоять!" - Сережа негромко расхохотался. Засмеялась и незнакомка: смех ее показался Сереже неожиданно живым и тоже чуть фарфорово-японским. - Mademoiselle, я - осел! Но теперь мне ясно, почему Вы узнали меня раньше, чем я вытащил Надсона.

- Очень трудно было бы не узнать и без этого. Беда с вами - вы все, монархисты и кадеты, не имеете малейшего понятия о конспирации.

- Не судите строго, mademoiselle, мы - военные, а не заговорщики.

- В том-то и дело. Что же до первых Ваших вопросов - мы слишком ненадолго друзья, и наш строгий принцип - чем меньше информации друг о друге, тем лучше. Не будем отступать от него и в малом. Моя партийная кличка - Елена. Этого довольно. Представьтесь одним именем или назовите звание - для обращения.

- Je suis un enseigne13, - Сережа, невольно скривившийся от слов "партийная кличка", непроизвольно подчеркнул свою политическую означенность, выбрав из предложенного звание, а не имя. - Но все же мне не хотелось бы обращаться к Вам с незаслуженной мною короткостью. Может быть, снисходя к моим монархическим предрассудкам, Вы назовете отчество?

- Я - Елена.

Ронстон. На какое-то мгновение Сереже показалось, что с губ девушки на самом деле слетела эта таинственно влекущая фамилия... Бред... Но непонятный стиль ее облика стал ясен отчетливо и мгновенно. Вкус в безвкусице, томный надлом всех сплетающихся в экзотический цветок модерна линий, ночной облик среди дня, чуждый дню - богема. Женькина петербургская жизнь. Каким Женькиным повеяло сейчас от этой усталой девушки!..

• Предыдущая
• 11/50
• Следующая