Э(п)рон-4 (СИ) - Быченин Александр Павлович - Страница 18

— Хм, — вынужденно задумался я, — похоже на правду. У тебя всё?

— Вроде бы. Если что-то ещё вдруг выяснится, дам знать.

— Буду надеяться, — буркнул я, потеряв к собеседнику интерес. И так уже задержался изрядно, кто знает, чем там Машка взаперти занимается? Дождался, когда за главным безопасником закроется дверь, и обратился к мини-гексу: — Кумо, готовь «жучка», даю официальную санкцию. Действуй при первой же возможности, не запрашивая подтверждения. И включи запись.

— Принято, капитан Заварзин.

— Н-да… чего-то мне не по себе, — замешкался я перед дверью спальни. — Влад заразил, что ли?

— У вас проблемы этического плана, капитан Заварзин? — не сдержал любопытства мини-гекс.

— Они самые… ладно, открывай.

Будем надеяться, что Машка не притаилась сбоку от дверного проёма с занесённым стулом в руках. А что, вполне возможная ситуация. И это так, навскидку. Она явно и на большее способна, как показал печальный опыт…

Ф-фух, вроде обошлось — как минимум, по башке ничем тяжёлым не прилетело в первую секунду. Ровно так же, как и во вторую, третью и четвёртую. Больше я ждать не стал, шагнул в помещение и мазнул взглядом по внутренностям хорошо знакомой спальни. Вот только сестру почему-то не заметил…

— Кумо?

— Объект «Мария Завьялова» прячется за кроватью, — незамедлительно сдал Машку тот.

Вот что значит непредвзятое отношение и отсутствие заинтересованности! Я-то на нервах, и вообще… а моему голографическому помощнику всё пофиг. Кстати, а чего это Машка так бездарно укрылась? Будь я чуть спокойнее, и сам бы сразу заметил её макушку — тёмная, лишь чуток не дотягивающая до рыжей шевелюра довольно контрастно выделялась на фоне светлого пледа. Так что вряд ли пряталась, скорее пыталась отгородиться от жестокого мира. По мере возможностей, конечно же. Бьюсь об заклад, что сидит сейчас, поджав ноги и обняв колени руками. Этакий комочек, беззащитный и жалкий… а ещё всхлипывает. Н-да… как я теперь понимаю собственных предков! У самого что-то такое в груди шевельнулось…

Ну, что я говорил? Так и есть. Стоило немного сместиться в сторону, и Машка предстала перед взглядом во всей сомнительной красе восемнадцатилетней девчонки-нигилистки. Единственное, насчёт всхлипываний попал пальцем в небо — Машка сейчас настолько сурова, что рыданий от неё не дождёшься. Максимум всхлипнет и шмыгнет носом, но и только. И случилась с ней сия метаморфоза довольно давно, месяцев пять-шесть назад. Если обратиться к моему собственному опыту депрессий, скорее всего, именно тогда она и «перегорела» — осознала и приняла смерть родителей и собственное незавидное положение в этом жестоком мире. А так да, коленки обнимает и смотрит в никуда. И взгляд, что характерно, абсолютно пустой. Аж жутью обдало, когда на него случайно наткнулся. Хорошо хоть, Машка на меня среагировала: встрепенулась, и в глаза вернулась осмысленность.

— Маш?

— Чего припёрся?!

Показная грубость, призванная замаскировать тщательно скрываемую боль. Плавали, знаем. Но это ничего, это даже хорошо, потому что прогнозируемо. Теперь бы ещё из равновесия вывести и развести на откровенность. А на форму плевать, потерплю, не барин. Уже больше года как.

— Может, расскажешь, что это было? — как можно спокойнее поинтересовался я.

Знали бы вы, с каким трудом оно мне далось, это самое спокойствие!

— Да пошёл ты!

Хм… и это тоже ожидаемо. Ладно, попробуем с другой стороны зайти.

— Может, на кровать переберёшься? Неудобно с твоей макушкой общаться.

— А тебе не всё ли равно?!

— Представь себе, нет.

— Да неужели?! — яростно зыркнула на меня Машка. — А я-то думала, что мебелью тут работаю! Всем на меня пофиг!

— Совсем дура?! — возмутился уже я. — Додумайся ещё Лизке такое сказани!

— Не сахарная, переживёт! — огрызнулась сестрица.

— Она-то переживёт, а что насчёт тебя? — вкрадчиво осведомился я. — Вдруг обиду затаит?

— И что? Что она мне сделает?! Такая же безвольная кукла, как и я!!!

— Ошибаешься, — холодно сказал я. — Она не безвольная кукла. Она живёт полной насыщенной жизнью…

— Когда мелкие позволяют!!!

— Это её осознанный выбор. И ты прекрасно знаешь, что он далеко не самый плохой. Скорее, наоборот — практически идеальный для женщины. И семья есть, и любимое дело. Вот представь на мгновение, что она обиделась и запретила тебе видеться с Алексом-младшим и Ксюхой…

— Ты зубы-то мне не заговаривай, Алёша!

Ух, как она! Особенно вот это «Алёша» — столько презрения в довольно короткое слово затолкать это ещё надо умудриться. И ведь получилось! Хотя чего она к имени-то привязалась? Или?.. Нет, не ухватил — догадка мелькнула на периферии сознания, но и только. Рановато ещё. Слишком мало информации для выводов. Но вроде бы ведётся, что тоже плюс. Так что продолжаем в том же духе.

— А вы, Мария Фёдоровна, берега-то не путайте, — чуток добавил я льда в голос.

— А то что?! — с вызовом уставилась та на меня. — Поколотишь? Или вообще убьёшь нахрен?! А, Алексей Алексеевич? Ну давай, не стесняйся!

Чёрт, опять презрением обдала. И чего ей в моём новом имени не нравится? То, что оно новое? Хм… пожалуй. Не одобряет, значит, моего отречения. Впрочем, оно и понятно — аристократка и по происхождению, и по воспитанию.

— Хорошо подумала?

— Более чем! Лучше так, чем клетка!!!

— А не охренела ли ты, сестрица?

— Вот, молодец! Уже и глаза кровью налились! И кулаки, вон, побелели! Верной дорогой идешь, Алёша! Давай, вперёд!!!

Ха! Ну, как хочешь. В эту игру можно и вдвоём поиграть.

Не говоря более худого слова, я с решительным видом шагнул к Машке, навис над ней, с удовлетворением отметив, как она сжалась в предчувствии удара… и рухнул на койку пятой точкой. Реакция, надо сказать, превзошла все ожидания: кровать ухнула и задрожала, а Машка в ужасе вскрикнула, вжавшись боком в стенку.

— Дура ты, Машка, — устало процедил я.

Злость куда-то улетучилась, осталась лишь пустота. И глухое раздражение — и на самого себя, и на безмозглую сестрицу, и на весь мир в целом. Хорошо хоть, поддающееся контролю.

— А ты вообще… дебил! — всхлипнула отлипшая от стены Машка.

— Поверила, что ли? — усмехнулся я. Но усмехнулся невесело — мало радости осознавать, что тебя до такой степени боятся. И кто?! Собственная родная сестра! Врагам как бы и положено, но она-то с чего?.. — Слушай, это даже оскорбительно. Ты же меня знаешь…

— Ой ли?..

Хм… а ведь верно… сам же недавно что-то такое Владу втирал, а взглянуть на ситуацию с Машкиной стороны и не догадался. Ей ведь как бы не хуже пришлось, чем мне — был брат младший, бестолковый, как младшим и положено, а стал взрослый женатый мужик с детьми. Целая пропасть между нами, если подумать. А ведь когда-то были погодками, что лишь добавляло проблем родителям.

— Ещё как знаешь, не прибедняйся! — всё же возмутился я. — Я тебе хоть раз повод дал настолько плохо обо мне думать?

— Да сколько угодно!

— Ладно, уточним формулировку, — поморщился я. Для неё наши детские конфликты ещё очень свежи в памяти. Разве что она технично обошла один скользкий момент — их инициатором обычно она же сама и являлась, на правах старшей. — После нашего воссоединения я тебе хоть раз повод дал? Чего молчишь?

— Гад ты, Сашка!

— Маш, я же просил.

— Ладно! — рыкнула сестрица. — Гад ты, Алекс!!! Так лучше?!

Конечно, лучше! Особенно после этого презрительного «Алёша». Вот только ей об этом знать не обязательно. Но и промолчать тоже неправильно будет.

— Не особо, — вынужденно признал я. — Слушай, давай поговорим как взрослые люди. Вот чего тебе не хватает? Только честно!

— Жизни мне не хватает!!! — даже на миг не задумалась сестра. — Хочешь честно? Получай! Я не живу, я существую! Плыву по течению, расту, как какой-нибудь куст, и всё! Я никто и звать меня никак! Хватит, или ещё?!

— Э, мать, да у тебя обычный подростковый кризис! Только затянулся что-то…