Борьба незримая (Книга 2) - Чудинова Елена В. - Страница 4

• Предыдущая
• 4/50
• Следующая

Дверь подъезда открылась. По широким ступеням крыльца начала спускаться девочка лет девяти-десяти.

Она прошла мимо Вадима, не замечая его, но сама невольно привлекла его внимание. Это был какой-то очень дореволюционный ребенок: белая цигейковая шубка и шапочка с помпонами из меха, высокие ботинки, юбочка из шотландки, все по росту и по размеру - традиционный будничный вид ребенка, когда-то такой обычный и такой необычный сейчас...

Еще раздумывая об этом, Вадим поднялся на второй этаж и - звонок, разумеется, не работал - постучал в дверь. Прошло около пяти минут. Вишневский постучал снова. Может быть, ошибка? Нет, в полумраке лестничной площадки поблескивала медная табличка: "Инженер В. Д. Баскаков".

Нет, ошибки никакой...

Вишневский опять постучал. Какие дела могли заставить Баскакова уйти из дому в назначенное для встречи время?

Машинально вытаскивая портсигар, Вишневский медленно спускался по лестнице... Подождать немного? Пожалуй, около десяти-пятнадцати минут можно спокойно, не привлекая внимания посидеть во дворе.

Выйдя во двор, Вадим снова увидел "дореволюционную" девочку: стоя у каменной вазы, она собирала с нее рукой снег и, набрав полную горсть, поднесла ее ко рту.

- Разве можно есть снег! - невольно окликнул ребенка Вадим, подходя ближе.

- Можно. - Девочка смотрела на него: у нее был немного острый подбородок, большие, как у большинства детей, глаза очень необычного цвета - с радужкой из серых, зеленых и коричневых причудливо перемешанных точек - без единой желтой. - Если больше нечего.

Перестав все же есть снег, девочка посмотрела на растерявшегося Вадима так, словно ожидала от него чего-то плохого, но при этом ничуть не боялась. (Лицо ее, впрочем, не несло отпечатка истощения, вынуждающего утолять голод снегом.)

- Извини, пожалуйста. Я думал... - Вишневского поразила неожиданная догадка. - Из какой ты квартиры?

- Из третьей. - Девочка рассматривала его все так же недобро и... высокомерно.

- Значит, Владимир Дмитриевич - твой папа?

- Да.

- А где же он?

- Не знаю.

- Он пропал?

- Да... - Мозаичные большие глаза смотрели уже несколько мягче: придя к какому-то выводу относительно Вадима, девочка наконец проговорила: - Его вчера увезли какие-то люди.

- И ты не догадываешься, какие и куда?

- Может быть, догадываюсь. А Вы... - Взгляд стал испытующим. - За кого Вы?

- За Царя и Отечество. - Голос Вишневского прозвучал серьезно: каким-то внутренним чутьем ему удалось отгадать, чего ждал от него этот странный ребенок.

- Папу арестовали.

- Тебя, кажется, зовут Таней? - неожиданно вспомнил Вадим, на днях слышавший краем уха кое-что об инженере Баскакове.

- Чаще меня зовут Тутти.

- Послушай, Тутти, тебе нельзя оставаться здесь. Я должен спрятать тебя в более безопасном месте. Мы постараемся освободить твоего папу, но тебе сейчас нельзя оставаться здесь.

- Хорошо. Но мне нужно кое-что взять.

Теперь, выяснив, что Баскаков арестован, Вишневский понимал, что минутное промедление в этом месте может оказаться гибельным, а подниматься в квартиру - по меньшей мере безумием.

- Пойдем, только очень быстро!

Они поднялись по лестнице и вошли в квартиру, которую Тутти отперла своим ключом.

Вадим знал, что именно толкнуло его пойти на опрометчивый шаг, знал острее, чем мог бы выразить словами. Этот ребенок еще был связан, последние минуты жизни связан со своим домом. И сейчас эта связь порвется. Еще одну легкую былинку сорвет сейчас с места и неизвестно куда понесет по волнам людского моря...

Последний раз серьезно повесив шубку и сняв шапочку (у нее оказались прямые каштановые волосы, подстриженные, придававшие ей сходство с маленьким пажем на картинке детской книжки), Тутти в сером пуловере и клетчатой юбочке (сейчас Вадим заметил, что ее высокие ботинки зашнурованы не очень умело) легко двигалась по квартире, что-то собирая, - тоненькая и гибкая как ореховый прутик...

Квартира инженера Баскакова поражала тягостным контрастом атмосферы спокойного комфорта с явными следами недавнего вторжения. Паркет истоптан сапогами, ящики - выдвинуты, в кабинете, как видно было Вадиму через распахнутые двери гостиной, обставленной темной ампирной мебелью, пол вокруг стола завален ворохами бумаг.

"Нет, скорее она походит не на пажа, а на принца. Эта необычная для такого возраста нарочитость в манере держать голову, в жестах, в движениях... Но нарочитость, уже настолько въевшаяся в натуру, что стала почти естественной. Очень странный ребенок".

Вадим прошел вслед за Тутти в другую комнату, явно принадлежавшую ей, - со множеством разноцветных детских книг в шкафу, с большим количеством игрушек, среди которых выделялся усевшийся на кресле в углу потрепанный плюшевый медведь невероятных размеров, с маленьким столом, по которому были разбросаны тетрадки - трогательные тетрадки, исписанные детским круглым почерком, испещренные кляксами тетрадки с сочинениями, изложениями, хриями...

- Вот. - Девочка сняла с полки очень потрепанную книгу. - Ее непременно надо взять.

"Принц и нищий" - разглядел обложку Вадим.

- Тебе, вероятно, нравится Эдуард принц Уэльский?

- Эдуард принц Уэльский - это я, - отрезала девочка, укладывая книгу в маленький саквояж.

"Теперь многое понятно. Эта потрясающая детская способность отождествлять себя с литературными героями - иногда она так или иначе оформляет характер на всю жизнь. Как у Юрия - когда он, немногим постарше, отождествлял себя с Атосом у Дюма. И все мы верили в это - словно в тринадцатилетнем мальчике на самом деле проступали черты пресыщенного жизнью бретера... Не с этого ли они так быстро проявились в жизни?"

- Тутти, дольше оставаться нельзя!

- Идем.

Девочка заперла квартиру и положила в карман шубки ключ - как будто это имело какой-то смысл.

Спускаясь по лестнице, Вадим почувствовал, что нервы неожиданно начинают сдавать: он невольно схватил девочку за руку и ускорил шаги.

...Отойдя от опасного дома достаточно далеко, Вадим ощутил, как нервный спазм, сжавший сердце, когда они шли через двор, постепенно ослабевает. Не выпуская маленькой руки Тутти, он шел, не замечая, что за каждый его шаг ребенку приходиться пробегать полных два. Тутти, выскочившая из брони настороженного недоверия, не переставая говорила на ходу. Из сбивчивого ее рассказа Вадим узнал следующее...

• Предыдущая
• 4/50
• Следующая